Со своими спасителями мы доехали до блокпоста, где нас накормили, напоили, и дали маршрут дальнейшего движения. Мы, сытые и довольные, тронули дальше. А ведь даже познакомиться толком с этими бойцами не смогли, не то, что бы адресами обменяться. Вроде они были ОМОНовцами из какого-то крупного города на Урале. Тогда я ни о чем не думал, сразу уснул без задних мыслей. Устал, наверное. Короче, на войне, как на войне, трудно.

Еще через сутки мы, выжав из нашего железного коня последний остаток сил, догнали основную колонну и до самого Аргуна доехали более-менее спокойно, а главное - без потерь.

(19.08.00)

* 6. ЕФРЕЙТОР Бабай *

Мы пили с Масхадовым чай.

Два наших блокпоста стояли возле небольшого населенного пункта Бачи-Юрт, через который проходила федеральная трасса на Гудермес и, дальше, разветвляясь на несколько разбитых дорожек, на дагестанский Хасавюрт. Основное шоссе было добротное: широкое и асфальтированное. Других таких к тому моменту в Чечне, наверное, уже почти и не осталось. Дорога эта имела стратегическое значение для всех армейских подразделений находящихся в данном районе, поэтому посты на ней располагались и выше по карте. Чем больше постов, тем безопасней.

Может, все было совсем не так, но нам комбат обрисовал именно такую картину. А я своему комбату верил. Там, если не верить, не выжить.

Расстояние между нашими постами - двойняшками приблизительно равнялось километру. От моего, второго по счету поста, до села оставалось метров восемьсот. Местность была равнинная, и сельская окраина просматривалась довольно хорошо, а в бинокль, при желании, можно было детально разглядеть любые относительно крупные постройки по всему периметру села. Хорошая видимость вселяла уверенность, ведь любое мало-мальское движение на дороге и возле нее, мы могли своевременно засечь и приготовиться к встрече гостей. Причем, гостей не всегда желанных.

Для официального приема горячих свободолюбивых чеченских парней, в нашем распоряжении имелась "скатерть-самобранка". То есть, мы могли сами успешно обороняться и, естественно, браниться изо всех сил. Что мы и делали. Особенно удавалось второе - бранились много, с неподдельным рвением и на разных языках многочисленных народов необъятной Родины. Два бронетранспортера, две зенитки и гранатомет АГС, а так же автоматы АКС с подствольными гранатометами у каждого из двадцати двух бойцов второго батальона оперативного назначения двадцать второй бригады ВВ МВД РФ, делали свое дело исключительно добросовестно, исправно поливая огнем обнаглевших противников. Однако, при нападении крупного отряда боевиков, способного окружить и уничтожить пост, наше сопротивление оказалось бы тщетным. Но тут, словно Чип и Дейл, к нам на помощь устремлялись армейцы, дислоцированные на полуразрушенной заброшенной ферме времен советских колхозов "имени десяти лет без урожая". На ферме, недостроенной неподалеку от села, командование поселило около тысячи вооруженных до зубов бойцов, готовых уничтожить любое бандформирование отсюда и до Гудермеса. Напрямик, через поле, до фермы ехать не более трех километров, а это всего десять минуть на бэтэре. К тому же, между фермой и постом скрывалось отлично закамуфлированное снайперское гнездо, откуда, в случае чего, могли нанести точечный удар по самому слабому месту противника. Врезать по заднице.

Снаружи пост казался этаким квадратным бетонным монстром сто на сто метров, с выпирающими зубами зениток и бэтэров. А изнутри все выглядело более уютно. Два блиндажа, две палатки для хозяйственных нужд и туалет, "типа сортир", делали серые будние дни срочной вэвэшной службы в приветливом чеченском крае более обнадеживающими и даже яркими. Командовал этим парадом майор ***, человек в самом расцвете сил и умений. К слову, просто хороший мужик. А я, ефрейтор не по своей вине, был назначен начальником караула, а фактически выполнял обязанности "замка".

Мне вообще повезло. Школу закончил на одни пятерки и мог получить золотую медаль, но учитель военного дела неожиданно влепил мне в аттестат четверку и, со словами "солдата из тебя не выйдет", увел драгоценную медаль из-под носа. Институт я закончил хоть и не с красным, но с твердым дипломом студента-отличника. Военной кафедры в институте не было, поэтому военкомат призвал меня на службу в звании рядового и на один год. Спокойно отслужив восемь месяцев, я, не желая отставать от родной бригады, решил поехать в командировку на Северный Кавказ для участия "в операции по наведению конституционного порядка на территории Чеченской Республики". В последнюю ночь перед отъездом из части, меня вызвал комбат и, разлив чайку, предложил никуда не ехать.

