Реально Голубю можно было рассчитывать пока на два маленьких базарчика и около полусотни ларьков.

Завоевание туземного рынка началось с "зачистки" территории. Хитроумный Сема предложил наладить сбор компромата на обирал и для этого использовать блестящие способности бывшего фотокорреспондента Ванюшки Кизякова, уволенного из городской газеты за невоздержанность в приеме спиртного.

Вечером, в час "кормления" надзирающих за мелкой торговлей господ, на охоту в городские джунгли вышла группа из трех человек. Это были Горыныч, Сема и Ванюшка. Каждый занимался своим делом: Сема наводил на объекты, Ванюшка фотографировал действия дары принимающих и записывал на репортерском диктофоне предшествующие акту дарения переговоры, а Горыныч обеспечивал прикрытие на случай нештатных ситуаций.

Утром следующего дня господа, ставшие жертвами этой охоты, обнаружили в своих почтовых ящиках пакеты, вскрыв которые почувствовали учащенное сердцебиение и взмокли от пота. Поволновавшись и поразмыслив, они сочли за благо в дальнейшем держаться подальше от облюбованных райских кущ и потихоньку подыскивать новые.

На следующий вечер подобные же неприятности случились у других мздоимцев, а потом еще и еще. Неорганизованная чиновничья рать раз за разом терпела поражение и оставляла поле боя для новых завоевателей. Одновременно шла борьба и с мелкими конкурентами. С самыми несговорчивыми Горыныч проводил кулачную "дезинфекцию", после которой потерпевшие либо отходили в сторонку либо примыкали к Голубю.

Поначалу было немало хлопот и с непосредственными плательщиками подати. Но они сдались, как только раскусили, что выгоднее платить щадящий процент со своих доходов одному человеку, чем нескольким, каждый из которых к тому же старается содрать три шкуры.

Империя господина Голубя ширилась и крепла, денежные ручейки не иссякали ни на один день и открывали лучезарные перспективы освоения благ современной цивилизации в виде импортных автомобилей, дорогой одежды, а потом и домов. На тихой городской окраине Стас и Гораций облюбовали участок земли с видом на рощу, где вскоре строители возвели два сказочных дома с круглыми башенками и балкончиками в стиле нового барокко.

Надо сказать, Голубь и Горыныч не были первопроходцами в архитектурных изысках. Дворцы в подобном же стиле в окружении высоких кирпичных заборов украшали то тут то там весь город, но больше всего их появилось на непыльных, с чистым воздухом окраинах. То был первый и наглядный результат криминальной приватизации и присвоения кредитных средств. Все спешили побольше урвать от общего пирога и мало кто думал вкладывать деньги в дело, прибыльность которого изначально выдавливалась налоговым прессом. Одним из тех, кто не хотел с этим мириться, был Рафалович. Несмотря на увеличение доходов, он остался в своей квартире, не тратился на тряпки, а рестораны любил посещать за чужой счет. Правда, не отказал себе в приобретении подержанного, но все еще хорошего "Вольво", который был для него как визитная карточка.

На очищенном от налоговых инспекторов пространстве он открыл пиццерию, вся прибыль от которой без малейшего изъятия шла в его карман. Сема был доволен, но подумывал об открытии собственного ресторана. Новое предприятие требовало больших денег, и он начал тайком пастись на торговых лугах. Дважды сходило с рук, но на третий раз Горыныч поймал его с поличным. Сема с позором был доставлен в резиденцию босса.

На разборке присутствовал командный состав всех околотков, включая Толстопятова и двух новообращенных базаркомов. По неписанному кодексу сообщества утайка доходов считалась тяжким проступком, и Сему ждало строгое наказание.

Сначала послушали Горыныча, а потом Голубь дал слово обвиняемому. Тот не стал отпираться от содеянного, заверил благородное собрание, что полностью сознает свою вину и готов понести наказание.

