Облачение Рози выглядело изумительно. Темно-синий бархат, покрытый сотнями блесток и кусочков цветного стекла, был расшит золотым узором, изображающим, как полагал лорд Феннелтри, индуистские письмена. Четыре человека с трудом могли поднять великолепное убранство, и при ярком свете сверкание стекла и блесток ослепляло человека. Не менее замечательно выглядел украшенный резьбой паланкин "с матерчатой бахромой по верхнему краю. Его покрасили в темно-синий, желтый и красный цвета, подобно двуколке Адриана, которая так пришлась по вкусу лорду Феннелтри. Паланкин тоже был декорирован восточным орнаментом из блесток. Его светлость и Адриан были весьма довольны изделиями плотников и портных.

Далее надлежало сшить костюмы для его светлости и Адриана, и озадаченные портные не один час потратили на примерки. Озадачены они были потому, что никогда еще не шили ничего подобного, а тут еще лорду Феннелтри все время приходили в голову новые идеи. Дошло до того, что один портной вынужден был целый день отлеживаться в постели, когда на него обрушился страшный гнев лорда за то, что он принес для примерки красный тюрбан вместо белого.

Конечный продукт смотрелся поистине великолепно. Его светлость настоял на том, чтобы самолично придумать фасон своего платья, и, поскольку он совершенно не представлял себе, что носят махараджи, его изобретение, возможно, не было бы одобрено придирчивым восточным властелином. Перевязанные у лодыжки длинные малиновые шаровары, щедро украшенные блестками и расшитые золотом остроносые персидские туфли, роскошный длинный нефритово-зеленый и желтый кафтан… Венчал всю эту конструкцию белоснежный тюрбан с воткнутыми в него четырьмя павлиньими перьями. Украсить перьями головной убор тоже придумал Адриан, и несколько дней подручные садовников все свое свободное время только и делали, что преследовали злополучных птиц.

Погонщику слона Адриану, естественно, полагалось выглядеть поскромнее махараджи, а потому пришлось ему довольствоваться маленьким расшитым золотом красным жилетом, белыми шароварами и белым тюрбаном. Когда портные завершили свою работу, в спальне лорда состоялась заключительная примерка, и Адриан должен был признать, что они оба смотрелись замечательно. Однако его светлость был чем-то недоволен. Стоя перед зеркалом, он задумчиво погладил свои бакенбарды.

– Знаете, дружище, – сказал он наконец, – тут что-то не так. Вам не кажется, что я вроде как бы бледноват для махараджи?

– Возможно, – отозвался Адриан.

– Придумал! – воскликнул его светлость в приливе вдохновения. – Жженая пробка!

Не успел Адриан что-либо возразить, как дворецкому было приказано отправиться в винный погреб, откуда он и вернулся вскоре с набором различных пробок. При помощи канделябра и двух слуг было приготовлено надлежащее количество жженых пробок, и его светлость принялся с жаром накладывать себе грим.

– Вот! – торжествующе молвил он наконец, отворачиваясь от зеркала. – Ну как?

Адриан уставился на него. Лицо лорда Феннелтри стало совершенно черным, и на этом фоне его огромные фиолетовые глаза и рыжеватые бакенбарды выглядели просто поразительно.

– Великолепно, – неуверенно произнес Адриан.

– Тот самый последний штрих, от которого все зависит, – заключил его светлость. – Теперь позвольте заняться вами.

Половина лица Адриана была уже вымазана сажей, когда в спальне внезапно возник дворецкий.

– Извините, милорд, – молвил он.

– Ну что там еще, Рэймонд, в чем дело? – раздраженно осведомился его светлость, отрываясь от дела.

– Мне показалось, вам следует знать, милорд, что ее светлость только что приехала.

Лорд Феннелтри вздрогнул и выронил пробку.

– Силы небесные! – в ужасе воскликнул он. – Она не должна застать нас в таком виде… живей, Рэймонд, поспешите, скажите ей, что мы принимаем ванну или что-нибудь в этом роде. Не пускайте ее сюда… и главное, ни слова про слониху.

– Слушаюсь, милорд, – ответил Рэймонд и вышел.

