собираюсь о них говорить. А теперь, поскольку других разногласий у нас

пока не возникало, согласимся далее, что Жизнь свои попытки приближения

к божественному идеалу не измеряла достигнутой красотой или физическими

достоинствами; ведь еще наш друг Аристофан отметил, насколько

совершенны в этом отношении птицы - их свободный полет, их яркое

оперение, наконец, - прибавлю от себя, - трогательная поэтичность их

любви и свивания гнезд. Так можно ли предположить, что Жизнь, будь ее

целью красота и любовь, могла бы, сотворив птиц, обратить свои усилия

на создание неуклюжего слона и уродливой обезьяны, нашей прабабушки? Донна Анна. Аристофан был язычник; но, кажется, вы, Жуан, немногим лучше

его. Дьявол. Значит, вы пришли к выводу, что Жизнь стремилась к неуклюжести и

безобразию? Дон Жуан. И не думал, господин дьявол; всем известно, что вы мастер искажать

чужие мысли. Жизнь стремилась к созданию мозга - вот в чем была ее

заветная цель Она стремилась к созданию органа, который сделал бы

возможным не только самосознание, но и самопонимание. Статуя. Ну, уж это метафизика, Жуан. Какого дьявола.. (Дьяволу.) Простите,

друг мой... Дьявол. Ничего, ничего, пожалуйста. Мне всегда лестно, когда мое имя

употребляют для придания особой выразительности сказанному. Прошу вас

не стесняться в этом смысле, командор. Статуя. Благодарю вас, вы очень любезны. Я, знаете, даже в раю не мог

отстать от военной привычки к крепким выражениям. Вот о чем я хотел

спросить Жуана: зачем все-таки Жизни заботиться о создании мозга? Зачем

непременно понимать себя? Почему нельзя просто наслаждаться? Дон Жуан. Если б у вас не было мозга, командор, вы наслаждались бы, не зная,

что наслаждаетесь,- и вам от этого не было бы никакой радости. Статуя. Так-то оно так. Но мне нужно ровно столько мозга, чтобы знать, что я

наслаждаюсь. Я не хочу понимать, отчего я наслаждаюсь. Право, это ни к

чему. Поверьте моему опыту: думать о своих удовольствиях - значит

портить их. Дон Жуан. Вот почему интеллект не пользуется популярностью. Но для Жизни,

для Силы, стоящей за человеком, интеллект необходим, потому что без

него человек обречен слепо стремиться навстречу смерти. Подобно тому,

как после многих веков борьбы Жизнь создала удивительный орган зрения,

с помощью которого живой организм видит свой путь и все то, что ему на

этом пути грозит или обещает радость, тем самым избегая тысячи прежде

неотвратимых опасностей, - так она теперь создает орган зрения

духовного, который позволит человеку видеть не только внешний мир, но

цель и смысл самой Жизни, благодаря чему он сможет трудиться во имя

этой цели, а не мешать ее достижению, близоруко преследуя свои узкие и

личные цели. Ведь даже и сейчас есть только один тип человека, которому

доступно истинное счастье, который всегда сохраняет всеобщее уважение

среди сумятицы противоречивых интересов и иллюзий. Статуя. Вы говорите о военном? Дон Жуан. Командор, я говорю не о военном. Когда приближается военный, люди

прячут серебряные ложки и спроваживают подальше жен и дочерей. Нет, не

оружие и не героя я пою, а философа - того, кто, созерцая, хочет

постигнуть выраженную в мире волю, размышляя, ищет путей претворения

этой воли в жизнь и, действуя, стремится свершить ее тем путем, который

подсказало размышление. Люди всех других типов мне давно уже надоели.

Это просто скучные неудачники. Когда я жил на земле, вокруг меня

постоянно рыскали разные ученые мужи, вынюхивая во мне слабое местечко,

за которое можно было бы уцепиться. Врачи советовали мне позаботиться о

своем теле и предлагали шарлатанские средства против мнимых болезней. Я

отвечал, что не чувствую себя больным; они назвали меня невеждой и

ушли. Врачи духовные советовали мне позаботиться о своей душе, но я

чувствовал себя столь же здоровым духовно, как и телесно, и не хотел их

слушать; они назвали меня безбожником и ушли. После них явился политик

и сказал, что все в природе подчинено одной цели - добиться, чтобы он

попал в парламент. Я сказал, что мне все равно, попадет он в парламент

или нет; он назвал меня ренегатом и ушел. Тогда явился романтик,

человек Искусства; он принес мне любовные песни, стихи и картины, и с

ним я был дружен много лет к большому своему удовольствию и некоторой

выгоде, так как его песни научили меня лучше слышать, картины - лучше

видеть, а стихи - глубже чувствовать. Но в конце концов он привел меня

к поклонению Женщине. Донна Анна. Жуан! Дон Жуан. Да, я стал находить в ее голосе всю музыку песен, в ее лице - всю

красоту картин, в ее душе - весь жар поэзии. Донна Анна. И вероятно, потом разочаровались. Но ее ли вина, что вы наделили

ее всеми этими совершенствами? Дон Жуан. Да, отчасти это ее вина. С удивительной инстинктивной хитростью

она молчала и позволяла мне превозносить ее, приписывать ей то, что я

сам видел, думал и чувствовал. Мой романтический друг был слишком беден

и робок и потому зачастую не смел подойти к тем женщинам, которые своей

утонченностью и красотой, казалось, отвечали его идеалу; так он и сошел

в могилу, не утратив веры в мечту. Но мне судьба и природа

благоприятствовали. Я был знатного происхождения и к тому же богат;

если моя наружность не нравилась, льстили мои слова, хотя обычно мне

и в том и в другом сопутствовала удача. Статуя. Фат! Дон Жуан. Вы правы; но даже мое фатовство нравилось. И вот оказалось, что

стоит мне только затронуть воображение женщины, она уже готова дать мне

уверить себя, что я любим; но, увенчав успехом мои искания, она никогда

не скажет: "Я счастлива: моя страсть удовлетворена", но всегда сначала:

"Наконец-то все преграды пали", а затем: "Когда мы опять увидимся?" Донна Анна. То же самое говорят и мужчины. Дон Жуан. Простите, я утверждаю, что никогда этого не говорил. Но женщины

все как одна произносят именно эти две фразы. И я хочу сказать, что

меня они всегда чрезвычайно смущали; ведь первая из этих фраз означала,