- Тебе служить всего пару месяцев осталось, образование есть, вся жизнь впереди. Разрешаю в командировку не ездить. Стреляют там. Убьют еще ненароком, - говорил он, глядя мне прямо в глаза, - а ранят, жениться не сможешь, так и помрешь холостым.

На что я, переполненный никому ненужным героизмом, ответил:

- Если и убьют, то только всех вместе. Я от своих братков не отстану. Нехорошо. Кем я буду, если я живой приеду, а они, не дай Бог, не живые.

Довольно ухмыльнувшись и еще раз заглянув мне в глаза, комбат неторопливо, словно растягивая буквы, произнес:

- Хо-ро-шо. Хре-ен с тобой. Я предлагал. Хорошо. Ладно. Поехали.

И мы поехали.

С первых дней августа и по декабрь месяц 1995 года я проходил службу на разных участках невидимого чеченского фронта. В основном, приходилось ошиваться в городе Гудермесе или его окрестностях. Стояли на блоках, ходили на зачистки. Кормили вшей, голодали, худели, болели, стреляли, но выживали. Служили, одним словом. Отдавали дань Родине, "великой и могучей России".

В день отлета из аэропорта "Северный", когда легкий декабрьский морозец указывал на начавшуюся зиму, я в последний раз посмотрел на чеченское небо. Вертолет с пацанами из нашей бригады, прощально нахмурив облака, ушел в сторону "Гудэра". Они ушли, а я не мог насмотреться на небо. В Чечне небо особенное. Когда в горячке боя падаешь вниз головой, то боишься открыть глаза, - а вдруг что не так. Но вот когда глаза медленно, неохотно, открываешь, то первое, что видишь - небо. Разное небо. Синее в белое облако, красное в пламени пожара, черное во вспышках трассеров, серое в дымке тумана. Небо. Одно большое счастливое небо. Счастливое потому, что если видишь его, значит живешь. Пока еще живешь. В эту минуту испытываешь огромный прилив энергии, радости, счастья. Счастья. Потом за это счастье становится стыдно. Ведь кто-то из друзей уже не смог увидеть небо. Последнее небо...

В этот ясный сентябрьский день небо над нашим блоком было чистым и безоблачным, почти прозрачным насквозь. Я, как дежурный начальник караула охранения, вышел на улицу и, вяло прислонившись к бетонному монстру ограждения, устало уставился в горизонт. Пытался найти подвох, но ничего подозрительного не видел. Глаза мои, требуя сна, самопроизвольно закрывались, а я, последними усилиями воли, старался их вытаращить наружу, выкатывая зрачки вперед, на сколько это возможно дальше. Не спать! Ночью была слышна стрельба в районе соседнего поста. Вероятно, их обстреляли. Но нас, слава Аллаху, не тронули. Заснуть такой ночью мы не смогли в любом случае, вот и выходило, что не спали уже около двух суток. Спать хотелось страшно. Но, приказ - есть приказ, и никуда от него не денешься, вот и стоишь. Не знаю, сколько я так простоял, может час, а может, и все три. Уже почти в полностью отключенном состоянии я заметил новый синий УАЗ-462, на большой скорости мчавшийся в нашу сторону. Не успел я как следует опомниться, как машина, за считанные минуты преодолев остаток расстояния до поста, резко затормозила и, неприятно взвизгнув шинами, остановилась в метре от бетонки, заграждавшей дальнейший путь. Я вышел за ограждение и, с автоматом наперевес, шагнул навстречу открывающейся двери. Только тут я заметил ярко-зеленую эмблему на передней правой двери УАЗика. Эмблему Независимой Ичкерии! Палец правой руки автоматически обнял спусковой курок АКСа, а я мгновенно очнулся от сладкой полудремы, в которой все еще пребывал. Стараясь сохранять спокойствие, я бросил пытливый взгляд внутрь машины. Несмотря на почти тридцати градусную жару, крыша и боковые стекла с УАЗика сняты не были, поэтому почти ничего интересного я и не увидел. Да и отражение палящего солнца била от лобового стекла прямо на меня, мешая заглянуть поглубже в салон. За то время, что я разглядывал машину, водитель успел выйти и сделать шаг в мою сторону. Огромный, как сибирский медведь, одетый в потертый камуфляж, мужчина поздоровался первым.