— Как вам нравится представление? — осведомился бармен. Вместе с напитком он вручил мне членскую карточку.

— То же самое, что есть шоколад вместе с оберткой, — усмехнулся я.

— В этом-то и сложность, — согласно кивнул бармен.

— Вы не видели тут светловолосую девушку, примерно в половине десятого? — спросил я.

— Эй, вас не Демпси зовут?

— Да.

Он вручил мне записку, которая торчала из-под бутылки «Лонг Джон». В записке, написанной губной помадой, говорилось: «Спешно — к Захмайеру», после чего следовал адрес заведения: где-то в мексиканском районе около шоссе. Когда я засовывал послание в карман, двери распахнулись, и в баре появились два представителя военной полиции. В мягких отблесках света, падавших от обнаженных фигур стриптизерш, отсвечивали их белые фуражки и дубинки. Осторожно миновав ряд зрителей у стойки, они мельком глянули на девушку, после чего молча покинули бар.

— Ваша куколка? — спросил бармен и, не дожидаясь ответа, одобрил: — Куколка что надо.

Я согласился.

— В старой доброй стране меня звали Каллахэн, — сказал он.

— Ясно, — кивнул я. — Ну что ж, пожалуй, двинусь.

— Веселая она, эта ваша девушка. Сюда зашел какой-то ее приятель, сказал: «Руки верх» — и сделал вид, что у него револьвер, а она так ловко стала подыгрывать ему, что они и ушли на пару. А уж он тут откалывал те еще номера. Она успела написать записку, пока делала вид, что рылась в сумочке. Они прямо чокнутые, эти ваши друзья. У меня есть чувство юмора. Без него тут не выдержать. Особенно на моем месте. Вот как-то было... эй, да вы не допили «Джек Дэниелс».

Я направился по адресу, который дала мне Сигне, — в южную часть Милам-сквер. За «Банана компани» стояло обветшавшее здание, на стенке которого трепетали полуоторванные плакаты «Лучший окружной судья — Папа Шварц», «Выберем снова Сандерса в законодатели», «Бесплатная парковка для похоронного бюро». Улочка почти сплошь состояла из тесно приткнутых друг к другу магазинчиков и обшарпанных кафе. В витринах статуэтки святых и крысоловки размещались вперемешку с потрепанными киножурналами и игральными костями. Наконец я нашел нужное заведение; в витрине лежала открытая Библия, а на стекле белой краской написана цитата из Священного Писания. Большая пластиковая вывеска у входа гласила: «Захмайер. Дантист. Поднимайтесь». Что я и сделал.

На плоской деревянной филенке высокой двери висело приглашение «Заходите». Сама дверь оказалась заперта. Я пошарил на притолоке над дверью, и, конечно, ключ оказался на месте. Я вошел. В первой комнате, приемной, стоял душный спертый воздух, а пластиковые сиденья кресел были изрезаны ножом. Я зашел в медицинский кабинет. Он занимал большое помещение с двумя окнами, на стеклах которых отражалось свечение неона. Реклама пощелкивала, когда менялось сочетание неоновых букв. Пока розовые и голубые цвета сменяли друг друга, я увидел подносы, полные пинцетов и щипцов, лампочек для полости рта, зеркал и сверл — они размещались на двух каталках. Здесь же разместилась и рентгеновская установка; на бачке с горячей водой лежал рулон ваты, а маленькая стеклянная полка скалилась искусственными зубами. Над большим зубоврачебным креслом поблескивал диск светильника. В кресле сидел крупный человек с крючковатым носом, на лице с глубокими морщинами застыло обеспокоенное выражение. Его безжизненно обмякшее тело напоминало брошенную тряпичную куклу. Голова сползла с подголовника, а свисающие руки почти касались пола. Из угла рта тянулась длинная извилистая струйка засохшей крови, а кожа пошла переливами розового и синеватого цветов. По автостраде, поднятой на уровень окон зубоврачебного кабинета, включив сирену, пронесся полицейский на мотоцикле. Завывание ее затихло в жаркой душной ночи. Я приблизился к телу. На лацкане пиджака я увидел эмалированный значок с символом организации Мидуинтера. Не знаю, сколько времени я стоял, уставившись на него, но меня заставили встрепенуться голоса в приемной. Я схватил стоматологическое долото и решил подороже продать жизнь.

