Потом судьба свела меня с Антонами.

Разумеется, я был наслышан об этом семействе, они тут знамениты, видел иногда их в Чоде, но лично знаком не был. Они держались особняком и с местными сливками общества дружбу не водили. Джим и Урсула учились в заграничных школах и большую часть года дома не бывали. Объявились они тут только в прошлом году. Однажды гость их случайно простелил ногу помощнику конюха, и меня к нему вызвали. Так началась наша дружба. Я стал по утрам наведываться, чтобы попить кофе - только кофе - вместе с Урсулой. Бедная девочка была рада даже моему скромному обществу, ей было жутко тоскливо в родном имении, она привыкла к гурьбе подружек, к молодому веселью. Теперь же ей приходилось командовать хозяйством огромного дома, а это наука нудная и сложная. Из ровесников - рядом только один брат. И еще нужно было как-то ладить с отцом, у которого всегда был своеобразный характер, а в последний год он еще страдал от неизлечимой болезни, о которой мы даже не подозревали.

Дорогой мой, я хочу, чтобы Бы поняли: Урсула удивительно нежное, порывистое и отзывчивое создание, а вся ее светскость - это наносная мишура. Не спорю, она обожает постоянно что-то разыгрывать, но - как это ни парадоксально - в самой этой девочке нет ничего фальшивого. Вспомните об этом, когда придется делать какие-то выводы. Постарайтесь не путать невинное желание покрасоваться с настоящей лживостью.

Наша с ней дружба постепенно переросла в нечто большее. Я здорово влюбился, привязался к ней всей душой, она же отвечала мне искренней горячей благодарностью. Да, она была благодарна мне за сочувствие и за то, что я помогал ей утихомирить вечно недовольного ею отца. Я действительно хотя бы в этом ей помог, и мне приятно это осознавать. Я часами просиживал в его комнате, мы подолгу разговаривали, вернее, чаще он говорил, а я слушал. Рассказывая мне о своих приключениях, он чувствовал себя рядом со мной эдаким древним античным мореплавателем. Жизнь у него была довольно странная, в сущности, такова жизнь каждого человека. Но меня, откровенно говоря, интересовали не столько сами события, сколько раскрывавшийся за их чередой характер. Я вглядывался в этот характер, как в некие организмы под микроскопом, и пришел к выводу, что мой собеседник принадлежит к обширной популяции эгоистов. В свои не слишком древние лета - а было ему около пятидесяти - он уже утратил способность воспринимать что-то новое, как будто его замуровали в каменную гробницу. Ему было интересно только его прошлое, по которому он кружил и кружил, увлекая за собой и меня. Большинство из нас по натуре эгоисты, и это вредит прежде всего нам самим, это вам скажет любой врач. Эгоисты с благоговением относятся к собственной персоне и ко всему, что их касается, в том числе и к своим болезням, этот молитвенный экстаз стоило бы поберечь для иного существа, для самого человечного сверхчеловека, которого обычно именуют Богом. Да, все мы боготворим свое прошлое, но мистер Алстон довел эту слабость до полного абсурда. Он, по-видимому, считал, что все самое интересное в этой жизни могло происходить только с ним, причем исключительно в тот период, когда он жил в Индии. О ней и о живущих там людях он мог говорить часами, и ему было чем поделиться, он прекрасно изучил и климат, и природу, и обычаи, и историю. Все это было по-настоящему интересно, но он постоянно портил впечатление бесконечными повторами, этим грешат многие восторженные рассказчики. Тем не менее я терпеливо все выслушивал, отчасти - чтобы отвлечь его от обиды на Урсулу, отчасти - от скуки и от собственной лени.

Я не стану подробно описывать все этапы развития болезни. Сразу начну с события, которое серьезнейшим образом отразилось на всех нас. Незадолго до Михайлова дня {29 сентября} у Джеймса Алстона резко испортился характер, и до того отнюдь не сладкий. Особенно его раздражали собственные чада, Урсула и Джеймс, да и меня он больше не жаловал. Урсула решила, что он заметил наши дружеские отношения и приревновал. Теперь-то я понимаю, что это был настораживающий симптом - болезнь прогрессировала. Тогда же у него обострился и хронический артрит, бедняга вынужден был почти все время проводить в постели. Было отчего рассвирепеть! Я делал все что мог, назначил диету, выписал таблетки и примочки, но вы же знаете, как трудно поддаются лечению некоторые случаи, особенно если организм пациента сильно ослаблен. Поскольку пользоваться услугами дочери он категорически не желал, я решил, что нужно нанять сиделку. Урсула тут же вспомнила про Эвелин Росс, оказавшуюся в отчаянном положении. Она написала ей, та приняла предложение и приехала.