– Ума не приложу, что это ей вздумалось, – выговорил его светлость, лихорадочно разматывая тюрбан. – Они должны были вернуться только послезавтра. Послушайте, Руквисл, ей ни при каких обстоятельствах не должно стать известно, что мы тут затеваем. Моя супруга начисто лишена чувства юмора, она способна все поломать. А потому, дружище, – молчок, ясно? Нем, как могила – идет?

Глава седьмая

ПАВЛИНЫ И ПЕРСИКИ

Первая же встреча Адриана с леди Феннелтри и ее дочерью Нарциссой заставила его сильно усомниться – стоит ли приводить на званый вечер Рози.

Высокая величественная женщина с пышными золотистыми волосами, леди Феннелтри обладала утонченным профилем и глазами недовольного жизнью удава. Говоря, она отчетливо произносила каждое слово, чтобы всякому была внятна ее воля, и голос ее звучал так, будто перед ней стояло несколько сот гвардейцев. Излагая свои пожелания, она пользовалась большим, изысканной конструкции лорнетом, умножающим злобность ее взгляда, от которого у Адриана отнимались голосовые связки. Что до Нарциссы, то она пошла скорее в отца – та же стройная фигура (с добавлением кое-каких собственных округлостей), огромные фиолетовые глаза и длинные рыжеватые волосы. Красота ее была такой нежной и эфирной, что производила на голосовые связки Адриана почти такое же действие, как буравящий взор леди Феннелтри.

Когда его светлость и Адриан, слегка взъерошенные, со следами жженой пробки на лице, вошли в гостиную, ее светлость, подняв лорнет, устремила на них такой свирепый взгляд, что Адриан побледнел.

– Моя дорогая, как я рад, что ты уже вернулась, – пролепетал лорд Феннелтри.

– Не очень-то похоже, судя по тому, что ты не встретил нас здесь, внизу, – холодно произнесла леди Феннелтри. – А это кто?

– А! Ну да! – ответил его светлость. – Позволь представить, любимая. Адриан Руквисл, сын одного из старых близких товарищей по колледжу. Он… э… как раз проезжал тут мимо, и я пригласил его принять участие в нашем званом вечере. Адриан, познакомься – моя супруга и Нарцисса, моя дочь.

– Как поживаете? – осведомилась ее светлость тоном, не оставляющим сомнения в том, что весть о его близкой кончине ничуть ее не опечалит.

– Ну, – спросил его светлость, потирая руки, – как провели время в городе? Накупили кучу премиленьких вещичек?

– Руперт, – сказала ее светлость, – будь любезен, прекрати обращаться к нам так, словно перед тобой умственно отсталые дети. По правде говоря, это была очень утомительная поездка. Скажи лучше, как идут твоиприготовления к званому вечеру?

Его светлость вздрогнул и поперхнулся. У Адриана оборвалось сердце. Первых же минут знакомства с леди Феннелтри хватило ему, чтобы понять – изо всех женщин на свете только не она милостиво отнесется к участию в ее званом вечере слона, как бы красиво тот ни был наряжен. Но отступать было поздно, и ему оставалось лишь помалкивать, предоставляя лорду Феннелтри объясняться.

– Приготовления! – выпалил лорд Феннелтри, сжимая лацканы пиджака и делая хитрое лицо. – Приготовления… понимаешь, еще не время рассказывать тебе все, любимая. Скажу только, что приготовления идут полным ходом, всев порядке. Тебя ждет сюрприз, любимая. Но на моих устах печать молчания. Из меня клещами слова не вытянешь.

«И слава Богу», – подумал Адриан.

– Гм! – молвила леди Феннелтри, и в этом междометии прозвучало больше грозной подозрительности, чем в монологе судьи, готового вынести смертный приговор. – Что ж, если ты не можешь избавиться от ребячества… Приятно хотя бы знать, что ты не предавался полному безделью в наше отсутствие.

– Нет-нет, что ты! – искренне возразил его светлость. – Клянусь, любимая, мы трудились, как бобры, самые настоящие бобры. Успех вечера обеспечен, поверь.