И работники прессы слегка обалдевали, видя Шукшина в фуфайке и сапогах, без всяких, как говорится, излишеств. Но в Василии Макаровиче была какая-то непонятная сила, которая останавливала панибратство и вызывала уважение.

Представление же о моде Василий Макарович позже выразил весьма своеобразно в слове:

Если армия молодых людей зашагала по улицам в узких штанах, то часть их, этак с батальон, обязательно выскакивают вперед и начинают отчаянно обращать на себя внимание. И они-то, думая, что они народ крайне интересный, смелый, скоро начинают раздражать.

Потому что искусства одеваться здесь нет, а есть дешевый способ самоутверждения. Здесь налицо пустая растрата человеческой энергии, ума, изобретательности - почему же на это не указать? Другое дело, мы указывать не умеем. В борьбе за их (этого батальона молодых людей) самостоятельность утрачиваем разум и спокойствие. Я, например, так увлекся этой борьбой, так меня раззадорили эти "узкобрючники", что, утратив еще и чувство юмора, всерьез стал носить сапоги. Я рассуждал так: они копируют Запад, я "вернусь" назад, в Русь.

Вот ведь как Шукшин относился к своему ношению сапог. А его пытались некоторые скульпторы увековечить навсегда в подобной сермяжной обуви. Да мудрость матери Василия Макарович помешала совершить эту бестактность. Но в Сростках, возле Дома-музея, Шукшин все-таки стоит в сапогах, в простой одежде - таким он вышел из этих мест.

"Он вам всем еще покажет..."

Людмила Пшеничная, Земеля, уезжая теперь часто и надолго в киноэкспедиции, уйдет из жизни Василия молчаливо и гордо. И в какой-то момент, на бегу, он вдруг почувствует себя смертельно загнанным и одиноким в большом, каменном и бездушном городе, метнется к одному, другому, и поймет - это Люська виновата! Оставил верный, надежный, добрый, бескорыстный друг - Земеля. И в Белоруссию полетит телеграмма - крик отчаяния: "СВОЛОЧЬ, ДО КАКИХ ПОР БУДЕШЬ МОЛЧАТЬ?!" Телеграмму Люся воспримет как мольбу о прощении, как знак того, что Васе страшно плохо, так худо, что и близкого, верного ему человека он готов назвать "сволочью", потому что он, этот человек, является виной невероятной его боли, нестерпимой боли души, оказавшейся в безвоздушном пространстве.

Будет шумная вечеринка в номере у Валентины Салтыковой, где отпразднуют Шукшин и Люся Пшеничная примирение и разлуку одновременно, помянут лучших друзей и учителей, и кто-то бросит в лицо Василию пару завистливых упреков, унижающих его достоинство, на что Земеля, преданный, маленький рыцарь Василия, возразит:

- Погодите, он вам всем еще покажет! Вы не знаете, как много Вася может! Вы не знаете, какой это талант! Для многих сегодня просто непостижимый. Позже его оценят. Помяните мое слово, так оно и будет.

Возможности Василия Шукшина девушка оценила еще в том фанерном бараке у Киностудии им. Горького, где он читал ей и Виноградову свои рассказы, наброски сценариев, делился первыми замыслами в кинематографе.

Не узнает Люся, что и Сергей Аполлинарьевич Герасимов, правда, позже, как бы в шутку, произнесет однажды примерно то же самое:

- Мы сами не понимаем, что живем в эпоху Шукшина. Погодите - он еще себя покажет!

И выходило так, что ведущий кинематографист страны С. А. Герасимов и никому почти неизвестная, молодая женщина, Земеля, Люся Пшеничная, произнесут почти одновременно одну и ту же фразу: он еще себя покажет.

Люся уже видела, как берега Василия и ее медленно и непоправимо отходят друг от друга. Испытывая к Василию и жалость, и почти сестринскую нежность, Люся понимала - большому кораблю должна быть большая вода. И знала, многие женщины, встретившиеся на пути Василия, станут думать, как она: "Он не будет никогда мне до конца принадлежать", "я не достойна его", "я его мимолетный каприз". Почти все известно было о Василии Шукшине Люсе, кроме единственного. Но этой тайны Шукшина ни одна из московских подруг и не могла знать.

