Приезжал Шукшин в дом к Софроновой и с Анатолием Заболоцким. Катя болела гриппом, поэтому взрослые сидели на кухне, вели соответствующий случаю разговор. Вика выставила на стол швейцарский сыр, приготовила мясной бульон, начала варить кофе. Василий с вызовом сказал Заболоцкому:

- В этом доме меня всегда так встречают!

Прослушав однажды письмо "от бабы Мани из Сросток", Катя вдруг сказала:

- Мама, купи подарки Сереже и Наде.

Василий был вместо отца детям сестры Наташи, оставшейся рано без мужа. И Катя по доброте душевной, схожей в подобной ситуации с отцовской, потянулась своим маленьким, отзывчивым сердечком к далеким "сестренке и братику".

Приезжал Василий к Виктории теперь редко, занятый своими творческими делами и семейными хлопотами. Но приближался учебный год. Виктория написала письмо Василию Макаровичу домой - он его не получил. Тогда ушло еще одно послание на киностудию. Получил его Шукшин на другой день, тут же позвонил на работу Виктории.

- Твой первенец идет в школу с прочерком в графе "отец",- услышал укоризненные слова из трубки.

- Я хочу сделать Кате подарок. Учти, я очень волнуюсь.

Виктория попросила Ксению Федоровну, свою мать, подготовить Катю к встрече с отцом. Вместе с Василием ходила по магазинам, помогала выбирать покупки. Наконец выбрали болоньевое пальто Кате для школы. Спохватился:

- И моим девочкам надо! - И остановился.- Нет, пусть сама покупает. А форма у Кати есть? Нет? Так я куплю.

К приобретенным покупкам добавилось еще платье в клеточку, но Катя почему-то его потом не любила носить. Но, отдавая должное флотской юности отца, она полюбит детскую матроску.

Пришли с подарками в дом к Виктории. Катя смотрит на отца дичком. Василий подхватил ее на руки, подбросил вверх, но девочка выскользнула из объятий отца. У Василия Макаровича заходили желваки на скулах. А Катя убежала в соседнюю комнату играть с детьми. В самый неожиданный момент вихрем примчалась назад:

- Папа, папа, помоги кресло передвинуть!

Шукшин просиял и, победно взглянув на Викторию и Ксению Федоровну, отправился за дочерью передвигать кресло, сказав потом Виктории и ее матери облегченно:

- Ну вот, теперь могу и уйти. За Катю я спокоен.

Четвертого марта 1972 года состоялось удочерение Кати.

Стеньку Разина закрыли...

Стихотворение Шукшина "И разыгрались же кони в поле" - отражение трудностей, предчувствие новых утрат, будущих испытаний на жизненном пути:

И разыгрались же кони в поле,

Поископытили всю зарю.

Что они делают? Чью они долю

Мыкают в поле том? Уж не мою ль?

Тихо в поле. Устали кони.

Тихо в поле, зови не зови.

В сонном озере, как в иконе,

Красный оклад зари.

Я эти восемь строк обнаружила в книге Шукшина "Там, вдали" в качестве эпиграфа к одному из рассказов, но приняла их за слова народной песни. Так уж сложилось, что большую часть своих стихов я пела под гитару, и в этих неприхотливых строках я услышала тайную мелодию. А тут еще и случай подоспел, да еще какой!

Шукшин был раскован, приятно возбужден. У него утвердили сценарий "Я пришел дать вам волю" на киностудии им. Горького. На днях он отправился под Астрахань на выбор места съемок, подбор и поиски предметов быта давних времен у местных рыбаков и жителей. Он нашел наконец-то своего кинооператора Анатолия Заболоцкого. Давно искал именно такого - и нашел: единомышленника, верного друга, сострадательного и понимающего. Должна заметить, что в окружении Шукшина случайных людей не было. Он, как и мой земляк поэт Василий Федоров, "одних безудержно любил", других "до смерти ненавидел". С Шукшиным было и трудно, порой невыносимо, но никогда скучно. В коллективе, который с ним оставался работать, Василию Макаровичу хотелось видеть надежный собственный тыл. Он-то хорошо знал, что это такое, и, конечно, испытывал в этом постоянную нужду. "Нерасшифрованному" бойцу, ведущему постоянно "окопную жизнь", иногда чудилась и надежность в зыбком пространстве кинематографического мира.

В журнале "Советский экран" появилась статья Юрия Скопа, сообщавшая кинозрителю о готовящейся к запуску картине о Степане Разине. Напечатали фотографию Шукшина с двумя дочками на коленях. На снимке Василий Макарович был бородат, как Стенька Разин: решил, что только сам сможет сыграть народного героя должным образом.

Вскоре киногруппу начали разыскивать на юге. Оказалось, забрали в лагеря. Под Астраханью свирепствовала холера. Сжигались помидоры, арбузы, уничтожались фрукты. Тяжелое положение Василия Шукшина усугублялось еще и тем, что он прихватил с собой в поездку племянника Сережу - сына сестры Наташи.

По киностудии поползли слухи один противоречивее другого.

Картина прошла подготовительный период, подобраны были почти все исполнители главных ролей, утвержденный на фильм художник Пашкевич сделал эскизы и даже написал портрет Степана Разина. Фильм рассчитывался на четыре серии.

Режиссерский сценарий Шукшин сдал в редакторский отдел Алле Гербер, которая в заключении потребовала исключения из киносценария "жестоких сцен", ломки многих устоявшихся взглядов и позиций Шукшина.

При составлении сметы оказалось, что превышен лимит. Но Госкино СССР дало разрешение на постановку - с уменьшением денежных затрат. Директор кинокартины Геннадий Шолохов принять этот вариант наотрез отказался.

Группа ведущих кинорежиссеров и члены художественного совета поспешили с выводами о том, что фильм Шукшина дорогостоящ и сложен в постановочном плане - может случиться, что силами киностудии "Стеньку" невозможно будет "поднять", плюс ко всему окажутся без работы пять-шесть режиссеров. С этими претензиями они вышли на Госкино СССР, и кинокартину о Степане Разине закрыли.

Вот такая была внутренняя механика событий, выбивших почву из-под ног Василия Макаровича. Ему показали силу и мощь эгоизма большинства.

Но если сравнивать аппетиты современных киномагнатов, то масштабы шукшинских затрат просто ничтожны.

После смерти Шукшина Николай Губенко и Михаил Ульянов пытались получить разрешение на постановку по сценарию Шукшина картины "Я пришел дать вам волю" - не разрешили. Позже Киностудия им. Горького дала возможность поставить фильм о Разине режиссеру Илье Гурину, но по роману Чапыгина.

"Хот папа рымский, а платыть надо..."

Шукшин вернулся из-под Астрахани почерневшим, осунувшимся. Ничего доказать не смог. Чиновник в России во все времена был непробиваем. Василий Макарович рассвирепел и вдруг бесследно исчез. На студии и дома поднялся переполох!

Возможно, к этому времени и относится эпизод, который я слышала в разных вариантах, рассказываемых с юмором в минуту веселую.

Шукшин должен был улетать в Сростки, но, выпив изрядно с провожающими в ресторане аэропорта, он не помнил, как и кто его посадил в самолет. Очнулся, когда крылатая машина уже приземлилась. Выйдя, Шукшин со всеми пассажирами прошел к зданию местного аэропорта, и что его сразило наповал это чернявые, усатые мужчины в плоских фуражках, с большим козырьком, присущих "лицам кавказской национальности". Вдали высились вершины не то холмов, не то гор, напоминая Алтай, что пока останавливало от крайних выводов.

При попытке сесть в рейсовый автобус обнаружил - ресторанные спутники, пользуясь горестным положением известного режиссера, справлявшего "траур" по случаю закрытия фильма о Стеньке Разине, обчистили его до копейки. Неловко переминаясь, Шукшин решил упросить кондуктора довести его "зайцем", пообещав, что потом все перечислит из Москвы.

- Я - Шукшин! - умоляюще говорил он, глядя в неумолимое лицо кондуктора.

- Кто?!

- Шукшин.

- Ну и что? Для меня будь хот папа рымский, а платыть нада.

Пришлось возвращаться в здание аэровокзала и у дежурного выпрашивать возможность позвонить в соседствующий с аэропортом Барнаул.

- Какой Барнаул? Это Орджоникидзе!

Шукшин так и сел.

- Шутите?