x x x

Такая двойственная и сложная ситуация максимальной доступности и простоты любого усовершенствования и в то же время его реальной невозможности способствует тому, что постоянно сохраняются неустойчивое равновесие между добром и злом в земном мире, необходимость выбора между ними и возможность этого свободного выбора, что и требуется для человека здесь, на земле, больше всего. Вернее, требуется это прежде всего - от него свыше, но и ему самому - тоже, потому что этим выбором он определяет свою судьбу.

Для того, чтобы продолжали существовать такие условия, должно сохраняться и то неблагополучие земной жизни человека, которое все время и сохраняется и в связи с этим, видимо, является безвыходным. А предложенные нам условия для усовершенствования земной жизни одновременно являются условиями для невозможности этого усовершенствования.

В обществе, принявшем христианство, считающем себя христианским, существование этих условий обеспечить очень легко. Христианство, при всей его внешней смиренности и безобидности, принятое обществом, становится все-таки для него законом, и, каким бы оно ни было по содержанию, но в качестве закона все что угодно окажется довольно жестким, тем более, что смиренным и безобидным христианство, в сущности, и не является.

Жесткость отчасти состоит в том, что кто-то в этом обществе принял всерьез данный закон и старается в какой-то мере ему соответствовать, кто-то - нет, а действует он для всех. Причастность к нему не зависит от чьего-то желания или нежелания, чьей-то веры или отсутствия у кого-то веры. Если даже ее у кого-то и нет, то во всяком случае есть информированность, без которой не остается никто в обществе, принявшем христианство. И этого уже достаточно, чтобы никто не был свободен от христианской идеи, независимо от того, нравится это или не нравится.

И пока кто-то решает, верить ему или не верить, соответствовать или нет, он является дополнительным грузом к общей ноше неверия и несоответствия, которую приходится нести всем, но особенно тем, кто верит или соответствует.

Те же, кто решил не верить и не соответствовать - груз еще больший, добавляемый к общей ноше. Причем принцип распределения ее (кому какую часть нести) настолько сложен в каждом конкретном случае и непостижим, что разгадать его, наверное, в принципе невозможно, как неисповедимы пути Господни.

Но все-таки есть некоторые закономерности. Обычно чем больше ноша человеку достается, тем меньше он в ней виноват, то есть он несет ее и за себя, и за других.

Это постоянная и основная причина неисправимого и безнадежного несовершенства, преследующего земную жизнь. Те, кто стараются исполнить христианский закон, не избавляют себя этим от тяжелой ноши наказания за грехи - не за свои, так за чужие. Те же, кто эти грехи в основном совершают, изо всех сил стараются избежать наказания за них, и это им часто удается, что влечет их продолжать в том же духе.

x x x

В таком бесконечном и безвыходном взаимодействии приходится сосуществовать под одним законом, как под одной крышей, людям бесконечно далеким, как с разных планет: тем, кто идет в сторону добра, по пути к Богу, и тем, кто идет в противоположную сторону.

Разность и противоречие между ними - наиболее глубокое, непреодолимое, по сравнению со всеми другими различиями и противоречиями. Не между богатыми и бедными, старыми и молодыми, белыми и черными, а между более зрелыми (близкими к Богу) душами и менее зрелыми. Эти менее зрелые, основные носители зла, являются постоянной, неизменной, никогда не исчезающей и не уменьшающейся как бы "ложкой дегтя в бочке меда", из-за чего мед в бочке обречен на горький вкус, тем более, что ложка эта довольно велика и по своей величине сопоставима с самой бочкой, во всяком случае, с половиной ее.

Постоянность присутствия этой ложки дегтя обеспечивавет необходимую возможность выбора пути (к Богу или в противоположную сторону, в сторону добра или зла) и отделения зерен от плевел.

Постоянно присутствующая возможность выбора - единственное, чем человек обеспечен всегда, что гарантировано ему на этом свете. Ему навязывается необходимость выбора, то есть совершения своего рода непрерывной работы, но не сам выбор.

Каким-то образом совмещается призыв идти по пути добра, по пути к Богу, который (призыв) и составляет христианскую идею, большая, бесконечная заинтересованность свыше именно в этом выборе человека и совершенно нейтральное, безучастное отношение к самому процессу выбора - не тянут, не толкают в нужную сторону, не стоят над душой, оставляя в этот момент (только в этот момент) человека наедине со своей свободой и совершаемой работой.

И вроде бы вполне спокойно и безучастно относятся к тому факту, что направление добра не пользуется особенным вниманием и никак не может привлечь на свою сторону большинство. То есть количество спасенных в конце концов не важно, пусть даже их будет очень мало, все равно "в рай за уши" никого не потянут. Важна только постоянная возможность и обязательность выбора.

x x x

Количественное соотношение выбравших то или другое - не важно. А значит, не важно качество земной жизни человека и вероятность его (качества) улучшения. Даже если оно довольно посредственное и вероятности нет никакой мы этим сочувствия к себе не вызовем. От человека в земной жизни требуется совершение работы, работы души, и способность совершать эту работу, а не способность вызывать к себе жалость своим несчастьем, так же как и не способность устроиться получше на этом свете.

К нам и не существует ни жалости, ни сострадания, ни сочувствия свыше, как бы тяжела ни была земная жизнь и сколькими жертвами она бы ни сопровождалась. Существует только большая, беспредельная заинтересованность в спасении каждой души, что не зависит от комфортности условий существования тела - в любом случае, выбор направления есть всегда.

Какой смысл тогда обращать внимание на эти самые условия - какие они. И они сами собой складываются из зла (носителей зла) и его жертв, наказания за это зло, которое (наказание) заключается тоже в жертвах, и, если остается после этого свободное место, то и из добра, которое уцелело то того, чтобы сделаться жертвой.

Конкретные подробности земной жизни сами по себе, как самоцель и самостоятельная ценность, то есть в таком качестве, в каком они существуют для нас, только нас же самих и интересуют.

В нашей земной жизни, вернее, во всем, что в нас есть только земного, Он нам не Отец. И те, кто кроме земного, никакого другого содержания в своей жизни не имеют - не имеют и Отца Небесного. Здесь, в земном мире хозяин известно кто. "Князь мира сего", распространенный, растворенный в большей или меньшей степени во всех нас, имеет пока только одного "оппонента", потенциально способного не соглашаться с ним, противостоять ему, даже сражаться с ним по мере возможностей - нас же самих.

Реально, конечно, далеко не все используют эту возможность и не все желают быть таким "оппонентом", противостоять и не соглашаться или используют и желают в очень небольшой степени. Мы пока оставлены с ним наедине, и нам не помогают сражаться с ним, не вмешиваются в этот постоянный, не прекращающийся поединок. Мы, естественно (в буквальном смысле - в силу своего естества), сами одни далеки от того, чтобы быть способными его победить или даже более или менее противостоять ему.

При таком соотношении сил земная жизнь может представлять собой то, что она собой и представляет - то есть нечто при более или менее красивой видимости, в сущности, трагическое. Этот постоянный "привкус ножа на яблоке", привкус трагедии на жизни неистребим и ничем не заглушаем. Не чувствовать этого привкуса - не значит быть от этой трагедии свободным, а значит - иметь в ней соответствующую роль или просто быть достаточно, чтобы многого не чувствовать, толстокожим, что часто одно и то же.

И никто нам, живущим в здешнем земном мире, не придет на помощь, как и не приходили до сих пор, чтобы убрать эту трагедию из нашей земной жизни. Нет вообще такой заботы. Хоть бы и еще сильнее был привкус - не важно.