Первая книга

В 1962 году рассказы Шукшина появляются в "Комсомольской правде", "Советской России", "Труде", журналах "Молодая гвардия", "Москва", "Октябрь". На автора начали обращать внимание, приглядываться к нему и в литературной среде.

В марте 1963 года состоялась поездка по Сибири с творческими отчетами под лозунгом "Молодые кинематографисты - народу" с демонстрацией дипломных работ. Среди этих дипломников находился и Василий Шукшин со своей короткометражкой "Из Лебяжьего сообщают".

Среди молодых режиссеров Шукшин тоже выглядел моложе, устремленным в будущее, довольным радушным приемом земляков. Даже его острые скулы округлились от радости, что он на родной сибирской земле. Выпускники ВГИКа выступали в Алтайском крайкоме, в клубах и кинотеатрах. Это были самые счастливые дни для Василия Шукшина. Он находился уже среди избранных: хотя главные произведения у него еще только зарождались, но путь на Олимп был открыт!

Вскоре напечатали в журнале "Новый мир" рассказы Шукшина "Игнаха приехал", "Один", "Гринька Малюгин", "Классный водитель".

В апреле 1963 года инсценировка рассказа "Один" с легкой руки Виктора Серебряного вышла на алтайском радио в эфир в исполнении артиста ТЮЗа Петра Николаевича Козлова.

Рассказанные Шукшиным истории сводились к неожиданному феномену, который за рубежом единодушно начали воспринимать как "русский характер"!

Позднее писали, что, если бы Василий Макарович был жив, то он "стал бы в большей мере консерватором и великороссом". Не могу судить о консерватизме, не знаю, но что Шукшин был великороссом при жизни - не сомневаюсь.

Кстати сказать, 1963 год для Василия Макаровича оказался урожайным, потому что к публикациям в газетах и журналах прибавился фильм "Мы, двое мужчин", в котором Шукшин сыграл главную роль.

Нахожу справедливым замечание Н. Зоркой, что Василию Шукшину не совсем удавались роли в чужих фильмах, но он всегда подходил самостоятельно к трактовке любого образа, внося свое авторство, индивидуальность и нюансировки.

В этом же 1963 году Шукшин приступает к съемкам в родном краю первого полнометражного фильма.

Осенью выходит первая книга Василия Макаровича - сборник рассказов "Сельские жители" приличным тиражом 65 тысяч экземпляров!

Вскоре по Всесоюзному радио прошла инсценировка рассказа "Случай в бензогородке", полностью вошедший в сценарий В. М. Шукшина "Живет такой парень". А Шукшин стоически готовил себя к литературному подвигу, используя кинематограф для привлечения к себе всеобщего внимания.

В 1979 году на чтениях в Сростках кинооператор А. Д. Заболоцкий, который работал в последние годы с В. М. Шукшиным, поведает:

- Книгу Василий Макарович называл "кирпич". При этом очень опасался, ежели появится этот "кирпич" на прилавке и будет долго лежать.

Шукшин продуманно пришел в кино, зная его притягательную силу, особенно в 60-х годах.

- Ежели еще снимешь хороший фильм, то его сразу посмотрит миллионная аудитория,- говорил он в свое оправдание.

Целью Шукшина была литература, которая вскоре и приняла его благодаря кинематографу.

В Москве пятидесятирублевками не швыряются

В кинофильме "Живет такой парень" Шукшин проявил себя как драматург и как режиссер.

Самое непредвиденное случилось позже, когда критики принялись называть кинофильм "Живет такой парень" - по замыслу Шукшина драму кинокомедией.

- Комедия уже то, что драма моя стала для некоторых увеселительным жанром! - шутил Василий Макарович.

Он понял, что и в драматических ситуациях бывают комические элементы, и первым ввел это в кино, что стало в то время откровением для кинематографа, придерживающегося классических канонов и созданных ранее схем. Шукшин следовал в своих творческих исканиях только правде и шел индивидуальным путем, торя дорогу по целине.

Все кинокартины Василия Макаровича шли трудно, сложно, со многими замечаниями, порой несправедливыми, начиная с первого кинофильма "Живет такой парень", что говорило о неординарности его произведений. Один из членов художественного совета на сдаче этой картины, недовольный сценой "На переправе", кадрами, взятыми из реальной жизни, вдруг задал саркастический вопрос: