Около роскошного светлого особняка, отстроенного по проекту Росси, экипаж остановился. Этот особняк принадлежал графу Владимиру Вольшанскому. Владимир с окрыленной легкостью спрыгнул с подножки и подбежал к главному входу. Встретивший его камердинер взял у него цилиндр и трость и между тем сообщил, что в гостиной его ожидает Василий Узоров.
Едва Владимир вошел в гостиную, как Узоров его спросил:
- Ну, как опера? Извини, что не составил тебе компанию. Но у меня, сам знаешь, было очень важное свидание.
- Почему ты мне не сказал, что у неё есть сын? - спросил Владимир.
- У кого - у нее? Какой сын? - не понял Узоров.
- У княгини Ворожеевой, разумеется. Взрослый сын.
- Ах, вот оно что! Да, кажется, у неё есть сын. Но я думал, тебя интересует дама, а не её чадо.
- Меня интересует все, что касается её. Как ты мог умолчать о столь важном факте, как сын?
- Но, Вольдемар, ты меня не спрашивал об этом! И потом, наличие детей у замужней дамы, даже если она давно не живет с мужем, вполне естественно. Правда, о её сыне мне почти ничего неизвестно.
- Он такой взрослый. А она довольно молода для его матери. Они совсем не смотрятся как мать и сын. Когда я увидел их вместе, я было подумал, что они...
- О, не может быть! - с иронией произнес Узоров, догадавшись, что он имеет в виду.
- Может! Я чувствую себя ужасно глупо!
Узоров задорно рассмеялся.
- Вольдемар, неужели ты принял его за любовника? - сказал он. - Ну, или, скажем, за возлюбленного, за поклонника, если тебе не по душе это слово. Приревновать к сыну - это немыслимо!
- Откуда я мог знать, что он её сын? Она так смотрела на него. Было отчего приревновать!
- Надеюсь, они ни о чем не догадались?
- Кажется, нет.
Друзья от души позабавились над этой ситуацией, при этом каждый внес вою лепту замечаний и насмешек. Только тогда Узоров заметил выражение счастья на лице Владимира.
- Что с тобой, Вольдемар? - спросил он. - Ты прямо весь светишься!
- Она подала мне надежду, - просто объяснил тот. - К тому же она почти пригласила меня к себе. Она сказала: "Если вы изъявите желание посетить мой дом..." А это означает, что я могу, не опасаясь ничего, пожаловать к ней с визитом.
- Подала надежду! Почти пригласила! - неодобрительно фыркнул Узоров. Нашел, отчего радоваться!
- Василь, ты когда-нибудь любил по-настоящему?
Тот ничего не ответил. Но от этого вопроса его лицо сделалось серьезным, немного задумчивым и грустным. Исчезла куда-то веселость.
- Если любил, - продолжал Владимир, - то должен понимать, как много значит для влюбленного человека, когда ему подают надежду.
- Я тебя не узнаю, Вольдемар! - изумился Узоров. - Куда девался тот вечно недовольный, безразличный до всего человек, которого я знал? Впрочем, куда бы он не девался, лучше пусть не возвращается. Такой ты мне больше по душе!
- Такой я и сам себе больше по душе! - с юмором произнес Владимир.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Елизавету разбудил какой-то подозрительный шорох. Она настороженно прислушалась. Шорох исходил из её кабинета. Кто-то рылся в её бумагах и вещах. На Алексиса это было непохоже. Из прислуги никто за годы службы не позволял себе ничего подобного. А если даже кто-то и позволил бы, то выбрал бы для шпионажа более удачное время. Оставалось одно - это мог быть посторонний, незаметно пробравшийся в её дом. От страха и паники в её голове завертелась беспорядочная вереница вопросов. Что понадобилось этому злоумышленнику в её кабинете? Как ему удалось незаметно проникнуть в особняк, не разбудив слуг и не потревожив собак? Каким образом он попал в дом: через окно или через двери? Если через двери, то как у него оказались ключи? Может быть, при помощи подкупа и предательства кого-то из слуг? Стало быть, среди её окружения есть предатели?
Минуту она раздумывала: как ей поступить в создавшейся ситуации. То ли поднять шум, чтобы сюда сбежались все, кто находится в доме; то ли попытаться спугнуть злоумышленника легким шорохом; то ли осторожно достать из секретера спрятанный для крайнего случая пистолет и подкрасться с ним к незваному гостю? Если она поднимет шум, то прежде, чем слуги повылезают из своих теплых постелек и сбегутся в её покои, - пройдет вечность. За это время может произойти все, что угодно, не исключая того, что злоумышленник от страха и безысходности может наделать много вреда. Если она осторожно спугнет его и заставит уйти, то не узнает, что ему было нужно. Оставался третий вариант. Но он был слишком рискован и смел для Елизаветы. И тем не менее она решилась.
Елизавета встала с постели и накинула на себя пеньюар. Она осторожно зажгла свечу и прикрыла падающий от неё свет ладонью. Но прежде, чем подойти к секретеру и достать оттуда пистолет, она услышала звук падающего предмета и приглушенное ругательство: зараза! Она узнала этот голос, несмотря на то, что он был тихим, и узнала это ругательство, несмотря на то, что оно было неразборчиво. Этот голос и это ругательство принадлежали её мужу - князю Дмитрию Ворожееву.
- Позвольте полюбопытствовать, почему вы роетесь в моих вещах, сударь? - громко произнесла она.
Он обернулся на её голос и развел руками, как нашкодивший ребенок.
- Oh! Mon epouse chere, charmante et severe!19 - насмешливо произнес он и с распростертыми объятиями направился к ней. - Как вы очаровательны в этом прозрачном одеянии при этом тусклом свете мерцающей свечи! Однако этот суровый вид вам не идет: вы теряете в своей женственности. И не хмурьте так брови: от этого появляются морщины. А в таком возрасте, в каком находитесь вы, нужно быть более осмотрительной к своей внешности.
На ехидные и дерзкие замечания своего мужа Елизавета ответила холодным равнодушием. Она лишь презрительно отодвинулась от него на шаг, когда он близко подошел к ней и попытался её обнять.
- Я задала вам вопрос! - напомнила она. - Извольте на него ответить!
- Почему я роюсь в ваших вещах? - дурашливым тоном произнес Ворожеев. - Ах, действительно, почему же я роюсь в них? Да, собственно, не знаю почему. А ведь у меня была какая-то определенная цель, когда я проник в дом своей дражайшей супруги и стал искать... Теперь уже не знаю - что, и зачем, вообще, я здесь. Стоило вам появиться, взглянуть на меня таким суровым взглядом, строго заговорить со мной, как я все забыл.