В первый раз его призвали в тридцать девятом. Борис Бабочкин, худрук БДТ, дошел до самого Мерецкова, чтобы Пальму как человека, очень театру нужного, от службы освободить. Но Кирилл Афанасьевич Мерецков, тот самый, в лицо которого несколько позже мочился сталинский следователь, навстречу Бабочкину не пошел, сославшись на суровый приказ самого товарища Сталина.

- Всех финнов мы заберем, - сказал Мерецков, и Пальму был мобилизован в специальный финский корпус, который формировали накануне зимней кампании 39-го года. В тот раз Красной Армии от белофиннов крепко досталось.

Нетрудно догадаться, что, в соответствии со сталинской национальной политикой, наш герой был поставлен перед жестокой необходимостью всю жизнь, особенно смолоду, когда он считался финном, во что бы то ни стало и всеми средствами доказывать свою беспредельную преданность советской власти.

В 155-м дивизионе 378-го гаубичного полка специального финского корпуса комсомолец Пальму служил помощником политрука, отвоевывая у белофиннов волость Уусикиркко, остров Равансари, речку Ваммельйоки, деревню Метсакюля и другие места, которые были тут же отданы русским переселенцам. Их названия стали соответственно меняться. В этих благословенных местах, забывающих свои финские имена, мы проводим порой свои вольные дни, например, в театральном Доме творчества в поселке Молодежный или в санатории под названием "Черная речка".

В сороковом году Пальму вернулся в театр, а в сорок первом, уже с другим худруком, Львом Рудником, выехал на гастроли в Ашхабад, откуда Больдрамту предстоял переезд в Баку.

Как всегда на рысях, Ваня бежал по чужой улице, как вдруг навстречу ему Лев Рудник, представительный, между прочим, мужчина, и как раз с той самой красавицей артисткой Зинаидой Карповой, которую Товстоногов беспощадно уволил за выпивку, едва успев прийти в БДТ...

И вот Рудник останавливает Ивана и, глядя ему в глаза, произносит эти исторические слова:

- Ваня!.. Война!..

С каким трудом добирались из Баку в Ленинград - рассказ отдельный. Но тридцатого сентября 1941 года последним эшелоном из Ленинграда Большой драматический был эвакуирован в город Вятку, и уже в Вятке Ваню мобилизовали во второй раз.

Служил он в красноармейском ансамбле Третьего Украинского фронта и с помощью острейшей сатиры и взрывного юмора, исполняя, к примеру, "Мы бежали русский край, айн, цвай, драй..." или под аккомпанемент баяна "Барон фон дер Пшик наелся русский шпик", создал колоритный образ неунывающего бойца Рукояткина... Да, да, автор текста сочинил грамотно: "Барон фон дер Пшик отведать русский шпиг..." и т.д., но Ваня пел так, как переиначило популярную песню народное сознание.

Путь ансамбля пролегал от Северного Донца, через всю Украину, Кривой Рог, Одессу, Констанцу и Болгарию до самой столицы Австрии Вены.

На одном штабном совещании полковник соседнего фронта приглашает как-то полковника Третьего Украинского, то есть Ваниного:

- Приходи к нам на концерт, у нас Штепсель с Тарапунькой будут выступать.

А наш полковник ему отвечает:

- Лучше ты к нам приходи, у нас самих есть Пальма-Рукояткин...

Тут, конечно, и орден, и медали, и долгожданное возвращение в сорок шестом в Большой драматический имени Максима Горького...

Иван Матвеевич прославился уже на первых зарубежных гастролях БДТ, которые состоялись за двадцать лет до описываемых нами японских событий в братской социалистической республике Болгарии.

Как вышло?

Грандиозный правительственный обед, в сопровождении концерта выдающихся исполнителей, закатил коллективу Первый секретарь Болгарской компартии товарищ Тодор Живков, и этот его выразительный жест послужил примером и указанием для болгарских регионов.

Идущую "сверху" протокольную обязанность хозяева сердечно топили в ракии и "Плиске", не говоря уже о волшебных болгарских винах.

По правде сказать, все мы, а не только Иван Матвеевич, сильно разбаловались, успев привыкнуть к хмельным рекам и ломящимся столам.

Как вдруг один из болгарских городов вышел из общей шеренги и дал нам понять, что здесь "кина", т.е. банкета, не будет...

