Сегодняшнюю ночь спим крепко, хотя со стороны расположенного невдалеке от нас фронта монотонно грохочет артиллерийская канонада. Бодрствуют только наружные посты.

"Та-та-та!" - раздается вдруг у самого дома треск автоматов. Со звоном вылетают стекла из окон, во всех комнатах, словно осы, жужжат пули.

- Тревога! Тревога! - запоздало кричат часовые.

Быстро хватаем оружие, с которым ни один из нас ни на минуту не расстается, и занимаем огневые позиции у окон. Кто-то уже дает длинную очередь. К нему присоединяются другие. По комнатам распространяется резкий запах сгоревшего пороха.

- Черт побери, надо же им было нарваться на нас,- слышится в этом треске голос командира.- Часть бойцов останется оборонять здание, а остальные обойдут немцев с тыла. Нельзя терять ни минуты, пока еще темно,- решает он.

Первым вылезает через окно сам Рыхерт, за ним - Тасчук, Ян Заёнц, я, Гладзюк и еще несколько разведчиков. Хорунжий ведет нас садами, и спустя некоторое время мы уже в тылу у немцев.

- Разведчики, за мной! Ура!- кричит хорунжий и пер-вым бросается в атаку.

- Ура-а-а! - подхватываем мы и длинными очередями поливаем застигнутых врасплох немцев.

Мы бежим рядом с капралом Гладзюком и, когда из кустов неожиданно выскакивает рослый гитлеровец, словно по команде поднимаем автоматы и почти одновременно стреляем. Склонившись над убитым, мы видим на черных отворотах его шинели знаки СС.

Вдруг из-за сарая выскакивают еще двое эсэсовцев и попадают под огонь Рыхерта и Заёнца. Один из фашистов успевает крикнуть:

- Помогите! Помо...

Гитлеровцы не выдерживают нашей стремительной атаки и удирают в сторону близлежащего леса. Вдогонку им летят очереди из наших автоматов. Из здания выбегают его защитники. Все вместе мы наконец справились с теми немцами, которые пытались оказывать сопротивление. Итоги закончившегося боя весьма впечатляющи. Девять эсэсовцев стоят с поднятыми руками и покорно смотрят на победителей. Сразу куда-то исчезли их спесь и самоуверенность.

Двое бойцов уводят в штаб полка пленных, остальные прочесывают окрестности. Только в саду они успели насчитать семь трупов в эсэсовской форме.

Такие результаты боя не только свидетельствовали о смелости и находчивости разведчиков, но и явились той конкретной работой, о которой мы мечтали.

Проходит половина февраля. Подразделения нашего полка на три-четыре дня сменяют 7-й пехотный полк, расположенный под Надажицами. Уже на следующую ночь на наш взвод разведчиков и роту автоматчиков нападают с тыла немцы, как позднее выяснилось, силой до роты. Фашисты сумели вплотную подойти к нашим окопам и забросать их ручными гранатами. Главный удар приходится *на роту автоматчиков. Некоторым гитлеровцам даже удается ворваться в наши окопы. Немцы идут напролом - свои совсем рядом. Часть из них прорвалась через наши окопы и исчезла в ночной темноте. Но наш огонь был весьма эффективным - меткие очереди сразили более десятка фашистов, примерно стольких же ранили. В роте автоматчиков пострадали только трое.

Нас снова переводят во второй эшелон, и мы размещаемся в небольшой деревушке Броды возле Надажиц. В то время когда остальные соединения 1-й армии Войска Польского преодолевают Поморский вал, 3-я пехотная дивизия имени Ромуальда Траугутта, состоящая из двух полков, ведет оборонительные бои. Мы, разведчики, несем караульную службу возле штаба полка или прочесываем близлежащую местность и считаем эту работу не менее важной, чем участие во фронтовых боях.

Колобжегская победа

Подходит к концу первый месяц тяжелых боев за древние польские земли. Завтра первое марта. В подразделениях полка идут разговоры о новом наступлении. Хотя до Балтики еще далеко, мы при каждом удобном случае распеваем:

Море, наше море,

Верно будем тебя охранять...

Мы поем о море, но, откровенно говоря, подавляющее большинство из нас никогда его не видело.

