Убедившись, что в данную минуту она не умирает, Н. оставил её и занялся телом Свена.

Он перенес тело друга в сторожку, достал канистру с бензином и облил им стены деревянного домика и пол внутри. Затем снова взял автомат, подошел к воротам и выстрелил в замок. Когда проезд был открыт, он сел за руль своей машины, проехал через ворота, остановился в отдалении, вернулся к сторожке и бросил в распахнутую дверь зажженную спичку. Бензин мгновенно вспыхнул, и в окна повалил жирный дым. Загорелись стены сторожки, с неё огонь перекинулся на ворота. Бросив последний взгляд на погребальный костер, Н. швырнул автомат в машину и медленно, чтобы не трястись на кочках и не тревожить раненую, поехал дальше.

Солнце уже пряталось за вершинами гор, а он по-прежнему вел машину по пустынной дороге, тянувшейся по горной долине. Кроме дороги, он не видел никаких следов человеческой деятельности. Глухое безлюдье породило у него мысль, что в мире не осталось никого, кроме них с Алиной, а потом он вспомнил "Теорию поля" с её фантастическими идеями, и испугался - а что, если мир действительно замкнут, и проехав горный хребет насквозь, он снова окажется в Крае, только на его восточной границе, и никогда не сможет из него выбраться? Он напрасно пытался убедить себя, что это бред: неугомонная фантазия нашептывала, что не зря же на той карте, которую раздобыл Свен, за границами Края ничего не показано. И эти странные слова Одворила, то ли выболтанные пьяным языком, то ли произнесенные сознательно, с дальним прицелом: "Да и есть ли он вообще, этот Внешний мир?"

Неожиданно он заметил, что дорога уже давно идет не на запад, а на юг - закатный свет не бил ему в лицо, а оставался справа. Он достал ту самую карту и, сверившись с ней, понял, что придется бросить машину и переваливать через хребет, лежащий по правую сторону от дороги. Но делать это на ночь глядя было бессмысленно. Подъехав к очередному полуразрушенному мостику, он остановился и отправился на разведку. Продравшись через густой кустарник, он оказался на пологом берегу реки и решил, что место для ночлега подходящее.

Тогда он перетащил сюда из машины раненую Алину и все рюкзаки, вернулся к джипу, въехал на мост и повернул к краю, где не было перил. Нажав на газ до упора, он выскочил из джипа, едва не опоздав - он приземлился на колени на самом краю моста и упал ничком на доски, чтобы не соскользнуть в реку. Тут же его окатил поток ледяной воды. Автомобиль попал точно в стремнину и перевернулся - над поверхностью реки торчали только колеса. Стремительное течение тащило машину прочь.

Н. вернулся к Алине. Наломав сучьев, он развел костер, высушился около него и поужинал консервами с хлебом. Алина есть не хотела, только пить. К счастью, благодаря реке с водой никаких проблем не было. Затем он залез в спальник рядом с девушкой, чувствуя идущий от неё жар. Сон не приходил. Н. лежал с раскрытыми глазами, прислушиваясь к неровному, хриплому дыханию Алины, шуму течения на недалеком перекате и изредка раздающимся в ночном лесу непонятным трескам и шорохам.

Неизвестно, сколько уже времени он пролежал без сна, когда Алина неожиданно разжала губы и медленно произнесла:

- Почему они в нас стреляли?

- Что? - испуганно вскинулся Н. Он приподнялся, зажег фонарик и осветил лицо Алины. Она лежала с широко раскрытыми глазами, взгляд которых, все время меняющий направление, упорно не желал останавливаться на Н., как будто Алина смотрела сквозь него, не замечая его. Он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к её щеке, почувствовав сильный жар, и тихо спросил, встревоженный странным выражением её лица:

- Родная, о чем ты спрашиваешь? Что с тобой? Как ты себя чувствуешь?

Она не слышала его вопроса, не замечала его лица, склонившегося над ней. Кожа на запавших щеках приняла восковой оттенок. Но её губы снова разжались, и она отчетливо, без всякого выражения, повторила вопрос:

- Почему они в нас стреляли? Они же должны были знать.

Н. почувствовал, как у корней волос выступает холодный пот.

