VI Выход
Алексей стоял и немо смотрел на эти тела нарушителей закона. В нём боролись чувство свершённой справедливости и ощущение ещё одного подтверждения своей ярости на весь мир. Не было понятно что теперь с ними делать: убить или оставить жить.
Но мысль об убийстве стала отходить на задний план, пока совсем не исчезла. В какой-то момент он даже ощутил некое облегчение, как будто прятавшееся внутри альтер-эго медленно, но верно уходит, освобождая его от своего бремени.
— Молодец! — услышал Алексей за своей спиной негромкий голос. — Ты прошёл проверку. А теперь, парень, извини, но всё, что ты сделал с момента падения на дороге, не существовало.
— Что? — не понял Алексей и повернулся к прохожему.
Перед ним стояло нечто настолько яркое, что не было сил смотреть. Пейзажи вокруг стали настолько тёмными, что превратились в сплошную тьму. Лежачие подростки провалились куда-то вниз вместе со всей землёй.
— Мы тебя проверяли, — говорил светлый, — ты почти всё сделал правильно! Иди туда и всё будет в порядке.
Алексей не понял куда он должен идти, ибо не видел как ему показывали направление, но что-то подталкивало идти в определённом направлении. И он пошёл, вернее поплыл…
Лена с Марьей Павловной сидели около операционной. Из неё вышел человек в белом халате, подошёл к Марье Павловне и отвёл её в сторону.
— Извините, — медленно сказал он, — мозг умер ещё при ударе, тело мы так и не смогли спасти…
VII Взрыв
В этот самый момент в другом российском городе случилось ещё одно нехорошее событие.
Грохот заполонил улицы, жители могли видеть, как на них надвигаются клубы пыли, сопровождаемые всплесками огня. Люди выглядывали из окон, машины неистово ревели и мигали фарами, но никто не собирался их унимать. Какой-то ребёнок заплакал и побежал к маме, которая ничем не могла его успокоить. Через мгновение к воющим машинам присоединилось несколько сирен. Приехали пожарные, санитары и милиция, но вряд ли кто-нибудь выжил в этом…
Стоп!
На этом мы остановим свои искания и вернёмся к началу, к тому моменту, когда жизнь была повёрнута судьбой в неизбежное русло, не оставив никому из участников шанса выжить. Ну, может, почти никому…
Мы не прервём наших исканий правды и смысла в их поступках, и вернёмся к тому месту, откуда начали и узнаем это место в первый раз. Но для того, чтобы понять их смысл придётся задаться вопросами, старыми как сама жизнь. Мы узнавали место, откуда начинали множество раз, но, повернувшись назад и пойдя по новому кругу, история возвращает нас назад, очищая наши умы, заставляя нас думать, что мы не знали этого места раньше. Но стоит ли задумываться над этим, и не сводятся ли все вопросы и искания к простым истинам: мы живы и можем жить, а остальное не важно!
Поехали!
Денёк был таким поганым, что и говорить не хочется: с самого утра, несмотря на то, что на дворе была весна, лил проливенный дождь с градом, и погода явно не собиралась улучшаться.
Ученик 9 некой школы Алексей Папортников просиживал дома штаны и не знал, чем ему заняться. Ещё вчера он созвонился с друзьями и договорился, что в воскресенье они все вместе поедут на Митинский рынок. И надо же было такому случиться, что именно в этот самый день, когда ему стукнуло четырнадцать лет, он вынужден был не веселиться с друзьями и радоваться подаркам и поздравлениям, а пребывать в своём старом, ещё Сталинских времён, доме, и готовиться к скорой поездке на ненавистную дачу.
«Опять дача, опять картошка, и ни компа тебе, ни Mtv! Ну что за отстой.» — так думал Лёша.
Но всё когда-нибудь кончается и дождь, а вернее сказать подобие урагана, постепенно заканчивался и уже к трём часам дня на небе не было ни облачка. Солнце снова выглянуло из-за туч. Выглянув в окно, Лёша мог наблюдать большие разрушения: половина стоявших во дворе «ракушек» была перевёрнута и разбросана в разные стороны, было повалено одно дерево и одна большая и красочная афиша L&M; на улице царила полная разруха.
«Красота,» — подумал Лёша.
— О, господи, какой ужас, Алёша взгляни, всё сорвало и разбросало… Хорошо бы чтобы твой отец не попал в этот ливень! — Кричала в страхе мать Алексея Маргарита Акакиевна — ужас до чего набожная женщина.
— Да, что тебе не нравится, мама? Ну, прошёлся небольшой дождичек, ну повалило пару ракушек, но ведь никто не умер.