И вот первое марта наступило. Ранним утром слева от нас загрохотала польская артиллерия. В небе появились самолеты с бело-красными шашечками на фюзеляжах. Правда, были минуты, когда казалось, что фронт почти затих, но это обманчивая тишина. После небольшой паузы все начиналось снова. От адского грохота закладывало уши. Это главная ударная группировка 1-й армии Войска Польского, сосредоточенная на левом фланге, перешла в наступление. Под мощным ударом затрещал передний край немецкой обороны.

А мы, недоукомплектованный 8-й пехотный полк, по-прежнему находимся во втором эшелоне дивизии. Правда, нам передали дивизионный учебный батальон, но это по сравнению с другими пехотными полками, каждый из которых состоит из трех батальонов, неравноценная компенсация.

На следующий день после полудня началось и у нас оживление. Обозные следят за погрузкой вещей. Каждый хочет взять с собой как можно больше - и то, к чему привык, и то, что может когда-нибудь понадобиться. Однако неумолимые контролеры придирчиво, со знанием дела определяют, что нужно взять с собой, а что следует выбросить. Ненужное, с их точки зрения, барахло они неумолимо сваливают в придорожный ров, а о .том, чтобы погрузить его тайком, не может быть и речи.

Вечером выступаем. Полки, находящиеся в огневом соприкосновении с отступающим противником, преследуют его, не давая возможности организовать оборону на новом рубеже.

На следующий день мы уже в Чаплинеке, раскинувшемся на берегу озера, которое в это время еще покрыто льдом. Изредка вспыхивает сильная перестрелка - это наши подразделения подавляют оставшиеся огневые точки фашистов. К сожалению, мы еще не принимаем участия в боях. Покидаем Чаплинек и движемся в направлении на Полчин-Здруй. Впереди - прилегающий к дороге лес, откуда доносится пулеметная и автоматная трескотня. Вдруг из леса ударяет очередь, а просвистевшие над головой пули вынуждают нас покинуть шоссе. Старший сержант Ян Полец и сержант Альфред Малиновский быстро устанавливают противотанковое ружье. Янек с минуту целится и нажимает на спусковой крючок. Грянул выстрел. Альфред вставляет новый патрон. Бойцы пехотных подразделений развертываются в цепь. Автоматные очереди трещат беспрерывно, пока мы достигаем опушки леса. Из-под развесистой ели встают двое немцев и покорно поднимают вверх руки. Наши подбегают к ним, быстро разоружают, а гитлеровцы лишь обреченно твердят:

- Гитлер капут!

Наше движение продолжается. По пути мы встречаем несколько подвод с гражданским населением. Увидев нас, они останавливаются. Все женщины без исключения одеты в брюки или черные юбки. В руках они держат белые флажки и понуро смотрят в землю. Мужчины предусмотрительно поднимают вверх руки. Только дети с порозовевшими от мороза щеками с любопытством разглядывают неизвестную им форму.

- Видите, как старо выглядят их бабы...- нарушает тишину известный сердцеед капрал Шляхта.

- А ты бы хотел, чтобы они к встрече с тобой накрасились? - обрывает его Заёнц.

Вскоре на горизонте возникает очередная деревня. Еще немного усилий - и мы вступаем на булыжную мостовую. Вокруг ни души. Распахнутые двери домов скрипят от ветра и хлопают о косяки. Останавливаемся на ночлег.

Я развожу огонь в печи, а сержант Владислав Пентковский задумчиво играет на гармошке. Едим консервированное мясо, пьем кофе. Становится теплее. Вдруг с улицы доносятся громкий смех и возгласы женщин. Часовой во дворе разговаривает с девушками, на левом рукаве у которых виднеются бело-красные повязки.

- Наконец-то мы свободны! - радуются они и, перебивая друг друга, рассказывают о своей тяжелой жизни на принудительных работах у немецких бауеров.

- За то, что вы освободили нас, каждый заслужил поцелуй.- И одна из девушек, блондинка, по очереди целует разведчиков.

- Милости просим, заходите к нам в гости,- галантно приглашает капрал Шляхта.

- Идемте, девчата! У них, слышу, гармошка, вот и потанцуем в честь такого праздника,- охотно соглашается блондинка.

Гармонист раздвигает мехи трофейного аккордеона, а разведчики, опережая друг друга, приглашают девушек на танец. Кружатся в ритме вальса пары, а те, кто не танцует, скандируют: