Плешивый с готовностью вскочил:

- Пойдем?

- Мне "Морозофф" и без закуси хорош, - отказался я, прикидывая, какую еще каверзу они мне уготовили. Да и девку под полкой не мог я оставить. Впрочем, мои попутчики, кажется, ее не обнаружили.

- Идите, мальчики, вдвоем, - вдруг подозрительно подобрела Клеопатра то ли от выпитой водки, то ли от измышленной пакости. - Идите, идите! Мне переодеться надо.

- Пойдем, Иван, женщина просит. - Плешивый снял чалму и напялил кожаную кепочку.

Довод был веским, и я нехотя поплелся за ним через вагоны и грохочущие сцепы.

Вечерний вагон-ресторан был полон. Сигаретный дым, смешиваясь с запахом прогорклого масла и винным перегаром, повис плотным вязким туманом. Знакомая замызганная официантка радостно порхала в ресторанной стихии. Одолев усталость, должно быть, приличной порцией спиртного, она с видимым профессионализмом одухотворенно жулила клиентов.

- Киска, дай хорошего коньяка, - перехватив ее между заказами, потребовал я.

- За столик, мои золотые, за столик. Стоя не обслуживаю!

- А лежа?

- Только тебя, мой золотой, но это дорого!

- А его? - Я кивнул на плешивого.

- В порядке очереди. Садитесь, вон там места освобождаются,

- Некогда нам рассиживать, - проворчал плешивый, плюхаясь напротив меня.

- Что будем кушать? - нетрезво тыкая карандашом в блокнот, допытывалась "киска".

Плешивый брезгливо обследовал соседские тарелки и категорично заявил:

- Консервы.

- Минтай в томате, кильки в томате, сом в томате...

- А что-нибудь без мата? - вмешался я.

- Шпроты? - удивленно выдохнула драная кошка. - Пожалуйста. Сколько?

- Десять банок, - сурово решил мой попутчик, - и коньяк!

- Грузинский, азербайджанский, "Наполеон". Какой?

- Никакого. "Смирновская" есть?

- Есть.

- Три штуки и зелени. Мухой!

"Летала" она минут пятнадцать. А когда наконец притащила требуемое, я чуть было не свалился под стол от хохота: все десять банок со шпротами, аккуратно выставленные на подносе, были открыта. Верзила тихо наливался кровью, а ему это вредно.

- Ты что, чокнутая?

- Вот и я думала, неужели съедите?

- Убери, дура, неси целые!

- А куда эти дену? Шпроты плохо берут дорогие...

- Твои проблемы.

- Да вы что? Заказали, а теперь... Мне, что ли, платить?

- Не обеднеешь, сама жри, - злился верзила. - Ладно, банки четыре оставь, съедим здесь. Неси водку и пять целых консервов.

Компромисс, предложенный плешивым, ее, видимо, устроил, и уже через несколько минут мы пили хорошую водку и давились шпротами.

Заметно навеселе, отрыгивая прованским маслом, мы возвращались в купе. Впереди - Алексей, нормальный компанейский парень, простой и веселый, размахивал плоскими фляжками "Смирновской" и оптимистично басил:

День пройдет, настанет вечер,

Пройдет вечер, будет ночь..

А ночь, да, уже наступила, она смотрела в вагонные окна коридора квадратными кляксами чернил. Оставалось ждать утра.

Ночь пройдет, настанет утро,

Пройдет утро, будет день...

"Это правильно и не противоречит логике", - подумал я, с трудом удерживая пирамидку консервных банок на руках и собственное равновесие.

- А ты клевый парень, Иван, не то что моя змеюка. Все жилы из меня вытянула, сучье племя! Ща я ей все скажу!

- Не надо, Леха, с начальством полагается жить дружно, - пытался я вразумить собутыльника. - Стой, пришли. "Вот эта улица, вот этот дом..." Тьфу, вагон! А вот и наше купе. Стучи к даме!

Он постучал в безмолвную дверь, и, не дождавшись ответа, открыл купе, и ввалился в черный проем.

- Лина Александровна, а мы водочки хорошей принесли, шпротов икрястых! Щелкнув выключателем, он отпрянул, поскользнувшись и едва не сбив меня с ног.

Лине Александровне не нужны были ни водочка, ни "икрястые" шпроты. Собственно, ей уже не нужно было ничего. Она стеклянно глядела на нас черными кукольными глазами, открыв рот, навечно удивленная примитивностью убийства.