Поначалу все складывалось великолепно, казалось, все проблемы, обрушившиеся на Урсулу, отныне канули в прошлое. Эвелин была спокойна, терпелива, она отлично справлялась с уходом за больным и даже готова была разделить с Урсулой бесконечные домашние хлопоты. К великому нашему облегчению, Джеймс Алстон признал ее сразу, безоговорочно. Привязался к ней, как когда-то ко мне, я же был разжалован из любимчиков. Теперь я стал чуть ли не его врагом, и как человек, и как врач. Эвелин очень по этому поводу переживала, хотя теперь-то я знаю, что на самом деле она нарочно распаляла его предубежденность. Урсула с первого же дня невзлюбила свою спасительницу. Джим, наоборот, был очарован, хотя старательно это скрывал. Сам я как-то не воспринимал ее всерьез, и это было непростительной ошибкой. Она была и остается невероятно сильной личностью, таковы все целеустремленные люди, независимо от того, какую цель они преследуют. Однако маскировалась она виртуозно. Милая робкая тихоня, ее все время хотелось приголубить и защитить, а главное, она умела внушать, что только вы ей интересны, а со всеми прочими она общается лишь из вежливости и по необходимости. Мне она не нравилась, но я раза два клюнул на ее молящий взгляд. Это что-то непостижимое: наверное, у Эвелин есть гипнотический дар. Вы и сами наверняка поддались ее чарам и, полагаю, до сих пор не исцелились, поэтому не стану больше распространяться на эту тему.

А теперь представьте, что должен был ощущать Джеймс Алстон, учитывая нестабильность его психического и физического состояния. Она приручила его за одну неделю. Урсула делала вид, что это нисколько ее не волнует, но на самом деле запаниковала, особенно когда выяснилось, что папаша собрался жениться на Эвелин. Урсула добрейшее существо, я уже об этом упоминал, но смириться с тем, что ее ровесница вот-вот станет ее мачехой она все-таки не могла. Это было нелепо, но мне лично кажется, что Урсула еще и испугалась: эта скромница с невероятной быстротой сумела покорить отца. Сама Эвелин ни слова не говорила о том, как бы она отнеслась к предложению мистера Алстона. Но эта ее тихая покорность не предвещала ничего хорошего. Урсула наверняка перепугалась и все больше привязывалась ко мне, не как к любовнику, а как к другу.

Затем начались ухаживания Джима Алстона. Алстон-младший не на шутку влюбился в Эвелин, полагаю, что он и сам от себя такого не ожидал. Джим лодырь и гуляка, распущенный лентяй, примитивный маленький развратник, бездумно разрушающий свою жизнь, уйма амбиций и ни грамма ума. Со временем Вы убедитесь в том, что такие типы часто влюбляются в чопорных скромниц с неприметной внешностью, совершенно непохожих на их ярких эффектных подружек. Урсула поначалу поощряла брата, надеясь отвлечь Эвелин от отца, она была уверена, что для Джима это всего лишь легкая интрижка. Урсула не смогла сообразить, в чем секрет притягательности Эвелин, поэтому недооценила ее возможности. Противница тоже допустила серьезный просчет: победа над Алстоном-старшим была настолько быстрой и легкой, что Эвелин слегка расслабилась, а возможно, тоже немного увлеклась Джимом. Он молод, красив, женщины на него заглядываются. Как бы то ни было, Эвелин выдала себя: Джеймс Алстон догадался, что она неравнодушна к его сыночку. Эта крошка недооценила мужской эгоизм. Вместо того чтобы еще больше в нее влюбиться и страдать от ревности, мистер Джеймс рассвирепел. А потом было все то, что привело к трагическому финалу.