"А что же Савинков? - метнулась было спасительная мысль. - Он же только-только из Ставки... Он же доложил: Корнилов на все согласился! Или он с ними заодно?.."

- Вы когда приехали?

- Сию минуту! Прямо с поезда - к вам!

"Неужели все перевернулось за одни сутки?.. Или Корнилов обманул управляющего?.. Или Савинков с ними в сговоре?.."

Он все еще колебался.

- Вы сами понимаете, Владимир Николаевич, если я сейчас появлюсь в Малахитовом зале и сделаю такое заявление министрам, мне никто не поверит: меня поднимут на смех. Я отлично вас знаю, совершенно вам доверяю. Но не могу же я сказать такое голословно.

- Я передал все точно, - отозвался Львов, - Я ручаюсь за сказанное.

- В таком случае изложите требования главковерха на бумаге.

- С удовольствием! Вы же знаете: я никогда неправды не говорю!

Керенский пододвинул ему лист, перо и чернильницу. Проследил, как посетитель начал выводить:

"1) Генерал Корнилов предлагает объявить Петроград на военном положении.

2) Передать всю власть, военную и гражданскую, в руки верховного главнокомандующего.

3) Отставка всех министров, не исключая и министра-председателя, и передача временно управления министерствами товарищам министров впредь до образования кабинета Верховным Главнокомандующим".

Последние два слова он вывел с прописных литер.

- Подпишите. Проставьте дату.

- Пожалуйста: "В. Львов. Петроград. Августа 26 дня 1917 г."

Керенский больше не сомневался: да, так оно и есть!.. Но решение - как поступить? - еще не приходило. Подчиниться? Выступить против?..

- Хорошо... Хорошо... - пробормотал он.

- Вот и замечательно! - с облегчением проговорил Львов-2. - Куда вам против них всех!.. Теперь все разрешится миром. Господь вразумил вас... По-божески... Они там тоже хотят миром, чтобы власть перешла от одного правительства к другому законно... - Запнулся: - Ну а вы что же, поедете в Ставку?

Керенский интуитивно уловил нечто, насторожился:

- Не знаю... Смогу ли я быть министром у Корнилова?.. Ехать или не ехать, вы как думаете?

- Не ездите! - не выдержал, вскочил и взмолился Львов. - Христом богом заклинаю: не ездите! Для вас там ловушка уготована - арестовать вас там и убить хотят!

Керенский почувствовал холодную сосущую пустоту под ложечкой. Еще никогда смертельная опасность не представала перед ним так явно: "Как только увидел эти бурые глаза вепря... Так нет же!.."

- А как быть?

- Уезжайте куда-нибудь подальше, только подальше! И уповайте на милость всевышнего, он милосерден!

Бывший обер-прокурор святейшего синода даже осенил Керенского крестным знамением. Но в душе министра-председателя еще теплилась надежда:

- А что будет, Владимир Николаевич, если вы ошиблись или над вами пошутили?.. Ведь это очень серьезно. То, что вы написали. - Он повертел перед лицом Львова листком, им написанным.

- Ни ошибки, ни шутки здесь нет, - с настойчивостью ответил Владимир Николаевич. - В Ставке вас ненавидят... Уезжайте немедля. Бог велик милостию.

"Бог-бог, да и сам не будь плох!.." Министры, зная легковесность Львова, не поверят его записке. Да и сама записка... У Керенского уже вызревал план действий.

Прежде всего надо "закрепить" соучастника, то есть заставить повторить все им сказанное при третьем лице, свидетеле. А перед тем стоит связаться по аппарату Юза со Ставкой и получить подтверждение из первых рук. А ну-ка!..

- Владимир Николаевич, а что, если я переговорю с с Корниловым?

- Замечательно! Вы убедитесь, что я не погрешил против истины!

- В таком разе через час приезжайте в военное министерство на Захарьинскую. Там есть аппарат. Будем вести разговор вместе.

Выпроводив посетителя, Керенский вызвал адъютанта:

- Распорядитесь, чтобы мне приготовили на восемь часов связь по Юзу с главковерхом, а к девяти пригласите в мой кабинет помощника начальника управления милиции Балавинского и помощника командующего округом Козьмина. - Оглядел комнату. - Пусть они оба, в момент моего возвращения, станут вон там, за портьерами.

- 3-за портьерами? - адъютант от изумления не мог закрыть рта.

- Вы плохо слышите? Исполняйте. Прикажите подать мой автомобиль.

По дороге на Захарьинскую министр-председатель еще надеялся, что Корнилов с недоумением спросит: "Какой-такой Львов? Что подтвердить?"

Телеграфист снял с аппарата ленту:

- Верховный главнокомандующий на проводе. Львова не было. Да оно и к лучшему. Керенский сыграет за двоих.

- Здравствуйте, генерал, - начал он диктовать. - У аппарата Владимир Николаевич Львов и министр-председатель. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведения, переданным Владимиром Николаевичем.

Аппарат застучал. Не в силах побороть волнения, Керенский склонился к ленте через плечо телеграфиста.

"Здравствуйте, Александр Федорович. Здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, я вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок".

Керенский изобразил из себя Львова, даже начал говорить, подражая его елейному голосу:

- Передавайте: "Я, Владимир Николаевич, вас спрашиваю: то определенное решение нужно исполнить, о котором вы просили меня известить Александра Федоровича только совершенно лично? Без этого подтверждения лично от вас Александр Федорович колеблется мне вполне доверить".

Аппарат Юза выжал из себя ленту:

"Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Федоровичу мою настойчивую просьбу приехать в Могилев".

Теперь министр-председатель снова воплотился в себя:

- Я, Александр Федорович, понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать и выехать нельзя, надеюсь выехать завтра. Нужен ли Савинков?

"Настойчиво прошу, чтобы Борис Викторович приехал вместе с вами. Сказанное мною Владимиру Николаевичу в одинаковой степени относится и к Савинкову. Очень прошу не откладывать вашего приезда позже завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас".