Но по сравнению с автодорожными подземные попрошайки были действительно нищими. Только его, Юрайта, заработок, да ещё нескольких "калек-воинов" мог соперничать с теми деньгами, которые падали в ящик отдельно взятой черной монахини. Но он, Юрайт, отрабатывал эти деньги в поте лица. Они же, наемные монашки, просто ходили между рядами машин и молча подставляли ящик.

Официантка поставила перед ним чашку ароматного кофе, сваренного по-турецки. Но в это время ему показалось, что к обочине дороги, где сидели цыгане-мужчины, подошел один из быков Кноруса. Он стоял задом к Юрайту, засунув руки в карманы широких штанов.

Один из цыган вытащил из внутреннего кармана синей болоньевой куртки толстый полиэтиленовый пакет и подал его парню. Пакет тут же исчез в кармане штанов. Парень ещё что-то говорил цыганам, они по-одному вставали и быстро исчезали в толпе. Наконец и последние два мужика-цыгана поднялись с бордюра, пожали парню руку и принялись что-то кричать монашкам. Женщины в рясах потянулись к своим руководителям, которые уже шли ко входу в метро. Парень повернулся и пошел в сторону кафешки. Юрайта, словно током ударило. Это был Граф - самый близкий друг и помощник Кноруса.

Граф не спеша двигался в сторону пешеходного перехода. Юрайт отодвинул дымящийся напиток, бросил на стол десятку и выскочил из кафе. Теперь он боялся лишь одного: где-нибудь в укромном месте Графа ожидала машина, он плюхнется в неё - и поминай как звали. Правда, сам факт, что человек Кноруса встречался с цыганско-монашеским сообществом на Рижском автоперекрестке, уже говорил о многом. Да и нетрудно было догадаться, что полиэтиленовый пакет, который исчез в кармане брюк Графа, был наполнен денежными купюрами.

Юрайт в десяти метрах позади шел за Графом, хорошо различая в толпе его стриженый затылок. Бык направлялся то ли в сторону Крестовского рынка, то ли ко входу в метро. Лихо проскочив мимо движущихся машин по проспекту Мира, Граф потерялся в толпе. Юрайт не стал рисковать и дождался зеленого сигнала светофора, перешел на другую сторону дороги и в негодовании на свою осторожность сплюнул и чертыхнулся - обидно, конечно, было упустить Графа из поля зрения. Хорошо было бы "сфотографировать" номер машины или увидеть того, кому нес деньги Граф.

Юрайт вертел головой по сторонам, медленно двигался в сторону Крестовского рынка и неожиданно чуть не столкнулся с Графом.

Тот стоял около входа в крытую часть рынка и небрежно держал пальцами пуговицу на телогрейке какого-то бомжа. Бомж то и дело разводил руками, кивая головой в сторону перекрестка, где ещё несколько минут назад орудовали монахини.

Юрайт, к счастью, незамеченный Графом, шарахнулся в сторону и чуть ли не бегом удалился на безопасное расстояние, с какого его не заметил бы Граф. Тот же что-то нервно прошептал на ухо бомжу, а затем с силой оттолкнул его от себя. Бомж попятился от толчка, налетел на урну в виде пингвина, но каким-то чудом устоял на ногах. Через пару секунд он уже скрылся между рядами лотков и прилавков, на которых возвышались горы помидоров, огурцов и экзотических африканских фруктов.

Граф подошел к входным воротам и остановился. По всему было видно, что он никуда не спешил и, скорее всего, кого-то дожидался. Он, насвистывая что-то себе под нос, то и дело оглядывался в сторону лотков, где исчез бомж. И действительно - минут через десять около него уже стоял тот самый бомж и, понурив голову, что-то негромко говорил. Затем они уже вдвоем направились вдоль лотков к тыльной стороне здания рынка. Юрайт, стараясь быть незамеченным, следовал за ними.

Они прошли торговые ряды и скрылись в небольшом павильончике, который находился в безлюдном месте за корпусом рынка. Юрайт же не стал пересекать пустую площадку - его могли легко обнаружить, и тогда о выполнении задания Афинской не могло быть и речи. Граф отлично знал Юрайта, также как и Кнорус, недолюбливал его, и их отношения строились только на одном - сдаче выручки в пользу фирмы. И, конечно, если бы сейчас Граф вдруг увидел Юрайта, то, несомненно, догадался бы, что любимый ученик Афинской ведет за ним пристальное наблюдение.

Минут через двадцать дверь павильончика открылась, и из помещения стали выходить полупьяные бомжи и калеки. Они с трудом, держась двумя руками за стенку, сходили с крылечка. Подгоняемые Графом, они дошли до входных ворот, затем разделились на группки по пять-шесть человек и побрели в сторону перекрестка и здания Рижского вокзала. Граф, отвесив тяжелого пинка какому-то задержавшемуся бомжу, посмотрел на часы и, расталкивая прохожих, побежал по проспекту Мира в сторону спорткомплекса "Олимпийский".

Юрайт старался не совершить прежней ошибки и не выпустить Графа из поля зрения. Он лавировал между прохожими, вцепившись взглядом в затылок Графа, и был уверен, что бык опаздывает на условленную с кем-то встречу. Очень важно было знать - кто был этим "кем-то".

Граф свернул в сторону "Макдональдса", легко перепрыгнул через ограждение автостоянки и подошел к вишневого цвета "девятке". Сомнений не было - это была машина Кноруса, за рулем которой сидел её хозяин и со скучающим видом дожидался своего дружка.

Как только Граф запрыгнул в кабину, двигатель заурчал, и "Лада" плавно покинула автостоянку.

Теперь Юрайт понимал, что Кнорус имел прямое отношение к акции "Монахиня". Насколько серьезную и полезную помощь он оказывал цыганам, Юрайт сказать не мог, но знал, что это можно было легко выяснить, ознакомившись с суммой денег, завернутых в полиэтиленовый пакет, который лежал в кармане Графа. Но знакомство с содержимым этого пакета не входило в планы Юрайта, хотя он бы при случае не отказался посчитать купюры и оценить их номинальное достоинство. Конечно, Юрайт - далеко не безмозглое существо, но он не хотел делать никаких выводов. Пусть этим занимается Афинская. А он будет придерживаться принципа: меньше знаешь - больше живешь.

Теперь для очистки совести ему нужно было только проверить свою догадку насчет бомжей, которых выгнал на перекресток Граф, - займут ли они места, оставленные монашками на перекрестке, или же снова попрячутся в теплых загашниках Рижского вокзала и Крестовского рынка. Он в приподнятом настроении шагал обратно в сторону Рижской и думал, что если операция "Монахиня" была проведена с помощью Кноруса, то заместитель Афинской мог за неделю заработать приличные деньги. Впрочем, все зависело от размаха самой операции и количества "помощи" Кноруса. Но об этом могла знать только сама Афинская. Юрайт слышал, что месяца три назад Афинская разрабатывала подобную акцию, но не спешила с её внедрением в жизнь. То ли у неё людей не хватало, то ли она ожидала для проведения операции более благоприятного момента, то ли боялась выставлять на перекрестки своих людей, опасаясь, что быки Яхтсмена, почикают актерский материал. Кнорус же помогал Афинской в разработке этой операции и подыскивал женщин, пожелавших срубить деньгу по-легкому. Вполне вероятно, что Кнорус продался цыганам и сам стал режиссером монашеского спектакля, оставив за бортом свою наставницу и вдохновительницу. В этом случае его помощь могла стоить баснословных денег.