Время и в моих взглядах многое поменяло, однако не все же бросать собаке под хвост. Эйфория парада суверенитетов и перековки по диктуемой сверху моде пыталась оглушить и меня, подтолкнуть к соблазну увидеть историю некогда нерушимого Союза исключительно в мрачных тонах. Но разве отцы наши вступали в коммунистическую партию ради одних привилегий? Ведь если вспомнить, благодаря неистребимой вере в свободу, равенство и братство были разгромлены полчища "белокурых бестий", и не принуждением свыше азербайджанцы, армяне, белорусы, казахи, украинцы, русские и другие создавали мировую сверхдержаву. К нашей общей беде, стряхнув фашизм с половины Европы, мы не сумели освободиться от безоговорочной веры в нравственную порядочность тех, кто вещал с высоких трибун государства, и если некоторые из нас находили в себе мужество открыто в этом сомневаться, то большинство продолжало верить в лидеров или делать вид, что верит.
Вечный зов памяти звучит в моей растревоженной душе. Да, немало в прошлой жизни было нанизано на стержень авторитарной системы, однако целиком ли наше бытие было в рабской зависимости от нее? Лжи хватало, но и правда пробивала себе дорогу. Чего больше сегодня, еще должны доказывать ставшие ныне у власти - доказывать не на словах, на деле.
Новое время принесло с собой неоспоримую бла-гость - можно услышать и прочитать о неортодоксальном толковании "общепризнанных истин". Многие мои соотечественники пытаются размотать по-своему запутанную цепочку их причин и следствий. Разве идея коммунизма, олицетворяя собой заветную мечту человечества, впервые пришла в голову Ленину и большевикам? Неужели это они создали империю на одной шестой части суши планеты? И наконец почему эта одна шестая превратилась в "казарму", просуществовав почти три четверти века? Одни призывают коммунистов покаяться в том, что были коммунистами, или, попросту говоря, фанатиками, негодяями, в лучшем случае - идиотами. Другие размышляют над более сложными версиями, стараясь избавиться от самообмана, от ощущения околпачивания себя и себе подобных. К одной из таких версий мне хочется отнести суждение далекого от большой политики Льва Аннинского. Оно, с моей точки зрения, весьма любопытно.
По мнению литератора, народ пошел в казарму и лагерь и пошел бы туда под любым лозунгом. Свой вывод он строит на том, что если две мировые войны вкупе с японской назначены историей, так будет казарма, а что на вывеске это уж что подвернется. Одолей коммунистов черносотенцы, все равно в России осуществилось бы то же самое - смертельная милитаризация народа. Не под пятиконечной звездой, так под крестом. Когда в век мировых войн все воюют, то под каким флагом кто - это уже детали: кто под Марксом и серпом-молотом, кто под Ницше и свастикой, а кто под Цезарем и фасцией.
"Империя", считает Аннинский, - от той же смертной необходимости. И нечего каяться русским в том, что они построили империю, ибо ее построили не только русские, но и другие - славяне, угры, тюрки, немцы, евреи, армяне. И эта империя им виделась гораздо меньшим злом по сравнению с бесконечными нынешними кровавыми разборками. В этом смысле история советской власти не выпадает ни из истории России, ни из истории евразийского пространства, являясь частью, этапом нашей общей истории. И никакой это не "тупик" коммунизма, это отрезок пути, который, увы, оказался неизбежным в эпоху мировых войн и катастрофического бегства крестьян в города. "Кровавый, страшный, - признает Аннинский, - и мы этот кусок прошли, проволоклись, оставив шестьдесят миллионов в могилах. Идея могла только помочь все это вынести, как анестезия: идея мировой революции и коммунизма. До какого-то момента наркоз действовал, а потом отошел. Но не говорите, что без наркоза было бы легче, или что лучше был бы другой наркоз. Это, слава Богу, нельзя проверить, то есть повторить. Можно только вслушиваться в ритмы истории, сплачивающей народы в гигантские системы и так же неотвратимо их дробящей и разбивающей. Эти ритмы соотносимы с геологическими, никакая "идея" тут ничего не объяснит. В лучшем случае покроет спасительным мраком. Чтобы мы не ослепли при очередной пассионарной вспышке".
