Она хотела уже сказать о трудном времени, которое переживает страна, но Афинская, угадав о размышлениях Беляковой, заговорила первой: * Государству пока нет дела до стариков и людей, не имеющих достаточных средств для существования на этой экспериментальной земле. Самой экспериментальной земле в мире. Вот поэтому я, как умею, сама забочусь о бедных и униженных. Я даю им хлеб, я даю им кров. Я, если хотите, а не государство, даю им надежду на достойную жизнь. * Ой, ли! Надо же какая благодетельница! * Какая есть. Если не вы, то кто-то же должен позаботиться об этих несчастных и старых как мир, как вы только что выразились, нищих. * Театр нищих! - добавила Белякова. * Ну что ж - пусть театр! Да, театр! И я как режиссер помогаю своей труппе, состоящей из стариков и инвалидов, брошенных и забытых воинов, подняться в собственных глазах. Ведь если бы не я - они уже на другой день забыли бы, что людям присуще умываться и расчесываться, есть за столом качественные продукты, а не запихивать прямо на помойке в рот заплесневелый хлеб и вонючие обрезки колбасы. Я из нищих делаю актеров! А вы - власть и правительство - из актеров делаете нищих. Улавливаете разницу, госпожа Белякова? * Ну а как же! Вы лишаете людей собственной гордости. Усадив на паперть бывшего воина, ставшего инвалидом, вы унижаете его человеческое достоинство... * Ни-че-го по-доб-но-го! - по слогам и с пафосом королевы перебила гостью Афинская. - Я! Я не даю угаснуть в людях вере в завтрашний день и собственную волю. Я воочию показываю им: вся жизнь - это театр! И быть бомжем или нищим в данный момент - вовсе не безнадежно! Бездомные - вам ли не знать! - есть, были и будут всегда. На Руси их раньше называли "каликами перехожими", писатели и драматурги собирали их фольклор, разве не о них ставили пьесы в театрах? Да какие спектакли - классика! И сегодняшние нищие - это тоже часть русского народа со своим подземно-подзаборным юмором, своей дикой философией выживания. Вы ведь не лечите болезнь. Вы её консервируете. Вы стараетесь упрятать калек и нищих подальше, показать, что все у нас хорошо и безоблачно. И тем самым нагло врете всему миру. И креститесь при этом, как в театре. Потому что осенять себя крестным знамением нынче стало модно. Но, крестясь, забываете, что русская церковь считала инвалидов и юродивых божьими людьми, через уста которых шло его откровение. * Когда я вижу нищих, то мне как коренной москвичке становится стыдно за мой город... * Напрасно, - улыбнулась Афинская, - а знаете ли вы, уважаемая Маргарита Павловна, что именно москвичи испокон веков с заботой и любовью относились к юродивым? В конце прошлого века жил в Москве знаменитый Федька Кастрюлькин, который не утруждал себя ни пророчествами ни гаданиями, ни даже краткими изречениями. Он просто ходил по улицам с привязанными к рукам и ногам кастрюлями. А москвичи благоговейно прислушивались к их звону. Считалось, что встретить Федю Кастрюлькина - к добру. Не встретил - плохо дело... * Зачем вы мне все это рассказываете? У нас сегодня каждый имеет право на свободу, - только и нашла что сказать Маргарита Павловна. - И вы здесь ничего нового не открываете. Люди перестали уважать авторитеты. А свобода слова вылилась в порнографию, матерщину, дикие частушки и песенки, которые то и дело слышишь в метро и на улице от ваших невоспитанных актеров. Что, такая правда красит Россию? * А что вы, прилипшие к государственной кормушке, хотели бы услышать от простых людей в свой адрес? Это, извините, ваша система погрязла по уши в коррупции и взяточничестве. Если мне дают деньги нищие, то только за то, что я их научила зарабатывать на хлеб с маслом. И свободы, якобы вами дарованные, - тоже вопрос спорный. Их свободу ночевать на улице - ограничивает милиция. На их желание жить в столице - наложено вето. А теперь вы хотите им заткнуть ещё и глотки. Мои бомжи, даже если бы они этого хотели, не имеют сегодня права участвовать в выборах. Мы говорим о свободах, а голосовать заставляем по месту прописки. Нас нет в избирательных списках. Так вот, я собираюсь обратиться к московским депутатам и поставить вопрос о регистрации московских бездомных людей. Пусть все знают, что есть частичка незащищенных людей из большого и жестокого города, которая тоже хочет иметь право на свободу. Пусть все знают, что мы, хотя и бедные, но такие же живые люди, как и вы! И большинство калек и стариков не по моей, а по вашей вине оказались без жилья и еды. И если вы и дальше будете вести Россию к рынку таким путем, то уже завтра не четверть, а почти все жители страны станут нищими и бездомными. Если уже не стали. У меня же эти люди находят понимание и поддержку, ибо выжить одиноким и брошенным людям легче сообща.

Белякова хотела что-то возразить, вступить в новый спор, но вдруг поймала себя на мысли, что ей, профессиональному юристу, в словесной борьбе никогда не победить Афинскую. Мало того, она уже не испытывала неприязни к бывшей актрисе, которая взяла инициативу в свои руки и так убедительно говорила о мнимых свободах. И уже совсем обезоружило Маргариту Павловну то, что слова Афинской были не голословием и демагогией - она, Афинская, делала дело, выдавая при этом зарплату калекам и голодным, которой по всему было видно хватало и на хлеб и на кров. И Маргарита вдруг догадалась, в чем состоит её бизнес...

В кабинет постучали, и вошли старуха и старик, те самые скрипач и певица, с которыми Афинская работала накануне. Она уже, не стесняясь присутствия Беляковой, разрешила пройти им в кабинет. Даже наоборот, бравируя своим покровительством над стариками, она спросила Белякову: * Хотите увидеть, чем эта пара зарабатывает себе на хлеб? - и, не дожидаясь ответа, попросила музыканта и певицу, повторить материал, который они прошли на последнем занятии и отрепетировали дома.

Старики даже обрадовались, что помимо Афинской кто-то ещё может дать оценку их творчеству. Дед аккуратно открыл футляр и бережно вытащил скрипку. Старуха поправила шапку-тюрбан и вся подтянулась. Музыкант поднял смычок и скрипка зарыдала, заплакала. Дождавшись, когда проигрыш закончится, старуха затянула громким голосом неизвестную Беляковой песню: * Плачь, скрипка, плачь.