- Ладно, ребята, давайте ещё по одной, и я последую примеру товарища Одворила. Три часа ночи уже, дрыхнуть пора.

Н. с сожалением оторвался от губ Алины. Она, словно проснувшись, открыла глаза и, улыбаясь, посмотрела на него снизу вверх, затем сделала попытку подняться.

- Лежи, - не пустил её Н. - Сейчас я тебе подам рюмку.

Взяв налитую рюмку, он поднес её к раскрытым губам Алины, и медленно наклонив рюмку, влил ликер ей в рот, будто поил больную с ложечки. Но как аккуратно он ни проделывал эту операцию, немного ликера все же пролилось на руку и подбородок Алины. Тогда, наклонившись, он стал слизывать языком капли густой приторной жидкости с её кожи, ещё сильнее пьянея и с радостным удивлением осознав, что какую бы глупость ни сотворил, Алина будет только ещё блаженнее улыбаться. Наконец, его язык, усердно облизывающий подбородок девушки, проник ей в рот, и их губы снова слились в головокружительном поцелуе. Они были настолько поглощены друг другом, что не заметили, как Свен тихонько удалился, оставив их вдвоем.

13.

Он лежал, уткнув подбородок в подушку, и в полусне по внутренней поверхности его закрытых век проплывали странные видения. Вероятно, они зарождались по непонятным законам в каких-то отдаленных уголках его мозга, но ему казалось, что они возникают сами собой и живут своей, никак не связанной с ним, жизнью. Он видел уродливую рожу, принадлежавшую даже не человеку, а какому-то до невозможности отвратительному и мерзкому существу, и эта рожа непрерывно меняла свой облик. Тонкая кожа, покрывавшая её, лопалась, обнажая череп, разрывы расширялись, потом зарастали и снова возникали, но уже в других местах - но помимо этого, изменялись и очертания самой головы, как будто она была сделана из глины, поддающейся прикосновениям невидимых пальцев. Он ещё не спал, хотя все сильнее погружался в дремотное оцепенение, но у него оставались силы, чтобы пошевелиться, открыть глаза и прервать цепь отвратительных видений. Он уже совсем собрался это сделать, когда видения стали невыносимо назойливыми, но внезапно темп превращений резко ускорился, картинки стали сменять друг друга с головокружительной скоростью, и ему показалось, что он падает во внезапно разверзшийся под ногами колодец. И на дне этого колодца его ожидало последнее видение.

Он увидел голову какого-то чудовища, покрытую зеленой чешуей. Не было никаких сомнений, что перед ним действительно чудовище, хотя в поле зрения попадала только верхняя часть головы с двумя большими красными глазами, источавшими свирепую ярость и желание пожрать все, что окажется на пути монстра. Зрелище, в отличие от предыдущих видений, было настолько ярким и отчетливым, как будто он действительно оказался в одном мире с этим чудовищем, прямо перед его носом.

Ярость, которой светились глаза зеленой твари, опаляла, хлестала бичом. Она ударила его и швырнула вверх по колодцу, обратно в родной мир. Только это и спасло его. Что, если бы он задержался там на долю секунды раньше, и дверь между двумя мирами захлопнулась бы за его спиной?

Открыв глаза, он обнаружил, что у него колотится сердце, руки дрожат, и на лбу выступил едкий болезненный пот. Он перевернулся на спину и схватился за руку спящей Алины, как за перила на краю пропасти.

Алина спала чутко. Она мгновенно проснулась и повернула к нему голову.

- Что случилось?

- Ничего... - ответил он, боясь закрыть глаза, чтобы снова не провалиться в колодец, на дне которого ждало чудовище. Но затем он понял, что ему слишком страшно, и, прижавшись лбом к её щеке, пробормотал, знаешь, я сейчас попал в другой мир и едва не остался там.

Он напряженно ждал, как Алина отреагирует на его сумасшедшие слова. Но она только провела ладонью по его голове и сказала:

- Не бойся. Спи.

Через минуту, ещё помня о чудовище, но уже зная, что колодец закрылся и больше ему ничего не угрожает, Н. сомкнул глаза. Уже когда он засыпал, ему в голову пришла новая мысль: если он проник в тот мир, то ведь и чудовище может найти дорогу сюда!