На мой взгляд, весьма правдоподобная версия, хотя она может показаться и небесспорной - каждому виднее со своей "колокольни".
Немало о своих тревогах-сомнениях говорили мне и иностранные бизнесмены, имеющие ныне дело с российскими предпринимателями, ставящие на карту отнюдь не только собственное самолюбие. Их волнует не отсутствие у нас совершенного законодательства, настораживает свойственная многим партнерам хватка, выражающаяся в формуле: "Давай инвестиции, работай, получай прибыль и дели ее со мной пополам". Они склонны упрекать своих партнеров и в желании мгновенно получить солидный куш, без особых усилий извлекать выгоду с помощью одного лишь хватательного рефлекса. Неохотно, правда, но признается ими и собственная вина - в "российское Эльдорадо" хлынул в поисках легкой наживы большой поток бизнесменов-хищников, потерпевших фиаско на своем рынке и пы-тающихся сбыть залежалый товар. Что в результате? Сотрудничество оказывается порою либо кратковременным, либо вообще фиктивным, правила игры не соблюдаются, чего не скажешь о рецептах личного обогащения.
Нелегко сделать цивилизованной интеграцию ино-странного бизнеса в России на основе взаимной выгоды, еще тяжелее сбить инфляцию. По оценке депутата Государственной Думы Григория Явлинского, проблема инфляции носит структурный, институционный характер, ее первопричиной служит не дефицит бюджета и кредитная экспансия, а сохраняющаяся структура производства, сверхмонополизированная промышленность, отсутствие реального частного собственника, рынка и конкуренции. В таких условиях и цены растут, завися от того, кто на "свободном рынке" хозяйничает и заинтересован в их повышении. Снова заколдованный круг...
Работая последние годы за границей, я постоянно ощущал на себе живой интерес к происходящему сейчас в России. У многих чаще всего складываются путаные впечатления о нашей стране, как правило, фрагментарные, противоречивые, но, конечно, никто не думает о варварской Московии с жестокими морозами, от которых лопается мозг человеческий. "Срезая" все тем же лезвием "бритвы Оккама" высказывания однобокие, тенденциозные, мне хотелось собрать наиболее типичные и непредвзятые. Предлагаю их вниманию читателей.
Из экспресс-досье
"Несмотря на полярность своего характера, русские могут вызывать доверие. Именно из-за неустойчивости характера им трудно выработать умение работать, рационально расходуя силы и средства. После революции путем искусственного разрыва социального и биологического в человеке общественные науки лишь закрепляли это неумение своим морализаторством, игнорировали чувствительность людей не только к классовым, но и неклассовым формам эксплуатации. К тому же сам социализм представляли себе упрощенно: передадим государству средства производства и сразу решатся все проблемы. Но как бы ни убеждали самих себя и другие народы, что "объективные законы выведут всех куда положено", противоречия не исчезли. Со временем пришло и прозрение - ничего не получится, если не преодолеть отчуждения труда от собственности, производителей - от средств производства и не совместить, по возможности, в одном лице собственника, производителя и управляющего..."
"Под плюрализмом взглядов" россияне понимают множественность усилий, знаний и мнений, устремленных к одной высокой цели. Они его называют своего рода нравственным синтезом некогда существовавшей "соборности". Это есть их тринадцатизначное "E Pluribus Unum" - "многое в одном". Русскому духу близка и сильная власть, которую большинство уважает, но всегда готово взбунтоваться, если власть переходит границы терпения. При этом в мировосприятии людей даже высокие цели не оправдывают гнусные средства, а свобода видится, как равенство перед законом для всех. Тем не менее, в отличие от Западной Европы и США, цивилизация в России всегда была без определенной формы, сумбурной, хаотичной. Бескорыстие сердечности и доброты могло соседствовать с таким же бескорыстием безразличия и жестокости: иначе не объяснишь, почему за пролитые реки крови в свое время понесли наказание только Берия и кучка его сатрапов, все остальные виновные спокойно доживали свой век на государственных дачах. В русской душе часто дает знать о себе и желание видеть свою страну больше великодержавной, чем процветающей, подменить возвышающим самообманом простое человеческое счастье, которое, и лишь оно одно, может быть самой прочной основой государственности..."