Постигшее всех разочарование с детской непосредственностью выразил именно Ваня. Приняв горделивую позу и отставив кавалерийскую ножку, с требовательной и капризной интонацией принца крови он спросил:

- А чем они это объясняют?..

Все грохнули, узнав в Иване Матвеевиче самих себя, и его крылатая фраза вошла в общий обиход на многие годы: плоха ли гостиница, завтраком ли почему-то не кормят, малы ли суточные и любые другие неудобства Большой драматический встречал славной фразой: "А чем они это объясняют?", автором которой был не кто иной, как Иван Матвеевич Пальму...

Со своей женой он прожил 59 лет, до самой ее смерти, и гордился неординарной для женщины прокурорской профессией супруги. И сын их пошел по юридической линии - сначала таможенник, потом адвокат. В такой симметрической позиции - между адвокатом и прокурором - Иван Матвеевич мог всегда чувствовать себя, с одной стороны, защищенным, а с другой - готовым к нападению, и обрадовался, когда внучка тоже поступила на юридический...

Неудивительно, что человеку с такой биографией, к тому же старому члену партии, в Японии доверили руководство четверкой, в которую входила трудновоспитуемая Зинаида Шарко.

- Зина, - сказал он ей со всей строгостью в один из бездельных токийских дней, - ты почему ходишь одна? Почему нарушаешь?..

- А я языки знаю, - нашлась Зинаида.

- Какие? - удивился Иван Матвеевич.

- Немецкий. И французский, - сказала Зина. Главное было не задумываться и отвечать быстро.

- Откуда? - потрясся Пальму. Он не мог представить в своей подопечной такого языкознания.

- Из театрального института, - твердо отвечала Шарко. - Нам же преподавали!

Факта преподавания иностранных языков в театральном институте Иван Матвеевич опровергнуть не мог.

- Да? - переспросил он. - Ну, все равно, ты должна ходить в своей четверке.

- Хорошо, Иван Матвеевич, - сказала непослушная Зина, - я поняла...

Через несколько дней в два часа по полуночи Иван Матвеевич постучался к своей подопечной по личному вопросу. Запахнув кимоно, Зина впустила его, обратив внимание на рукопись, которую держал в руках взволнованный коллега.

- Послушай, Зина, - сказал Пальму конфиденциально-интимным тоном, - тут в Японии некоторые покупают камушки. Мне попался один такой... Красненький... Ну как он называется?.. Ну, этот... У нас еще режиссер был такой... Агамирзян... Рубен Агамирзян... Ага!.. Вот!.. Рубин, камешек рубин!..

- Да, - авторитетно подтвердила Зина, - есть такой режиссер. И камешек такой есть.

- Но ведь этот рубин стоит столько иен, что на них можно купить... - и Иван Матвеевич передал Зине рукописный перечень предметов, равных по цене одному рубину.

Оказалось, что за те же иены можно приобрести роскошный видеомагнитофон с телевизором и обширным "прикладом", или три гигантские стереосистемы, или тридцать пар модельных туфель, или двести пар "красоток", как выразился обуреваемый сомнениями автор расчетной записки.

- Кроссовок, Иван Матвеевич? - переспросила Зина.

- Ну, да, - со вздохом сказал он.

Подсчеты велись скрупулезно и отняли у Пальму много сил.

- Так в чем же проблема, Иван Матвеевич? - снова спросила Зина.

- Так не стоит, наверное, этот рубин покупать, если столько красоток! воскликнул в отчаянье бессонный Пальму.

- Я не знаю, Иван Матвеевич, - сдержанно сказала Зина, - это уж вы все-таки решите сами.

- Да? - спросил он и, собравшись с силами, подытожил: - Ну, ладно, я решу... Но только очень тебя прошу, Зина, ходи, как положено, ходи в четверке!..

- Будьте спокойны, Иван Матвеевич! - чарующим голосом сказала Зина.

После театрального института ученица легендарного Бориса Вольфовича Зона Зинаида Шарко попала в театр Атманаки.

Сейчас объясню. В те времена - начало пятидесятых - в составе империи "Ленконцерт" жили два таких коллектива. Театр Райкина позже обрел независимость, его помнят все, а театр Атманаки забыли.