* Чуть-чуть! (франц.).

Шампанское подали, которое оказалось не frappe a la glace и очень плоховатого качества; но как бы то ни было, выпив его стакана два, генерал решительно пришел в умиленное состояние.

- Какие иногда странные мысли приходят в голову человека! Мне вот, сидя в этом маленьком кабачке, припомнилось, как мы с вами, cousin, служили на Кавказе и стаивали на бивуаках... Для вас, конечно, это было очень тяжелое время!

- Напротив, я никогда не был так счастлив, как тогда! - возразил Бегушев.

- И это возможно!.. Очень возможно!.. - согласился генерал. - Одна молодость сама по себе - и то уже счастье!.. Я после вас долго оставался на Кавказе, и вы оставили там по себе очень хорошую память; главное, как об храбром офицере!

- Что за особенно храбрый я был! - возразил Бегушев скромно.

- Очень храбрый!.. Товарищи и начальники ваши тогда искренно сожалели, что вы оставили военную службу, для которой положительно были рождены; даже покойный государь Николай Павлович, - эти слова генерал начал опять говорить потише, - который, надо говорить правду, не любил вас, но нашему полковому командиру, который приходился мне и вам дядей, говорил несколько раз: "Какой бы из этого лентяя Бегушева (извините за выражение!) вышел боевой генерал!.." Потому что действительно, когда вы на вашем десятитысячном коне ехали впереди вашего эскадрона, которым вы, заметьте, командовали в чине корнета, что было тогда очень редко, то мне одна из grandes dames... не Наталья Сергеевна, нет, другая... говорила, что вы ей напоминаете рыцаря средневекового!

Бегушев при этом поднялся.

- Куда же вы?.. Подождите Янсутского, все бы вместе день и провели, останавливал его генерал.

- Нет, я имею дело! - сказал ему решительно Бегушев, главным образом спешивший оставить ресторан, чтобы не встретиться с Янсутским.

- Еще одно слово, cher cousin! - воскликнул генерал. - Напишите, пожалуйста, если можно, завтра же Тюменеву, что я ни в чем перед ним не виноват, что я не знал даже ничего, отказывая графу Хвостикову.

Генерал главным образом боялся Тюменева по службе!

- Хорошо, напишу, - отвечал ему с улыбкой Бегушев и, расплатившись за завтрак, ушел.

Генерал дожидался Янсутского часов до трех, наконец тот явился - тоже в штатском платье, с окончательно пожелтелой, перекошенной и как бы оглоданной рожей.

- Где вы были это? - спросил его генерал.

- В разных местах!.. - отвечал Янсутский. - Дюжину устриц!.. - прибавил он гарсону.

- Как можно в мае месяце есть устрицы! - остановил его генерал.

- Отчего не есть? - спросил Янсутский.

- Устрицы в мае любят, а у них четыре сердца, и вообразите, какие они должны быть исхудалые, - разъяснил генерал.

- В таком случае я ничего не хочу... Дайте мне кофе и коньяку! - сказал Янсутский гарсону.

Тот подал ему требуемое.

Янсутский, прилив значительное количество коньяку в кофе, начал прихлебывать его: видимо, что он чем-то был очень встревожен и расстроен.

- Я завтра уезжаю в Петербург, - объявил он генералу.

- Зачем? - спросил тот с удивлением и некоторым сожалением.

- Вызывают по делу Хмурина, - отвечал Янсутский с окончательно перекошенным ртом.

- Хмурина?.. - повторил генерал еще с большим удивлением.

- В качестве свидетеля, не больше! - поспешил сказать Янсутский; но втайне он думал, что не в качестве свидетеля, а ожидал чего-нибудь похуже. Это в одной только России могут так распоряжаться... вдруг вызывают человека через посольство, чтобы непременно приехал... Спроси бумагой, если что нужно, - я им отвечу, а они меня отрывают от всех моих дел, когда у меня здесь, в Париже, и заказов пропасть по моим делам, и многое другое!

- Но что ж было общего между вами и Хмуриным? - спросил генерал.

- Между нами, крупными деятелями, всегда очень много общего! Офонькина вон тоже тянут, того даже из Египта, с его виллы, где он проживал.

- Это жида этого Офонькина? - сказал презрительно генерал.

- Положим, он жид, но он человек очень богатый и чрезвычайно честный!.. - возразил Янсутский. - Не чета этому подлецу Хмурину. - Прежде, когда Янсутский обделывал дела с Хмуриным, то всегда того хвалил больше, чем Офонькина, а теперь, начав с Офонькиным оперировать, превозносил его до небес!

- Так наша поездка в Елисейские поля, может быть, не состоится? произнес генерал невеселым голосом.

- Отчего же не состоится?.. Нисколько!.. - воскликнул повеселевшим голосом Янсутский; он в это время выпил еще чашку кофе с коньяком. - Я, что касается до удовольствий, особенно парижских, перед смертной казнью готов идти на них.

- В таком случае жаль, что я Бегушева не пригласил на нашу прогулку, продолжал генерал. - Он сейчас здесь со мной завтракал!..

- С Бегушевым, - слуга покорный! - я никуда не поеду!

- Но что такое у вас с ним? - спросил генерал с любопытством. - Он как-то этак... да и вы тоже!..

- Решительно ничего!.. Просто не любим друг друга, взаимные антипатии! - сказал Янсутский, начавший окончательно ненавидеть Бегушева потому, что Домна Осиповна, после разрыва с последним, в порыве досады на него, рассказала Янсутскому, как Бегушев бранил ее за обед у него и как даже бранил самого Янсутского!

- Между прочим, Бегушев мне сказал, что он знал madame Мерову? продолжал расспрашивать генерал.

Он очень любил разговаривать о молоденьких и хорошеньких женщинах, чего дома ему решительно не позволялось делать.

- Как ему не знать... она близкая приятельница его бывшей приятельницы.

- Это madame Олуховой, если я не ошибаюсь?..

- Сей самой-с! - подхватил Янсутский.

- Но она уж больше не приятельница Бегушева? - спросил генерал.

- Нет!.. Напротив - враг его!.. Историю эту вашему превосходительству так надо рассказать... Существовали в Москве два гражданские брака: мой с Меровой и Бегушева с Олуховой, и оба в очень недолгом времени один после другого расторглись - по причинам далеко не схожим.

- А именно? - любопытствовал генерал.

- Я-с должен был расстаться потому, что, как говорил вам, когда прилив денег был большой, тогда можно еще было удовлетворять желания госпожи Меровой, но когда их уменьшилось, так что же тут сделаешь?..

- Гм! - произнес генерал, припомня слова Бегушева по этому поводу. - А какая же причина у Бегушева?.. - спросил он.