На первый взгляд кажется, что отношение это выражается через Его взгляд, который представляет собой нечто, столь же невыразимое и непередаваемое, как и Он Сам. Действительно, этот Его взгляд, обращенный к людям и наполненный Его отношением к ним - самый привлекательный момент этого видения, самая яркая его точка. К нему, необыкновенному, небывалому и выражающему как бы в концентрированном виде все Его существо, больше всего притягивается внимание и именно его больше всего хотелось бы сохранить в памяти и всегда как бы держать перед глазами, как фотографию или картинку. В этом смысле это видение имеет свойство быть "всегда с тобой".

Но при более пристальном рассмотрении Его отношение выражается не только в одном Его взгляде, но и каким-то образом - вообще в Нем Самом, так же как и другие Его свойства, одновременно и скрытые за Его внешним видом, и очень явно видимые.

4. Безразличие и любовь к людям

Отношение Его к людям - двойственное. Это одновременно большой интерес, даже заинтересованность (точнее, наверное, сказать - любовь) к ним и полное равнодушие и холодность - к ним же.

Труднопредставимое сочетание в одном существе в один и тот же момент несоединимых, казалось бы, свойств (или чувств). Но, наверное, именно в этом невероятном экзотическом сочетании, в самих этих свойствах (чувствах) смысл всей информации и вообще Его явления людям в данном случае. В этом, в основном, смысл, а не в содержании Его разговора.

Равнодушие и холодность Его относятся не ко всему человеку в общем и целом, а только к подробностям его земной жизни, то есть ко всему земному в его существовании - ко всему, что в его жизни есть земного (для кого-то это вообще все, что есть). Словом, очень большая часть всего земного существования человека, к которой относятся Его равнодушие и холодность. Если совсем точно, то это вся земная жизнь, за исключением только того, что выходит за ее рамки и принадлежит не только ей - то есть души.

Получается, что и весь разговор, произошедший между Ним и двумя людьми, относящийся именно к земным подробностям, произошел специально для того, чтобы продемонстрировать Его отношение к этим земным подробностям - полное безразличие. Оно выражается и в Его ответе, по смыслу слов одобрительном, но по тону - совершенно безразличном и каком-то отстраненном, и во взгляде Его на людей, и в Нем Самом, во всем Его существе.

И не только разговор, но в какой-то степени и само присутствие людей, земных, с видимыми и рассказываемыми земными подробностями их жизни - только объект для демонстрации Его совершенно равнодушного и прохладного отношения к ним (подробностям). Причем эти безразличие и холодность, как и все другие Его свойства, имеют нечеловеческие масштабы и нечеловеческую силу. И ни с чем земным невозможно их сравнить - если только с равнодушием и холодностью, опять же - по отношению к человеку, всей природы, всего мироздания. Даже сама земная жизнь не может достичь такого размаха, таких масштабов, какие свойственны Его равнодушию к ней.

Довольно неожиданный поворот сюжета - если видеть в этой информации некий внутренний сюжет. Его (Его!) равнодушие и холодность, да еще в такой максимальной степени - к человеку, к людям. Поверить в это, смириться с этим, перестать удивляться этому очень трудно, даже увидев это собственными глазами.

Почему-то, несмотря на всю очевидность, все равно хотелось бы, чтобы это было не так - видимо, все-таки земное сознание притягивает к земле. Но это так. Хотя и неожиданно, и непривычно, и не столь благообразно, как хотелось бы. И естественная реакция - свой собственный холодок - от неожиданности, необъяснимости и невмещаемости непостижимого ни в какие по-земному понимаемые рамки.

* * *

Его равнодушие к земным подробностям жизни людей, даже при его максимальной степени, все-таки имеет очень мягкий характер, может быть, потому что существует (во всяком случае, является людям) одновременно с любовью к ним - в такой же степени. Поэтому равнодушие и холодность не делают Его чужим и далеким, но, скорее, - несерьезным. То, что в земном контексте называется: юмор, насмешка, ирония. Поэтому Его отношение так и неожиданно, что у самого человека неискоренимо (в крови) отношение к земным подробностям своей жизни, наоборот, максимально серьезное, иначе он не был бы человеком. Находясь в самой этой жизни и являясь ее частью, невозможно относиться к ней несерьезно.