- Но, - сказал Рафалович и голос его трагически задрожал от подступивших слез, - но позвольте сказать о том, что толкнуло меня на такой поступок. Женщина, с которой я встречался пятнадцать лет тому назад, оказывается, родила дочь, а я даже не подозревал, что стал отцом. Все эти годы она воспитывала ребенка без моего участия, и только совсем недавно я узнал от нее о своей дочери. И вот представьте себе, я с радостью в душе готовлюсь встретиться с дочерью, а она попадает в автомобильную катастрофу и едва ли не при смерти лежит в больнице. Ее спасти может только сложная операция, которая стоит больших денег. Дальше вы понимаете сами...

Сема умолк, высморкался в носовой платок и вытер им набежавшие слезы. Он врал так вдохновенно и артистично, что в хитрых душах некоторых слушателей зашевелился червь сомнения: а вдруг и вправду случилось такое несчастье? Один Голубь наверняка знал, что Рафалович врет, но смолчал. Он решил дать ему шанс и предложил с учетом вскрывшихся обстоятельств на первый раз ограничиться предупреждением.

Но, видно, не зря говорят, жадность фраера погубит. Выждав два месяца,Сема с утроенной осторожностью принялся за старое. Поймать его с поличным Горынычу никак не удавалось, однако информация просачивалась. Спускать такое больше было нельзя, так как возникал опасный прецедент, и Горыныч с одобрения Голубя устроил ловушку.

Однажды проходившего по улице Сему окликнул из своего киоска Мамед.

- Что, дорогой, не заходишь? Ай-яй-яй, совсем забыл меня. Нехорошо так, заходи, гостем будешь.

Мамед приглашал с такой простецкой, радушной настойчивостью, что отказаться было невозможно. Хозяин проворно уставил столик соблазнительными закусками из холодильника, разлил по стопкам фирменную московскую водку и предложил витиеватый тост за дружбу. Когда выпили по первой и по второй, Мамед завел разговор о притеснениях, чинимых ему сворой Лоханкина, слезно попросил как-нибудь повлиять на него и пообещал отблагодарить за услугу.

Рафалович клюнул на приманку. Но сколько он ни наблюдал, Лоханкин так и не появился у киоска Мамеда. Гонорар терять не хотелось, и Сема выдал отсутствие Лоханкина за результат своего вмешательства. Мамед, радостно улыбаясь, достал деньги и вручил Семе. Не успели купюры переместиться в его карман, как в дверях появился Горыныч. На этот раз суд присяжных не собирался. Единоличным судьей был Стас. К тому времени в подвале дома Горыныча были оборудованы два специальных помещения - одно побогаче со столом, кроватью и телевизором, другое только с матрацем на голом полу, теплым одеялом и подушкой. Отсидка в помещении с повышенной комфортностью предлагалась узникам по личному выбору, но за это взималась плата как за люкс в пятизвездочном отеле, а за питание следовало платить отдельно и по ресторанным ценам. Это заведение было построено для тех, кто злостно уклонялся от подати в пользу Голубя, но иногда сюда попадали и проштрафившиеся соратники. Узилище редко пустовало. На его стенах оставили свои автографы десятки челноков и бизнесменов, попробовавших уклоняться от подати. Отсидка за собственный счет сильно била по карману и уже через недельку даже самые упорные неплательщики начинали слезно просить поскорее отпустить их, заверяя, что полностью осознали свою ошибку, Им шли навстречу. Если же случался рецидив, виновного на отсидку не посылали, а приговаривали к большому штрафу, в уплату которого шла не только денежная наличность, но и недвижимость, включая торговую площадь. Однако все-таки до этого редко доходило. Народная молва о доме отдыха "У Голубя и Горыныча" безотказно действовала усмиряюще.

Рафаловичу за его прегрешения дали десять суток. Ради экономии он выбрал то, что подешевле. Но первая же ночь на вонючем матраце в компании с блохами и тараканами сильно поколебала его желание сэкономить. А тут еще тюремная баланда, от которой он в знак протеста отказался. Но взамен, сволочи, так ничего и не дали. Между тем из соседнего "люкса" доносились умопомрачительные запахи шашлыков, чебуреков и другой вкусной еды. Глотая слюну, Сема с ненавистью прислушивался к чавканью и сытому рыганию оттуда. Когда явился Горыныч для проведения вечерней оправки, он излил ему всю накопившуюся горечь и высказал твердое убеждение, что порядочные люди с друзьями так не поступают.