- Кто стрелял?! - воскликнул он, схватив её за плечи и слегка встряхнув. - Кто должен был знать?! Алина, милая, что с тобой?! Ответь!

Ее голова безвольно моталась из стороны в сторону. Как будто эти толчки устранили какой-то внутренний тормоз, губы зашевелились быстрее, и слова потекли из её рта непрерывным потоком.

- Им должны были сообщить... Что же Одворил - неужели не предупредил... Понятно, телефон не работал... Может, Вадага постарался? она произнесла ещё несколько имен, неизвестных Н., а потом он просто перестал улавливать в её словах всякий смысл, - а Свен... за Зверюшками... ворота... подставные... поехать в Столицу... надо кому-нибудь... не узнаем... а он сидел и рассказывал нам все, что ему приснилось... выход есть... всякий раз что-то не дает им воспользоваться... только сильнее запутывает... Почему в нас стреляли? - дернулась она всем телом. - Им должны были сообщить!

Ему стало по-настоящему страшно. Он выбрался из спальника, дрожа всем телом, отбежал к кустарнику, за которым начинался собственно лес, и встал там, тяжело дыша, как загнанная лошадь. Но взгляд его сам собой неудержимо стремился к темному пятну спальника около костра, а слух напрягался, улавливая обрывки слов. Его пугало не то, что эти слова могли означать, а то, что он не понимал происходящего. Как будто в Алину вселился кто-то чужой, подчинив её своей воле, и вещал её устами... Или - ему в голову пришла ещё более ужасная мысль - это не Алина лежит там в спальнике, а какой-то Зверюшка занял её место, приняв форму её тела, и если взять нож и сделать разрез, внутри не окажется ничего, кроме розовой субстанции, похожей на пористую резину. Его охватило непреодолимое желание узнать правду, и он начал лихорадочно шарить по карманам в поисках ножа. И когда до него дошло, что сейчас может произойти, он крепко зажал одну руку в другой, чувствуя лихорадочную пульсацию крови в жилах, и затравленно огляделся. Он хотел броситься в лес, не разбирая дороги, не боясь неведомых чудовищ, скрывающихся в непроглядной чащобе. Пусть ветви обдирают кожу, выкалывают глаза - лишь бы оказаться подальше отсюда. Но... он не мог покинуть девушку. Казалось, что странное безумие, овладевшее Алиной, перекинулось и на него, только приняв другую форму.

Он спустился по усыпанному голышами склону к речке, зачерпнул ладонями воды и плеснул в лицо. Ледяная вода слегка привела его в чувство, и он заметил, что в долине необычно светло. Неужели скоро рассвет? - подумал он, надеясь, что при дневном свете кошмар кончится. Но небо было совершенно темным, и тем не менее из-за его спины струился непонятный свет, и огромная скала на другом берегу реки, целиком состоявшая из белого мрамора, сверкала тысячами отблесков. Он повернулся, окончательно решив, что это сон, и жуткий кошмар продолжается, принимая новые формы, но через минуту ему стало ясно, откуда исходит свет - над горным склоном поднималась луна. Ее край показался из-за гребня, просвечивая между стволов сосен, отчетливо выделявшихся черными силуэтами на фоне огромного желтого диска, настолько яркого, что на нем почти невозможно было различить детали. Светило медленно ползло по усеянному звездами небосводу, заливая долину призрачным сиянием.

Н. несколько минут следил за его движением, затем вернулся к костру, в глубине души надеясь, что кошмар кончился и Алина спокойно спит. Но надежды были напрасными - раненая все так же бредила, и в лунном свете её лицо казалось совсем потусторонним. Н. зажал уши руками и потряс головой, изо всех сил стараясь проснуться. Ему казалось, что его лицо и тело обволакивает тончайшая, почти неосязаемая пленка, отделяющая его от родного мира, в котором все просто и понятно, мешающая вернуться туда, сдавливающая кожу, лишающая легкие воздуха. Он водил руками по лицу, пытаясь нащупать эту пленку и сорвать её с себя, вырваться из нее, как из кокона, но она ускользала, или, разрываясь под его пальцами в тончайшие клочья, снова нарастала быстрее, чем он успевал её рвать. Поняв, что ему ничего не удастся с ней сделать, он бросился к Алине, опустился рядом с ней, схватил её за плечи и принялся трясти, крича: