— Гил! Где ты? Я освободился! Помочь тебе?

— Не надо, я уже стою. Где дорога?

— Вот наш проход; Пробирайся сюда.

Гил взмахнул мечом.

— Осторожно! Я в двух шагах от тебя.

— Ага, вижу…

Гил достал нож и перерезал разделявшие их ветки. Через несколько мгновений они уже стояли рядом. Ки-Энду несколько раз ударил мечом по сплетению побегов, и друзья оказались в начале узкого хода, ведущего на север.

— Это мы прорубили, спасаясь от нидхагов, — сказал Ки-Энду. — Почему-то заросло только там, где мы спали, а в остальных местах…

— Бежим сюда! — прервал его Гил. — Потом расскажешь. Они выбрались из чащи и поднялись на вал. Дорога была пуста, и друзья спустились на нее, благо дыра в заграждении уже была ими проделана во время бегства от нидхагов.

— Воздух здесь почище, — сказал Ки-Энду, остановившись посреди дороги. Ну, как тебе наше приключение?

— Хан дэвин, Ки, на кого ты похож! — вскричал Гил, взглянув на своего товарища. — Ты же весь кишишь червями, как дохлый бык, неделю пролежавший на солнце!

— И ты, Гил, не лучше… О дэвы, как все чешется! Придется нам выковырять друг из друга эту гадость, пока она дальше не проросла. Ну-ка, раздевайся.

Гил стал снимать плащ. Это оказалось нелегким делом — одежда была словно прибита к телу гвоздями. Ки-Энду пришлось воспользоваться ножом, чтобы отпороть продырявленную материю от кожи. Затем, склонившись над Гилом, он принялся выдергивать из него прозрачные ростки. После них оставались маленькие круглые ранки, вскоре перестающие кровоточить. Но побеги были такими хрупкими, что большая часть их обламывалась, и тонкие кончики оставались внутри. К счастью, Ки-Энду быстро нашел способ их извлекать: достаточно было прижечь росток спичкой, как он сразу сжимался и выходил легко и безболезненно.

Ки-Энду провозился с Гилом не менее получаса. Наконец мучительная операция закончилась. Гил, вконец обессилевший от боли, с трудом натянул одежду, — она была вся в мелких дырочках.

Потом они поменялись ролями.

Но с Ки-Энду что-то произошло: он сник и нахмурился, видно было, что его одолевают какие-то мрачные мысли. Гил подумал, что причиной всему боль и, чтобы как-то отвлечь его, принялся рассказывать всякие истории. Он даже пытался пошутить, заметив, что это занятие — выковыривание ростков из тела дело для него привычное, так как в детстве отец частенько посылал его в огород полоть грядки. Однако Ки-Энду не оценил юмора.

— Спички береги, — прохрипел он, — больше взять неоткуда. И постарайся быстрее закончить. Это же нидхагская дорога. Непонятно, как нас до сих пор не обнаружили.

— Ну, вот и все, — сказал наконец Гил, задувая спичку. — Можете одеваться, больной.

Они побрели по дороге на запад. Боль и усталость не давали им идти быстрее; к тому же сильно хотелось есть, а продукты остались в лодке. В тучах появились просветы, и Ки-Энду, взглянув на солнце, сказал, что они, судя по всему, проспали в Лесу совсем немного — самое большее час.

— Как же быстро растут эти дрянные деревья! — сказал Гил.

— Кстати, — заметил Ки-Энду, — тут есть одна интересная деталь. Помнишь, перед тем как заснуть, мы довольно долго беседовали? За это время никакого роста я не заметил. И проход, который мы прорубили, не зарос.

— Что ж, выходит, эти кровопийцы интересуются только спящими людьми?

— Думаю, что да. Спящими или, скорее, мертвыми. Должно быть, они приняли меня за мертвого. Боюсь, если они и ошиблись, то не сильно — на день или на два…

Гил решил не обращать внимания на дурное настроение Ки-Энду и попытался перевести разговор на другую тему.

— Знаешь, мне вдруг стало жаль нидхагов, которые здесь живут. Как это, должно быть, тоскливо — всю жизнь дышать плесенью и не сметь выйти ни на шаг за железную ограду. Вот ведь как смешно получается — после этого лесного приключения нидхаги кажутся мне чуть ли не братьями родными. У нас с ними так много общего — здесь, в Лесу. Мы одинаково боимся гуллов и этих мерзких деревьев; и нам, и нидхагам здесь одинаково неуютно.

— Это, конечно, очень трогательно, что ты испытываешь нежность к нидхагам, — ядовито заметил Ки-Энду. — Жаль только, что если они нас встретят, то вряд ли догадаются о нашем с ними родстве, даже если ты начнешь их обнимать и называть братьями.

— Ты что, Ки? Ты хочешь меня обидеть? Не хватает еще нам с тобой сейчас поссориться!

Какое-то время они шли молча. Потом Ки-Энду сказал с глубокой тоской в голосе:

— Прости меня, Гил. Со мной происходит что-то нехорошее. Возможно, я просто схожу с ума. У меня появились навязчивые мысли. Какие-то предчувствия. Мне кажется, что я скоро умру. Это началось внезапно, когда я увидел ростки, копошащиеся у тебя на спине. Я сразу начал думать о червях, что заводятся в падали, и с тех пор не могу отделаться от этих мыслей.

— Но, Ки, ты же прекрасно знал, на что мы идем. Ты сам говорил, что, скорее всего, этот поход будет стоить нам жизни. Зачем же тоща, когда мы уже здесь и дороги назад нет, снова начинать этот разговор? Мы все взвесили, когда принимали решение, и теперь надо его выполнять.

— Я знал, что ты не поймешь меня. Ты-то останешься жив! И все остальные Эалин, Мирегал, Бхарг, Ру — все будут жить, а меня не будет. Я не хочу умирать, Гил! У меня от этого все смешалось в голове. Я уже никого не люблю. Я всех вас ненавижу! Вы будете жить, дышать, думать, чувствовать, а от меня останется только горсть золы. Я знаю, ты думаешь, что я просто струсил. Нет, я не трус. Но в душе у меня так пусто и холодно, я чувствую себя таким одиноким — Я обречен, Гил. Прости меня, я знаю, что не должен всего этого говорить, это слабость. Но предчувствие смерти лишает меня сил, отбирает мужество. Я чуть не плакал, когда ты выдергивал из меня ростки, — не от боли, а от сознания собственного бессилия перед судьбой. Кто распоряжается нами? Кто решает — кому жить, а кому умирать? Почему от нас ничего не зависит? Кто мы? Разумные существа, наследники дэвов, будущее мира? Или жалкие твари, не властные даже над собственной жизнью и смертью?

— Ки, послушай меня. Человек не может знать своего будущего. Все твои предчувствия — от страха и усталости. Почему ты решил, что умрешь, а мы все останемся живы? Как ты это определил? Ты должен понять: все, что с тобой происходит — это что-то вроде болезни. Кроме тебя самого, тебе никто не поможет. Я уверен, ты сможешь с этим справиться. Возьми себя в руки. Это болезнь. Не поддавайся ей. Помни, что мы должны убить Хумбу.

— Хорошо, Гил. Ты прав. Неважно, что это на самом деле. Я должен верить, что болезнь. Болезнь. Сейчас я с ней справлюсь. Дай мне только сосредоточиться.

Разговор оборвался. Ки-Энду шел, угрюмо глядя под ноги, лицо его было напряжено, челюсти сжаты. Гил шагал следом, и мысли его бежали по кругу: как помочь Ки-Энду? — как достать чего-нибудь поесть? — как помочь?.. — как поесть?..

Обе проблемы, впрочем, были одинаково неразрешимы, во всяком случае, от Гила не зависело ничего.

Так они шли часа два, не проронив ни слова, углубляясь все дальше в Лес.

Дорога по-прежнему бежала прямо на запад по середине просеки. Деревьев не было видно за земляными валами, лишь еле слышное шуршание постоянно напоминало об их присутствии.

— Что-то давненько мы не встречали своих братьев нидхагов, — неожиданно произнес Ки-Энду.

У Гила отлегло от сердца: Ки-Энду улыбался! Он справился со своими страхами! Гил настолько обрадовался, что когда, спустя мгновение, они увидели впереди большую группу нидхагов, он совсем не почувствовал страха.

— А вот и они! Что будем делать, Ки?

— То же, что всегда. Пойдем, погуляем в лесочке.

Друзья посмотрели друг на друга и расхохотались. Но время терять было нельзя — нидхаги быстро приближались и в любой момент могли заметить людей. Они поднялись на вал справа от дороги, прорезали дыру в заграждении и притаились по ту сторону забора. Спускаться вниз, к кровожадным деревьям, им совершенно не хотелось, да в этом и не было необходимости. Нидхаги не заметили их. Сидя в укрытии, Гил рассматривал лес. Он был совершенно такой же, как и там, у реки. Правда, приглядевшись, Гил заметил нечто новое: маленькая белесая змейка немигающими глазами смотрела на них из ветвей. Ее тонкое тело изящно вплеталось в спутанную массу побегов.