Оно было здесь, на моем столе: длинный конверт из плотной бумаги, и на нем моя фамилия, выведенная черными чернилами, скорее всего, рукой Хилари Пармура. В углу был сине-белый ярлычок с номером квитанции. Господи, что же чувствовал этот человек, выкладывая на прилавок отдела посылок этот пухлый конверт? Невольно думая при этом: "Когда его вскроют, я буду уже мертв"...
Я всегда был страстным жизнелюбом, я даже теоретически не мог представить, как можно написать посмертное письмо и хладнокровно его отправить, не забыв к тому же позаботиться о том, чтобы адресат наверняка его получил. Моя узкая кровать, застеленная простеньким желтым покрывалом, издала жалобный скрип, когда я плюхнулся на нее и стал нетерпеливо вытряхивать из конверта сложенные втрое листки, исписанным тем же твердым почерком и теми же черными чернилами. Подложив под спину подушку, я откинулся назад и начал читать.
Глава 6
Дорогой мой Сиборн!
Уверен, Вас очень удивило это мое послание, смиренно дожидавшееся, когда Бы вернетесь домой с каникул, весьма необычных на этот раз. Вообще-то я терпеть не могу всякой сентиментальщины, но не судите строго: когда Вы прочтете мои излияния, меня уже не будет в живых. Возможно, Вам даже придется вытерпеть еще одно дознание, как уже пришлось это сделать из-за кончины бедного Хьюго Алстона. Не расстраивайтесь: этот опыт Вам пригодится, хотя, конечно, все эти разбирательства - страшная тягомотина.
Вам, конечно, любопытно, почему именно Вас я выбрал для последней исповеди, хотя мы были знакомы всего пять дней. Не ищите тут особого смысла. Я понимаю, что это не совсем честно - обременять Вас подобной информацией. Но, возможно, именно потому и выбрал, что Вы человек посторонний и Вам будет не так тяжело узнать обо всем этом. К тому же избранная Вами профессия (надеюсь, что Вы ее действительно выбрали, а не пошли по проторенному пути по стопам отца) свидетельствует о том, что Вы не боитесь принимать на себя ответственность, врачи вынуждены это делать. И это очень тяжко, уж поверьте мне на слово.
Теперь о том, почему я вообще все это настрочил. Если честно, в основном, из эгоистических побуждений. Покинуть этот мир мне несложно, совсем несложно, но я не могу уйти, унеся с собой в могилу правду, не поделиться ею. Разумеется, не на бумаге, ибо я настоятельно Вас прошу, я требую сразу же уничтожить это письмо, никому о нем не рассказывать. С меня довольно и того, что хоть одно живое существо будет знать. Вы непременно обвините меня в непоследовательности, когда узнаете, что заставило меня покончить с этой жизнью. Друг мой, человеческие особи очень редко действуют по правилам логики. Я пришел к любопытному выводу: абсолютная последовательность, равно как и абсолютная безответственность, не свойственны людям, если это нормальные люди, а не какие-то монстры. Но предоставим ученым мужам дискутировать по этому поводу. Пора мне наконец начать свой рассказ:
С семейством Алстонов я познакомился примерно год с лишним назад, я еще тогда вполне активно занимался своими чодскими пациентами. К тому моменту жена уже бросила меня. Почему? Думаю, просто потому, что никогда меня по-настоящему не любила. Я не осуждаю ее, как говорится - дело житейское. Но обидно, что она когда-то сумела убедить меня в искренности своих чувств. Женился я на ней только потому, что боялся разбить ее сердце. Ну а ей нужен был только свой дом. Принято считать, что тяга к обустройству своего гнездышка - одна из самых ценных женских добродетелей. Не могу с этим согласиться. Если они мечтают лишь о своем доме, то ищут прежде всего такого спутника жизни, который смог бы обеспечить их этим домом, а они будут за это верными любящими женами. В этом смысле весьма перспективны вдовцы с детьми, или те, кто решил, что пора завести семью, или честолюбцы, помышляющие лишь о карьере. А молодые доверчивые романтики, простодушные и восторженные, ничего не знающие о превратностях жизни, мало годятся для подобной роли. Сам я в свои двадцать четыре был именно таким несмышленышем. Когда до меня дошло, что на самом деле требовалось моей жене, последствия были типичными: полная неприкаянность и одиночество, иных объектов для любви у меня не было, поскольку жена моя не пожелала завести хотя бы одного ребенка. Будучи врачом, я не мог позволить себе роскошь уйти или хотя бы увлечься какой-нибудь пациенткой. Оставалось лишь одно утешение: работа. Я работал как каторжный, началась бессонница, бессонница привела к расстроенным нервам. Меня преследовал постоянный страх сделать что-то не то, поставить неверный диагноз, это еще больше подорвала мое здоровье, по крайней мере так мне казалось. Ну а что дальше, Вы уже наверняка поняли. Типичная в среде медиков история: сначала выпивка, потом - лекарственные допинги. Опасными наркотиками я не пользовался никогда, ни кокаином, ни морфием. Но постоянно что-то глотал, все пытался восстановить здоровье, таблетки - это великое искушение! Люминал, аллонал, веронал и прочие снотворные. Тогда как нужно было бороться не с последствиями, а с причинами нервного расстройства.
Одну попытку вырваться из этого адова круга я все же предпринял: на год уехал в Южную Америку, дал одному парню оттуда возможность поработать вместо меня, он приехал домой дописывать свою диссертацию, собирался стать доктором медицинских наук, и ему нужно было жить под боком у библиотек. Они с моим ассистентом стали пользовать чодских больных, а я уехал один, без жены, на его ранчо, расположенное примерно в ста милях от Рио-де-Жанейро. Целый год полной свободы, это было настоящее счастье. Я ездил верхом, я охотился, я еще лучше научился стрелять, хотя, если честно, и до этого был неплохим стрелком. Я жил среди настоящих неиспорченных людей. Я ни разу не пользовался успокоительными пилюлями и таблетками, ни сам, ни мои временные пациенты. Там болели настоящими, а не выморочными болезнями, никаких нервных расстройств. И если кто-то пропускал иногда стаканчик-другой, то это шло только на пользу. Хорошенько подумайте, мой мальчик, прежде чем окончательно осесть в скучной, старой, слякотной Англии и погрязнуть в ангинах, в слабительных из ревеня и камфорных растираниях. Попаситесь на воле, прежде чем Вам приспичит жениться на симпатичной соседке или на первой же хорошенькой медсестре, мечтающей о шубке и уверенной в том, что именно Вы должны ей эту шубку купить. Не торопитесь, от Вас никуда не денутся воскресные обеды с жарким и неистребимый запах подливки и вареной капусты в холле. Отправляйтесь на запад, юноша, езжайте на восток, отправляйтесь куда угодно, только не поддавайтесь рутине. Не поддавайтесь хотя бы до тех пор, пока не узнаете, что такое настоящее щедрое солнце и что есть на свете женщины, способные любить искренне и бескорыстно. Но меня что-то повело не в ту сторону.
Год пролетел, и мой коллега решил вернуться. А мне пришлось отправиться восвояси. Та жизнь, которая раньше просто раздражала и наводила уныние, теперь превратилась в сущий ад. Боюсь, я и бедняжку Маргарет обрек на бесконечные адские мучения. В конце концов она бросила меня, и все соседи были на ее стороне.
Но ничего, со мной оставались еще мои пациенты. Люди редко меняют понравившегося врача, которому они доверяют, а врачом я тогда и вправду был неплохим. У меня действительно был, как говорится, кураж, когда я не слишком ретиво погружался в собственные проблемы. Страх перед тем, что однажды я непременно совершу фатальную ошибку, снова вернулся, сделался еще более мучительным. А ведь целый год я вообще о нем не вспоминал. Ночами я почти не спал, прокручивая в мыслях все свои назначения, припоминая, что я сделал, а что упустил во время дневного приема. Когда кто-то умирал, вместо того чтобы выкинуть это из головы, как поступали все мои коллеги, я принимался детально разбирать назначенное лечение, проклиная себя за то, что не рискнул воспользоваться новым методом или назначил чересчур сильное снадобье. В конце концов голова у меня делалась чугунной, я хватался за стакан с виски, и, что гораздо печальней, шел к шкафчику с лекарствами. И ведь при этом прекрасно понимал, что это просто мнительность, чрезмерная мнительность. Что напрасно себя извожу, что в некоторых случаях медицина бессильна и выше головы не прыгнешь.