Он был красив, и это было для него лишним, раздражало его. Заметно старался он не подчеркнуть, а, скорее, погасить эту ненужную ему красоту, недостойную умного мужчины. Оттого небрежность в костюме, оттого короткая стрижка. Он явно пытался покрепче загореть, но кожа не поддавалась загару, обветренное лицо все равно оставалось матовым.
Зато я загорела и обветрилась сверх меры, как цыганка, только глаза посветлели.
Обычно когда у меня выдавался свободный часок для библиотеки, туда заходил наш боцман Харитон. Он любил порыться в книгах, а выбрав, чаще всего Бунина, Тендрякова, Солоухина, усаживался возле моего столика отдохнуть. (Работы у него хватало, тем более что плотничьи работы без него не обходились- на "Ассоль" не было хороших плотников.)
- Интересно. Чем же у вас закончится? - сказал он как-то, когда мы оказались одни.
- Не понимаю, о чем ты,- отозвалась я не совсем искренне.
- Врешь! - резко отрезал Харитон.
- Ну что ж... Только вернее было б сказать: что у меня выйдет. Так вот, ничего не выйдет, даже если бы он был свободен. С чего вы взяли, что я кому-то нужна?
Харитон сочувственно посмотрел на меня:
- Ты похудела за последнее время... Слишком ты уж высоко его ставишь. Да и он тебя - тоже. После вороны Ларисы ты ему как... лебедь белый. Оба вы друг друга переоцениваете. Что интересно, все это понимают, даже Валерка Бычок. Не из желания посплетничать, а просто видят - двое на "Ассоль" любят друг друга высокой любовью.
- Да с чего вы взяли, что оба?! Как же!.. Одна дурочка, может, и любит, и так, что все об этом знают. Да только одна, а не двое!..
- Двое,- серьезно поправил Харитон.
- С чего ты взял? Никогда ни словечка, ни взгляда...
Я подавила вздох. Щекам стало жарко, наверно, покраснела. Харитон, зло сощурившись, смотрел на меня:
- В этом ты права. Пожалуй, не дождаться тебе ни слов, ничего прочего. Не тот человек. Считает себя связанным по рукам и ногам. Только я один мог бы помочь твоей любви, Марфа... Но не возьмусь - опасно!
- Ты? Не понимаю...
- Где тебе понять, детеныш. Только хотел бы я знать, будешь ли ты с ним счастлива?
Харитон помолчал, не сводя с меня взгляда. Я невольно опустила глаза. Выдержать этот тяжелый взгляд было трудно.
- Видишь ли, Марфа, люблю я тебя. Ни-ни, только как сестричку. Не каждый так и сестру свою любит... Никого в жизни я так не любил, кроме, конечно, Таиски. И представь, ничего мне от тебя не нужно. Самого удивление берет - что это за любовь такая и почему она ко мне пришла! Когда я подле тебя, я делаюсь лучше. Облагородила ты меня, Марфа. Давно хотел поблагодарить тебя. Всегда-то выслушаешь, посочувствуешь. Ко всем ты, правда, так добра... Даже к Лариске. Она мне говорила. Но ко мне ты, пожалуй, лучше, чем к другим, относишься, хотя и не одобряешь, не приемлешь многого во мне. Правда это иль нет?
- Правда.
- А почему?
- Ты рассказал мне про свою жизнь, доверил больше, чем другим. И я... будто мы немножко породнились. Сама не ожидала.
Не знаю, кто из нас первым встал, кажется, оба одновременно. Мы стояли и смотрели друг на друга, растроганные.
- Никогда я бабам руки не целовал, но, если позволишь, тебе поцелую.
И Харитон неловко поцеловал мне руку, сначала одну, затем другую.
Иннокентий вошел секундой позже. Его, видимо, поразило выражение наших лиц. Чуть нахмурившись, он с недоумением смотрел то на Харитона, то на меня.
Харитон вышел, кивнув мне головой, забрав свои книги. Иннокентий строго смотрел на меня:
- Давно я собираюсь спросить: у вас что - дружба?
Я села в свое кресло, Иннокентий продолжал стоять, ожидая ответа.
- Это не дружба. Другое.
- Что же?
- Мы вроде с ним как побратались.
- Побратались? - Он сел на стул.- В данном случае это слово как-то не подходит...
- Как раз подходит.
- Гм... Марфенька! Я должен тебя от него предостеречь. Это тебе не Сережа...
- Харитон никогда не сделает мне ничего плохого. Он нуждается в сестренке. У него никогда не было сестры.
- Нашла братца. Наивность твоя безгранична. Харитон - волк!
- Харитон - хороший человек. Иначе вы не взяли бы его на "Ассоль".
- Ича настоял. Плавание будет не из легких, а Чугунов силен, ловок, умел... И матросы его слушаются. У нас, кажется, имеются рассказы Честертона на английском языке? Зайди, пожалуйста, почитаю перед сном.
Я искала минут сорок, предварительно засунув томик за книги на нижней полке, пока Иннокентий сам не извлек его оттуда. А вроде просматривал журналы...
Уходя, он вежливо пожелал мне спокойной ночи. Руки не поцеловал. А это ему более бы подходило, чем Харитону.
Шурыга не лгал, уверяя, что в море-то они "вкалывают" засучив рукава. Такое впечатление, что лишь теперь, удаляясь от морских дорог в беспредельную, пугающую неизвестность, команда по-настоящему взялась за ремонт "Ассоль".
Пока "научники" возились со своими батометрами, шарами-зондами, гигантскими "авоськами", матросы под видом текущего ухода за судном производили самый настоящий ремонт (что им следовало бы сделать, еще когда "Ассоль" стояла в доках!). Целый день наши парни вместе с Леной Ломако конопатят, шпаклюют, олифят, скипидарят, белят, красят, протирают до блеска ветошью, драят с песком, яростно уничтожая малейшее пятнышко ржавчины.
Вот когда сказалась плохая пригонка надстроек, настила палуб и трюмов, постройка их из сырого леса. Доски высохли и покорежились. Вот когда ребята (братишки) бросились прощупывать, нет ли незамеченных трещин где-нибудь в пятке руля или рулевых петлях, нет ли ослабления швов или чего-либо в этом роде. Они хорошо несли судовую службу (Валерка Бычков едва ли не лучше всех), потому что знали: океан миндальничать с ними не будет. Они дошли до того, что во время станций, когда "Ассоль" останавливалась или медленно дрейфовала, свободные от вахты, надев ласты и маску, ныряли в ледяную воду, проверяя подводную часть судна, а потом что-то бетонировали в нижних трюмах. Капитан Ича считал, что это лишнее, но Харитон уверил его, что ребята просто закаляются. Особенно старались в машинном отделении. Когда бы я, проходя мимо, ни заглянула туда, механики вместе с закопченным Шурыгой что-нибудь откручивали и закручивали, отыскивая подозрительные на ржавчину места.