— Лиам! Это ты, дорогой? — донесся до меня голос Сигне.

— Да, — хрипло произнес я.

— Что ты там делаешь в темноте, радость моя? — спросила она, влетая в комнату и разом зажигая всю иллюминацию. Сразу же вслед за ней появился Харви.

— А мы тебя ждали внизу. Даже в голову не пришло, что ты поднимешься рвать зубы. — Он расхохотался, словно удивительно удачно сострил.

За спиной Харви возник еще один человек, который, сняв пальто, облачился в белый халат.

— Сомневаюсь, что могу разделить вашу компанию. — Он говорил с сильным немецким акцентом. — В любую минуту ко мне может прийти клиент.

— Посмотри на лицо Лиама, — прыснула в ладошку Сигне.

— Ты что, привидение увидел? — с игривым смешком спросил Харви.

— В «Мозге» доктор Захмайер лечит зубы американским студентам, — сказала Сигне. — Определить национальность человека можно, посмотрев, в каком состоянии у него зубы. Доктор Захмайер должен придать им европейский вид.

— Я проголодался, — объявил Харви. — Не отдать ли нам должное китайской кухне или мексиканской? Двинулись. — Он выставил пальцы, как стволы пистолетов, и Сигне подняла руки. — Обед за мной. Этот жуликоватый Джон Буль поставил на уши весь «Мозг», и наш всемогущий босс Мидуинтер готовит для него специальное задание.

— Что за задание? — спросил я.

— Связанное с опасностью. Да-да-да-ди-ди-да-да, — замурлыкал Харви музыкальное вступление к одному из телесериалов.

— Какого рода опасность? — спросил я, хотя уже понял, что Харви под хмельком.

— Пребывание в компании герцогини. — Харви показал на Сигне, которая в ответ шутливо шлепнула его. Мне пришло в голову, что они поссорились и не успели наладить отношения.

— С такого рода опасностью я справлюсь, — согласился я.

Харви настолько оголодал, что у него хватило сил пройти лишь пятьдесят ярдов по улице, и, хотя Сигне порывалась ехать в нижний город, он не отказался от своего замысла и привел нас к настежь распахнутым дверям мексиканского ресторана, где меню было приклеено к окну. На полке высоко в углу стоял телевизор, и скороговорка испанского диктора соответствовала темпу боя на ринге. В нижней части экрана виднелись обитатели нижнего города, которые, благоухая «Герленом» и «Олд Спайс», вместе с остальной публикой наблюдали за бойней на ринге. Харви заказал полный набор мексиканских блюд, которые тут же появились на столе.

Он не переставая дурачился, изображая из себя снайпера и выражая таким образом свой сарказм по отношению ко мне. Сигне вела себя сдержанно и все время держала меня за руку, хотя я заметил, что она побаивалась Харви.

— Что ты вечно ерзаешь? — спросил ее Харви.

— Здесь так жарко. Ты не против, если я зайду в дамскую комнату и сниму пояс?

— Валяй, — кивнул Харви. — Веселись.

Но Сигне не пошевелилась. Она не отводила от меня взгляда.

Со словом «пояс» проблема обрела ясность. Человеком в зубоврачебном кресле был горбоносый продавец женского белья Фраголли, наш «контакт» в Ленинграде. Он ровно ничего не знал об Америке. Чего ради ему понадобились услуги американского дантиста? Харви и Сигне слишком поспешно вытащили меня оттуда.

— Так, ясно, — сказал я, пережевывая мексиканский деликатес. — Вы на пару одурачили меня. — Я встал из-за стола.

Сигне с силой схватила мня за руку.

— Не уходи, — попросила она.

— Вы оба врали.

Сигне уставилась на меня широко открытыми грустными глазами.

— Останься. — Она заглянула мне в глаза, перебирая мои пальцы.

Боксеры на экране обменялись ударами и разошлись.

— Нет, — отрезал я.

Не выпуская моей руки, она подняла ее, и кончики пальцев оказались в ее полуоткрытом нежном рту. Я отдернул руку.

Один из мужчин за угловым столиком говорил: «...Название острова, где впервые дала о себе знать самая могучая сила природы, — поэтому купальные костюмы и называются бикини». Слушатели расхохотались, а я торопливо вышел на улицу.