Они уже неделю жили у Одворила. Хозяин, вечно занятый делами, не докучал им своим обществом, они почти всегда завтракали и обедали без него. Как-то Одворил снова попытался затащить гостей в сауну, но Н. решительно отказался. Слишком свежими были ещё воспоминания о "чпоке" - так, кажется, называлась убийственная смесь, которой его потчевали - и о кошмарных последствиях его употребления. Коктейль Одворила, затаившись на ночь где-то в организме, на утро снова с нарастающей быстротой проникал в кровь, окончательно вымывая из памяти подробности происходившего накануне разговора. Н. помнил только, что речь шла о вещах, меняющих все представления о жизни в Крае - о вещах, о которых они не должны были, просто не могли говорить... Но он как будто смотрел сквозь матовое стекло, видел за ним движение, но не мог разобрать детали.

Свен тоже где-то пропадал. Н. не без удивления обнаружил в предоставленной им комнате проигрыватель Свена и его пластинки, в том числе и ту, со странной музыкой и странными надписями, и время от времени слушал её, вызывая недовольство Алины, которая не понимала, как можно получать удовольствие от этого бессмысленного шума и грохота. Уступая её желаниям, он снимал иглу с пластинки, но через полчаса заводил её снова - в металлических аккордах гитар и паровозном ритме ударных скрывалась какая-то притягательная сила.

Когда пластинка ему надоедала, он принимался читать книгу со странным названием "Теория поля", которую тоже нашел здесь. Это действительно оказалась физика. Н. с трудом продирался через безумные нагромождения тензорной алгебры, понимая ход рассуждений с пятое на десятое, но последний раздел книги его чрезвычайно заинтересовал. Из него следовало, что мир, который Н. раньше считал прямолинейным, аккуратно разграфленным прямоугольной сеткой координат, на самом деле искривлен, и хотя безграничен, но вовсе не бесконечен; вполне может быть, что он сворачивается на себя, и двигаясь все время в одном и том же направлении, можно, преодолев миллионы и миллиарды световых лет, вернуться в ту точку, из которой вышел.

Эта идея настолько захватила Н., что он попытался растолковать её Алине, используя доступные аналогии, но та оставалась глуха к абстрактным математическим выкладкам, хотя и проучилась не один год в техническом вузе.

Долго поспать ему не удалось. Кто-то дотронулся до его плеча, и он, дернувшись, сел в постели и увидел склонившийся над ним, едва выступая из темноты, женский силуэт.

- Тсс! - прошептала женщина, и Н. узнал в ней Грету, одну из девушек Одворила. - Пожалуйста, одевайтесь и следуйте за мной. Я передаю приказание Свена.

- Что он ещё придумал? - пробурчал Н., разыскивая в темноте одежду. Алина тоже завозилась.

- В отношении вас у меня нет никаких указаний, - сказала Грета.

- Тем не менее я тоже пойду, - заявила Алина.

Грета пожала плечами, видимо, не желая затевать спор. Они бесшумно вышли из комнаты и прошли по коридору к задней двери, выводящей на двор, к хозяйственным постройкам. Там к ним молча присоединился садовник. Он провел их в сарай и, разбросав наваленный в углу хлам, снял несколько досок. Через образовавшуюся дыру они выбрались за пределы усадьбы. Грета повела их в ночной лес, уверенно находя почти незаметные тропинки. Света не зажигали, но шли не таясь - сильный ветер ревел в кронах деревьев, заглушая шаги. Между тянущимися к точке зенита колоннами сосен, в лохматых просветах мчавшихся с севера туч перемигивались звезды. Процессия поднималась по крутому склону, то и дело спотыкаясь о корни и выступающие из земли камни. Н. сообразил, что они взбираются на резко вклинивающийся в долину неподалеку от дачи бугор, который огибала дорога. Они некоторое время двигались по кряжу, затем вышли на относительно ровную поляну, посреди которой торчал сферический бетонный капонир. Н. знал, что эти купола должны служить бомбоубежищами для населения на случай войны со врагами; они были понастроены по всему краю и стали такой обыденной деталью пейзажа, что глаз переставал их замечать. Садовник ухватился за ручку массивной железной двери - та отворилась со страшным скрежетом, который посреди ночного леса можно было принять за рев какого-то чудовища. Только после этого Грета зажгла фонарик, осветив верхние ступени уходящей во тьму лестницы, и начала спускаться первой. Садовник, замыкавший шествие, захлопнул дверь и задвинул засов, и лесная свежесть сразу сменилась промозглой сыростью.