В нос шибанул тяжелый запах мясокомбината. Клеопатра была девушкой дородной, кровь с молоком. И сейчас литра полтора ее кровищи были щедро разлиты, размазаны по купе. Ею были испачканы и залиты полка, столик, простыни. Большая и уже подсыхающая лужа темнела на полу. В нее-то и вляпался телохранитель Леха. Судя по относительному порядку в купе, сопротивлялась она недолго. Валялись смятые простыни. На столике сервировка к ужину была не тронута. Исчез только мой нож. По тому, как кровь уже подсыхала и сворачивалась, можно было судить, что прикончили ее минут двадцать - тридцать назад, в самый разгар нашего ресторанного застолья.

Убили необычно как-то, непривычно. Перерезали горло, но как? В шею всадили нож, возможно мой, а потом вспороли горло изнутри, в направлении груди, то есть убийца резал "на себя". Абсурд. Он мог весь перепачкаться.

Я откинул нижнюю полку и убедился, что ящик пуст. Поддиванная девка исчезла.

Трезвея с каждой минутой, плешивый пнем застыл возле, не вполне еще понимая, в какую неприглядную историю мы влипли.

- Леха, - прерывая осмотр, поделился я своими соображениями, - у меня такое впечатление, что тебе больше некого охранять.

- Она мертвая? - задал он дурацкий вопрос, снова случайно наступив на кровь своей хозяйки.

- Похоже, что доктор ей не нужен.

- Мне шандец! - Он грузно повалился на полку, руками-граблями вцепившись в оставшуюся поросль черепа.

- Леха, у нас два пути. Или мы вызываем начальника поезда, сообщаем о происшедшем и с нетерпением ждем парней из линейной милиции, которые повяжут нас и будут долго-долго потом разбираться. А мы доказывать, что мы не верблюды, верблюды не мы. А вот нож - да, нож мой. И очевидно, валяется он сейчас где-нибудь на насыпи в сорока - пятидесяти километрах отсюда. А может, и в купе. Однако касаться нам здесь ничего нельзя. Таков первый путь. Он, конечно, самый правильный. Но он длинен и тернист, И гарантии, что он приведет нас к свободе, я дать не могу. Второй путь неправильный. Он кривой, но короткий. Дарует нам свободу на ближайшем полустанке, но лучше на большой станции. Нас будут искать и конечно же не найдут. Меня, по крайней мере. Но зато он дает мне возможность найти убийцу. Какое решение тебе, друг мой, нравится больше?

- Никакое. Все одно - шандец мне.

- Что так мрачно?

- Если я останусь, меня достанут наши, а если сбегу, они что-нибудь сделают с семьей. Так бывало всегда.

- Не понял?

- И не надо. Ее ведь не просто замочили. - Он кивнул на мертвую. - Бабки забрали, сумку-то увели. У нее же была полная сумка денег. Не моих, не ее. Общих. Я - охрана.

- Сколько? И чьих?

- Много. Теперь без разницы. Кто-то дал наводку. Лучше я подставлю себя, чем жену и дочку. Ты иди, сматывайся. Я останусь. Скажу, что после ресторана ты сразу и сошел, на ближайшей станции, которая сейчас будет.

- Ты хочешь, чтоб я тебе помог?

- Хочу. Да что толку?

- Оботри туфли и пойдем в тамбур, к ресторану. Оттуда я и выйду.

Водкой и полотенцем он вытер подошвы. Я взял кейс. Закрыв дверь купе, мы безлюдными, благодарение Богу, коридорами дошли до ресторана и встали в тамбуре так, чтобы нас постоянно видели снующие взад-вперед официантки и пассажиры. Начал я:

- Леха, я бывший мент.

- Я давно понял

- Если ты расскажешь все подробно, то очень может быть, я тебе помогу.

- Что это даст? Отвечать все одно мне. Ну да и правильно!

- Сколько было денег?

- Думаю, тысяч пятьдесят.

- Но это же...

- Долларов.

Я присвистнул, с трудом переводя на рублевый курс.

- Это же...

- Да, сто двадцать "лимонов".

- Зачем?

- Какая тебе разница? Один хрен, найдешь или не найдешь, так тебя... - Он резанул по горлу. - Как Лину... Сматывайся. Нет, погоди, ведь ты можешь в ментовке подтвердить, что убил не я. Стой, стой, парень! Ты мне еще сгодишься!