И даже Христос в своей земной жизни вроде бы не проявлял таких качеств, как юмор, ирония, несерьезность. Но здесь, в данном случае, эти качества придают всему Его облику некий оттенок несерьезности (односторонней, впрочем, несерьезности - не в отношении людей к Нему, а в отношении Его к людям), каким-то непостижимым образом сочетающейся со всем тем величием, которое все равно остается при Нем и также в максимальной степени.

Как Его видимое величие, так и эта несерьезность - довольно непривычная черта Его облика. И этим Он тоже не похож на Себя, бывшего в пределах своей земной жизни.

Почему? Наверное, вполне объяснить невозможно. Хотя некоторые объяснения вроде бы лежат на поверхности. Слишком велика разница между тем земным миром, в котором Он жил (и вообще земным миром), и тем миром, где Он сейчас. Слишком чужим Он был земному миру - со всеми вытекающими отсюда последствиями. То есть помимо тяжелой ноши своего предназначения, своего креста, была еще и просто тяжесть существования в чуждом мире. Как-то не до юмора в такой ситуации. Слишком много сразу тяжести и несовместимости с окружающим, несмотря на всю Его любовь к людям.

В Его современном состоянии, точнее - за рамками Его земной жизни - из всего этого осталась только любовь к людям. А любовь - это Его стихия и Его сущность, так же как и стихия всего другого мира.

* * *

Явление Его равнодушия и холодности к земным подробностям жизни человека имеет смысл, конечно, не само по себе и не для произведения эффекта непонятности и неожиданности. Так же как и вся информация меньше всего имеет целью удивить, озадачить. Скорее, наоборот - объяснить и, по мере возможности, быть понятой. И смысл этот как бы служебный - для того, чтобы было понятно что-то другое и, может быть, главное во всей информации.

Удивление и непонимание должны как бы "разбудить", растормошить вечно успокоенное (или стремящееся к успокоенности) понятие о Боге, о Его отношении к человеку и требованиях к нему. В какой-то степени, в силу своей сложности и противоречивости, такую же задачу выполняет и Евангелие. "Проснувшись", можно обрести совсем другие возможности и способности понимать то, что действительно существует, а не только то, что содержится в собственных представлениях.

Наверное, для того, чтобы произошло такое "пробуждение", нужен довольно сильный толчок - что-то такое, чего не заметить невозможно. Обычно человек так усиленно погружен в земные подробности своей жизни и так уверен, что они не только его самого интересуют, так уверен в предельной значимости не только для себя этой стороны жизни, что наткнуться вдруг на столь полное и непредставимое по масштабам безразличие свыше ко всему этому его драгоценному "хозяйству" - означает именно такой толчок, от которого "проснуться" можно надолго, если не навсегда.

А "проснувшись", наткнувшись на ледяную стену полного равнодушия вместо столь же полного участия, естественно отпрянуть от этой стены и попытаться найти что-то лучшее в другом направлении. Что как раз и требуется в данной ситуации. Потому что единственное "другое" направление здесь может быть лишь то, что не входит в область земной жизни или не только в эту область, а именно - душа. К ней, видимо, (больше не к чему) в результате столь драматического столкновения с ледяной стеной должно обратиться внимание человека, отвлеченное от земных подробностей его существования. И так трудно, наверное, произойти этому обращению и отвлечению, что понадобился столь жесткий способ.

Такова своего рода "внутренняя драматургия" данной ситуации и данной информации, вернее, одного ее момента. И на первый взгляд, можно удивляться степени и масштабу равнодушия и холодности свыше к земным подробностям жизни человека, но ведь известно, как намертво он к этим подробностям привязан и оторвать его от них хоть в какой-то степени - тоже своего рода чудо. А вот для чего оторвать и обратить внутрь себя, к своей сущности, к душе?