- Задаравствуйтэ!- торжественно подняв правую руку вверх, он потряс своим здоровым, величиной со спелую дыню кулаком.

По первому произнесенному слову стало понятно, что водила - не чечен. Акцент не тот, грузинский какой-то, или абхазский, или таджикский, но нохчи точно так не разговаривают.

- Здрасте! - удивленно дернул я подбородком в ответ на его жест.

Лицо мужика почти полностью скрывали огромные солнечные очки и густая черная борода мусульманина. На надвинутом на глаза зеленом берете блестела кокарда с изображением ичкерийского герба - серого, во всех смыслах, волка. По бокам виднелись белого цвета надписи на арабском. "Молитвы!" - почему-то сразу подумал я.

Ми должны проехат зидэс! Вот мой разрешение на бэзпрыпатцвеный праез. картавил водила.

Хорошо, но я должен осмотреть автомобиль. Приказ,- я развел руки в стороны, мол тут приказ виноват, а не я, - приказ у меня такой.

Ти знаешь пра мараторий? - повысив голос и поменяв тон на более жесткий, угрожающе вопрошал незнакомец, - Эта типа перемирий. Ми можем передвигаться по этой месту гдэ захотим. Давай, дальше ехать будэм, а?

Хорошо, хорошо. Будем. Все я знаю. И как вы этот мораторий соблюдаете, тоже знаю. Но ничего поделать не могу. Надо осмотреть! - почти срываясь на крик настаивал я, - Приказы не обсуждают, а выполняют!

Ладно, смотри машина! Там все нармално! - слегка ударив кулаком по капоту, наконец согласился водила, - Сматри, харашо сматри!

Дверь машины резко открылась, и тут я увидел начальника штаба вооруженных сил Ичкерии Аслана Масхадова! Он вылез из машины и спокойно, как будто знает меня сто лет, поздоровался и важно протянул какое-то удостоверение. Эта бумаженция, за подписью одного большого штабного генерала, действительно разрешала Масхадову проезд по территории, контролируемой федеральными войсками. Я внимательно осмотрел одного из главных наших противников в этой несуществующей войне. Пожилой, но крепко сложенный мужчина лет пятидесяти, с удивительно безмятежным выражением лица, устало смотрел на мой автомат. Без усов и без бороды, Масхадов больше был похож на простого российского прапорщика, чем на командира войск противника. Лишь большая красивая папаха, помпезные погоны, да мудреные шевроны на новом камуфляже, выдавали его несолдатское звание. Да и ботинки на его ногах были кожаными и, наверно, очень удобными и дорогими. Оружия у Масхадова я не заметил. Зато его оказалось в избытке у трех гориллаподобных телохранителей, покинувших кабину вслед за своим командиром. Один, как собака в кость, вцепился в новенький АКС с подствольником, а другой умело держал СВД. У обоих имелось и по паре гранат. А третий "дух" и вовсе, как ребенка на руках, нежно держал в своих огромных лапах гранатомет.

Все нормально?

Попрошу всех задержаться. Проезд временно закрыт. Я должен сообщить о вооруженных людях командиру. Если он примет решение, вы сможете беспрепятственно проехать дальше. Подождите.

Ну, раз надо, я подожду.

Я, Карл Льюисом пролетев спринтерскую дистанцию до палатки, вихрем проник вовнутрь и кратко доложил майору о происшедшем. Он молча взял автомат и вышел вслед за мной. Подошли к Масхадову, который все так же безмятежно стоял у машины. При появлении вооруженного майора противника, окружение бывшего полковника Советской армии, уподобившись начальнику, даже бровью не повело. Чеченцы стояли, как вкопанные. А мой командир, приказав мне оставаться сзади, подошел к "духам" и поздоровался, каждому пожав вытянутую навстречу ладонь. Минуты три они говорили, что называется, без свидетелей. Затем один из "духов" отошел от общей группы и открыл заднюю дверь УАЗика. Я, на всякий случай, незаметно снял АКС с предохранителя. Незаметно - это громко сказано, ведь опытные вояки легко услышат подобный щелчок даже за километр. Но "дух", совершенно неожиданно для меня, вытащил из машины несколько арбузов и сказал: "Солдат! Держи арбузы!". Майор одобрительно кивнул головой, поэтому я взял арбузы из протянутых рук чечена и понес сладости в палатку. Два наших бойца из караула, все это время наблюдавшие за происходящим со стороны и в случае ЧП готовые ринутся в бой, помогли "духам" донести до палатки еще несколько арбузов и пакетов с продуктами.

Масхадов зашел в палатку последним и, подойдя к небольшому столу, положил на него популярное блюдо местной кухни - кислые лепешки, заменявшие чеченцам хлеб. В помещении находилось несколько наших бойцов, отдыхавших после смены. Получив приглашение сесть за стол и попить чайку, они, с нескрываемым смущением ответили отказом, но, пошушукавшись, сели рядом с командиром. Разлив по кружкам чай и кое-чего еще, разрезав угощенья, народ приступил к трапезе. Чечены вели себя подчеркнуто миролюбиво, нам не угрожали, не шипели, на свой, непонятный нам, язык не переходили. Ни намека на обострение. Ребятки даже шутить пытались. Я бы сказал, вели себя как нормальные мужики, по-людски.