— Побойся бога, это благо что никто не пострадал, а ведь могли бы. По радио только что сообщили, что этот ветер совсем немного не дотянул до отметки ураган. А если бы ты сейчас на свой рынок ехал?
— Ой, мама, хватит тебе выдумывать… Ведь не поехал же. Давай лучше мой день рождения праздновать!
— Вот сейчас отец придет и отпразднуем.
— Вот ведь гадина, и на фига я у неё родился? Всё пристаёт и покоя от неё нет. — сказал про себя Папортников.
Взглянув на старинные, ещё дореволюционного времени, фамильные часы, наш герой убедился, что отец ещё не скоро явится домой. Старые часы как раз отбивали три часа дня. Тонк-тонк-тонк.
Дабы хоть как-то развлечь себя, он достал откуда-то из-под кровати любимую порнушку. Красивая надпись «PLAYBOY» красовалась на обложке, тут же пребывала красивая обнажённая девушка, хотя правильнее было бы сказать — проститутка, поскольку именно такие девушки, в понимании Алексея, так просто не отдавались мужчинам, а только за деньги. Вперив глаза в эту красоту, он постепенно уходил в мир своих эротических грёз и фантазий. Ему казалось то что он лечащий доктор, а она — пациент, то он — рабочий, пришедший домой после тяжёлого трудового дня, а она его верная жена. Не то, чтобы он был извращенцем, но каждый мыслит в меру своей испорченности. Так бы он, наверно, и грезил ещё часок, но тут его чуткий слух услышал чьи-то шаркающие шаги в вестибюле, и шаги направлялись к его комнате.
— Чёрт, это мать! Если она увидит порнушку, то она меня убьёт! Куда бы её спрятать?!? — в панике думал он. Но, он не смог найти более подходящего места для этой цели, как собственный школьный ранец. Алексей наскоро и в панике запихал журнал в ранец и принял самую развязную позу, которую он знал — позу сна. Нет, он не боялся материных угроз по поводу порно, он боялся, что она может сильно на него обидеться, ведь они зарабатывали не так уж много, а деньги от неё он получал на завтрак в школе. Мать не могла выдержать то, что её сын тратит деньги на такую ерунду, вместо того, чтобы обедать, а значит и лучше учиться. Но её сын не обедал, не хотел учиться, а Маргарита Акакиевна, кроме её набожности, была ещё больна слабым сердцем, и такое потрясение могло очень ей навредить.
Но вот дверь в комнату Лёши открылась и на пороге действительно появилась его мать. Эта была полная женщина средних лет, с очень длинными волосами. Волосы её были этакого каштанового цвета с радужными переливами на солнце, так что, смотря на них, можно было и не смотреть на радугу. Но сейчас на её волосах был яркий шёлковый платок. Она взглянула на своего сына, тяжело и протяжно вздохнула, и, тихонько пожелав сладких снов, вышла из комнаты. Через некоторое время на кухне уже что-то журчало и шкварчало. А уже через полчаса, насмотревшись на журналы и решив немного развеяться, Алексей вышел на кухню и ласково прошептал матери: «Я ухожу, буду через пару часов.» Мать ничего не ответила, только грустно взглянула на сына.
На улице было светло, но свет этот не очень-то радовал Лёшу. Во время прогулки ему предстояло ещё зайти к Александру Александровичу, как и обычно, раз в неделю взять товар. Он шёл по старым глухим и мрачным подворотням, не понимая, зачем он здесь идёт, но не он хотел, чтобы его кто-то видел. Дело предстояло нелёгким, но такова работа; как он собирался жить в будущем он не задумывался. Иногда, правда, в лёгком опьянении по поводу крупной сделки до него начинали доходить какие-то проблески осознания собственной беспомощности и что он вляпался не в тот бизнес, ибо торговля наркотиками была нелёгкой работой, за которую всё же немало платили. А риск был немалым ибо за домом Александра Александровича (фамилию он так и не захотел назвать), как предполагал Лёша, постоянно следили. Он не раз видел странных парней, шатающихся возле подъезда, и опасался их. Как бы то ни было, но на дворе был ясный день, тучки рассеялись, а в переулках всё время царила вечная тьма апокалиптической ночи. Со стен злорадно смотрели мелкие окна, как бы напоминая о том, что смерть неизбежна. Эти доставшие до глубины души надписи на стенах всё гласили об одном и том же: «ДЕЦЛ — УРОД», «Кино — Виктор Цой», «коля любит иру», «Все дерьмо, а мы крутые!»; но все они были не более чем выпендрёж. Его начала одолевать смутная мысль о несовершенстве мира. Понаходившись долго в подобных застенках Гестапо, может развиться истерия.