- Несколько иная!.. Домна Осиповна главным образом возмущалась тем, что Бегушев оказался скупцом великим!

- Бегушев! - даже воскликнул генерал, зная всегда кузена за человека весьма тороватого.

- То есть, не в смысле жизни для себя, нет, а для других!

- И то неправда! - сказал генерал. - Он мне кузен, его щедрость известна в нашем родственном крупу!

Янсутский, по обыкновению, ненадолго опешил: он не знал, что Бегушев был родня генералу.

- По крайней мере в отношении Домны Осиповны Александр Иванович был таков. Он ей, в продолжение всей их любви, не подарил даже какой-нибудь ленты рублевой, - проговорил он.

Генерал сделал небольшую гримасу. Он решительно недоумевал, зачем Домне Осиповне была нужна рублевая лента.

Янсутский, как бы поняв его, выразился точнее.

- Конечно, дело не в ленте рублевой, но Домна Осиповна, что очень натурально и свойственно женщинам, желала, чтобы Александр Иванович подарил ей что-нибудь: ну, хоть какую-нибудь дачку тысяч в пять, в шесть!

- Она сама богата! Сама бы могла купить себе дачу! - заметил генерал.

- Но Домна Осиповна желала получить от него, потому что кто же к богатству не стремится присоединить еще большего богатства, - это общее свойство людей! Кроме того, в подарке Бегушева Домна Осиповна увидела бы доказательство любви его.

Генерал понимал, что женщину, не имеющую средств, мужчина должен на последние средства поддерживать, понимал, что женщина может разорить мужчину: его самого в молодости одна танцовщица так завертела, что он только женитьбой поправил состояние; но чтобы достаточной женщине ждать подарков от своего ami de coeur*... это казалось генералу чувством горничных.

______________

* друга сердца... (франц.).

- За то, что Бегушев не подарил madame Олуховой дешевенькой дачки, она и подала ему карету? - спросил он с несвойственной ему ядовитостью.

- За то, - отвечал Янсутский, которому вовсе это было не удивительно в Домне Осиповне. - По крайней мере, она сама мне говорила, что это одна из главных причин! - присовокупил он.

Хорошо, что седовласый герой мой не слыхал, что рассказывал Янсутский в настоящие минуты о нем и с Домне Осиповне. О, как бы возненавидел он ее, а еще более - самого себя, за то, что любил подобную женщину!

Вечером Бегушев еще раз встретил генерала. Томимый скукою, он шел с понуренной головой по бульварам, среди многолюдной толпы - идущей, разговаривающей, смеющейся, евшей, пившей в открытых кофейнях, - и, совершенно случайно, взмахнув глазами в сторону, увидал небыстро едущее ландо, в котором на задней скамейке сидели две молодые дамы, а на передней Янсутский и генерал. Оба кавалера разговаривали с своими дамами самым развязным и веселым образом. О том, какого сорта были эти особы, сомневаться нечего!.. Бегушев, попав в луч зрения кузена и вспомнив суждения его о Тюменеве, погрозил ему пальцем.

Генерал довольно громко крикнул ему по-русски:

- Я в Париже, а не в Петербурге, - и затем приложил пальцы своей руки к губам, давая тем знать Бегушеву, что он касательно этой встречи должен всю жизнь носить замок на устах своих!

Глава VII

Все, что ни говорил генерал Трахов о Тюменеве, была правда. Ефим Федорович, как бы забыв все в мире, предавался идиллии и жил на прелестнейшей даче в Петергофе вместе с m-me Меровой; при них также обитал и папаша ее, граф Хвостиков. С Ефимом Федоровичем случилось явление, весьма часто повторяющееся между грубой половиной человеческого рода - мужчинами. Вначале он предполагал войти в легкие и кратковременные отношения с m-me Меровой. Ефим Федорович, как мы знаем, не испытывал ни разу еще так называемых благородных интриг и не ведал ни роз, ни терниев оных; на первых порах m-me Мерова совершенно его очаровала, и только благодаря своему благоразумному темпераменту он не наделал окончательных дурачеств.

В одно утро Тюменев сидел на широкой террасе своей дачи и пил кофе, который наливала ему Мерова. Тюменев решительно являл из себя молодого человека: на нем была соломенная шляпа, летний пиджак и узенькие брючки. Что касается до m-me Меровой, то она была одета небрежно и нельзя сказать, чтобы похорошела: напротив - похудела и постарела. Напившись кофе, Тюменев стал просматривать газету, a m-me Мерова начала глядеть задумчиво вдаль. Вдруг она увидела подъехавшую к их даче пролетку, в которой сидел Бегушев.

- Боже мой, кого я вижу! - воскликнула Мерова с неподдельным удовольствием и, соскочив с террасы, бросилась навстречу Бегушеву, обняла и даже поцеловала его.

За ней следовал и Тюменев. Он был очень доволен этою искреннею радостью Меровой приезду его друга.

- Откуда? - спрашивал он, тоже обнимая и целуя Бегушева.

- Из-за границы! - отвечал тот.

- Но как же тебе не грех было не ответить мне на мое весьма важное для меня письмо, да и потом ни строчки!

- Я к тебе и прежде не часто писал! - произнес себе под нос Бегушев и при этом потупился.

- Знаю я... этим только и успокоивал себя... Но где же Домна Осиповна?.. Отчего ты не привез ее к нам?

Мерова взглянула при этом на Бегушева.

Домна Осиповна давно уведомила ее о разрыве своем с ним и при этом описала его в самых черных красках, называя его эгоистом, скупцом, злецом. Мерова об этом письме ничего не говорила Тюменеву.

- Домны Осиповны, вероятно, здесь нет! Я не знаю даже, где она, объяснил ему Бегушев.

Тюменев исполнился удивления.

- Даже не знаешь!.. - проговорил он.

- Даже не знаю! - отвечал Бегушев с ударением.

Во все это время Мерова чрезвычайно внимательно смотрела на него.

- А за границей вы лечились? - спросила она его.

- Нет, - отвечал Бегушев.

- Но ты, однако, очень переменился... Совсем поседел... похудел!.. сказал ему Тюменев.

- Ужасно!.. Невероятно!.. - подхватила с участием Мерова.

Бегушев при этом улыбнулся.

- В природе все меняется - таков ее закон! - сказал он.

Затем Тюменев начал было его расспрашивать об Европе, об ее литературных, художественных, политических новостях, и при этом, к удивлению своему, заметил, что Бегушев как бы никого там не видал и ничего не читал.

- Но где же ты, собственно, был? - спросил он его в заключение.

- В Париже.