Моя смена еще не закончилась, и я был вынужден выйти вон и вернуться на рабочее место. На улице обстановка оставалась спокойной. Других машин или каких-то иных транспортных средств или предметов замечено не было. Водитель Масхадова, отогнав машину с дороги, выключил двигатель и, вроде бы, вздремнул.

Примерно через полчаса послышались голоса - это гости, отдохнув, собрались отъезжать. Выйдя за ограждение, "духи" сели в машину. Масхадов садился последним. Попрощавшись с каждым из пяти провожающих по отдельности, он проронил: "Надеюсь, мужики, больше с вами не встретимся..."

Наш майор приказал пропустить УАЗ через пост и удалился. Объехав ограждения, машина с будущим президентом Чеченской Республики Ичкерия рванула дальше по трассе. "Навстречу новым приключениям" - робко подытожил я.

Непонятная война.

О том, что Начальника Штаба всех чеченских банд формирований можно было взять в плен или убить, я тогда не задумывался. Там, в Чечне, лишь бы не стреляли и день побыстрей прошел. А все остальное - по фигу. Кто, чего, как, - меня не волновало. А если бы волновало, то до этих сегодняшних рассуждений я, скорее всего, не дожил бы. Такие вопросы должны волновать командование. Генерал решает. Солдат исполняет. Сунешь шею туда, куда не следует, мигом по этой же шее и схлопочешь. Это сегодня я могу рассуждать как я поступал и как надо было поступать, а тогда, извините. Жить хотелось. Правильно мы сделали или нет, пропустив Масхадова мимо мушек наших автоматов, я и сейчас не знаю. Отмечу лишь то, что после вышеописанных событий наш пост обстреливали не так часто и интенсивно как раньше. И это при том, что соседей доставали регулярно, почти каждую ночь нападая на их пост. А нападения - это всегда потери. О причинах подобного казуса можно только догадываться. Только вот майор о нашем знаменательном чаепитии до самого конца моей службы больше никогда не вспоминал. Забыл, наверное.

(20.01.03)

* 7. РЯДОВОЙ Рыжий *

Третий свой стакан

Пью за Дагестан,

С чистой совестью...

Сегодня, в день памяти солдат, погибших в боевых действиях на Северном Кавказе, я хочу рассказать не о боевых выходах и зачистках, не о выстрелах и подрывах. Сегодня рассказ о силе вековых традиций и национальных обычаев Северного Кавказа. Сегодня, когда понятие "уважение к старшим" у молодого поколения практически отсутствует, и на улицах наших городов несовершеннолетние пьяные отморозки беспричинно избивают ветеранов войны и труда, а прохожие боятся заступаться за слабых и несправедливо обиженных людей, этот случай показался мне знаковым. Я понял, что возможность мирного урегулирования чеченского конфликта все еще сохраняется. Нужно лишь чуточку терпения и политической мудрости. Нужно прислушаться к голосу разума и прекратить эту бессмысленную войну с помощью местных аксакалов, уважаемых седовласых старейшин, слово которых равносильно закону даже для самых отъявленных молодчиков-головорезов, ваххабитов и разных других "истинных последователей ислама".

Хотя, о чем это я? Кто и о чем будет с ними договариваться? Если даже безусые двадцатилетние лейтенанты открыто, перед первым боем, говорили нам: "Эта война коммерческая, мы воюем за деньги, а вам (срочникам) просто не повезло, поэтому вы здесь...", то чего говорить о вышестоящем командовании и, далее по нарастающей, - руководстве СКВО, министерских чиновниках, депутатах Государственной Думы, правительстве? Даже думать противно о том, что страдания и смерть простого солдата (но гражданина!) приносит выгоду каким-то частным лицам, которые потом на эти деньги спокойно живут и даже не скрывают своего лица. Я два года отслужил в рядах вооруженных сил и ничего хорошего не слышал о некоторых государственных мужах, затеявших "хасавюртский пакт". "Все это - показуха ради денег и ради их денег мы здесь умрем. Березовскому и Лебедю - деньги, а нам - гробы. Мы - пушечное мясо, которое кто-то пытается выгодно продать!" - говорили ребята из нашей бригады после начала второй чеченской кампании. И можно понять тех, кто отказывался идти в бой или просто отлеживался, не вылезая из укрытий. "Наши деды погибали за Родину, наши отцы - за идею (Афганистан). А мы - за что должны идти под пули?" - открыто негодовали некоторые из них. А отдельные офицеры, долго находившиеся на передовой первой чеченской, после Хасавюрта выкидывали свои награды прямо в форточку. "Я на это дерьмо второй раз не клюну!" ответил один из наших старших офицеров, когда ему предложили поехать в Ботлих. "За что я был ранен? За что погибли мои боевые товарищи? Зачем нам все это надо?" - не унимался он - "Это же вторая серия! Вас обманут, как раньше обманули нас! Дети, что вы делаете? Очнитесь! Дома будете мамку защищать! Опомнитесь! Не глупите, вырастите, сами поймете!" Наверное, он был по-своему прав. Неприятно осознавать, что тебя опять подставили, использовали, обманули, вытерли ноги и выбросили. А на твое место подобрали нового, молодого, тупого и преданного, которого потом так же запросто можно кинуть.