- ...Что? Еще один меч? Взяли этого старика? А меч? Почему? Лара, ракетой туда, языком вылизывай, но дай мне результат, кожу сдеру! Так, да, у вас говорится?

- "Шкуру спущу", что примерно одно и то же, мой генерал. Ну, так я поехала, да? - Лара давно уже привыкла к пустым угрозам. Пустым, потому что она сама и все вокруг, вплоть до Императора, знали: Лара люта на работу, делает ее лучше всех, в погонялках не нуждается и по-прежнему единственная и незаменимая фаворитка Его Превосходительства.

- Связников понадежнее возьми, чтобы я был постоянно в курсе... Стой, мою связь возьми, твои телепаты дерьмовые. При этих словах один из оллов, личный связной генерала, выбежал из кабинета, организовывать специальный экранированный электромобил, его альтер-его, перципиент, остался в кабинете, готовиться к приемке сообщений.

Лара превзошла саму себя: весь чеснок был выбран до последней крошки, вся гарь была по миллиметру вычищена, опрошены жители всех близлежащих улиц... Старик с мечом как в воду канул. В квартиру закачали столько маны, что ее хватило бы на большую дворцовую литургию, у реавизоров-оллов шла кровь носом и ушами, результат - неясная тень, ни лица, ни характерных особенностей тела. Оставалось полагаться на показания тех, кто видел старика.

Кроме Гобоя - несколько человек издалека и мельком. Не было сомнений, что это тот самый, с улицы Королевы. Следовало истратить все запасы министерства, города и государственного резерва, залезть в НЗ Его Святейшества, но немедленно накрыть специальным "комендантским" колпаком весь город, до тех пор, пока все до единого жители - младенцы, калеки, старики, полицейские, беременные женщины и имбицилы - все до единого, включая оллов, будут индивидуально досмотрены и просканированы на предмет идентификации, локализации и поимки фигуранта №0(как его по наитию назвала в свое время Лара). Да, следовало бы именно так и сделать, это Лара очень хорошо поняла через годы, задним умом; а сейчас были просто предприняты экстраординарные меры городского масштаба: начисто перекрыты границы района, три сплошных облавы с интервалом в шесть часов в том же районе, усиление в пределах города, патрули по границам городской черты. Множество побочных результатов в укор местной полиции – и никаких следов загадочного старика. Ну, как загадочного... Кое-что Лара откопала в древних архивах, но до конкретного и осязаемого знания было очень еще далеко, а генерал не любит пустых предположений. Работа должна быть... хорошо сделана, фундаментально.

Весна, вслед за остальными временами года, как обычно, вносила свой вклад: ветрами, слякотью, грязью и переменными заморозками продолжала перемалывать город, когда-то гордившийся своей опрятностью и холодной красотой. Центральные улицы и проспекты хранили все признаки цивилизованного, но чуть подальше - за Обводным, за островами, на Голодае, на Гражданке - мрак, нищета, закон зверя, бесконтрольность, подтверждающие олловский тезис об изначальной неполноценности человека, как субъекта цивилизации.

И снова старик просил милостыню, взирая на прохожих накладными бельмами из под очков. Ночевал он в руинах Петропавловки, в притонах, где можно было обогреться, обсохнуть и поспать в тепле, либо в тоннелях Горьковской подземки, но там условия похуже; а побирался здесь же , на Петроградской стороне, в районе улицы Широкой. Разные бывали заработки: случались абсолютно пустые дни, бывало и по десять рублей перепадало, половину из них старик отдавал "за защиту" нищему-рулящему. Сам он предполагал пересидеть, с месяцок, облавы и обыски, осмотреться, да и двигать от греха подале, в провинцию, но ноги все еще плохо носили его, а люди рассказывали об олловских патрулях, которые совсем озверели в последнее время и "бошки секут" еще до начала допросов. Так день за днем, месяц за месяцем, а два года - с плеч долой. Итого четыре с лишком, умножить на акселерацию - лет десять-одиннадцать получалось. Руки все еще тряслись, но пальцы сгибались и разгибались - не в пример прежнему, старик и слышать стал получше, и дыхания ему хватало, чтобы вполне бодро доковылять от "крытых кибальчичей" до Сытного, а вечером обратно. Окрестные маргиналы любили деда за незлобивый нрав, за то, что он орудует "с применением технических средств", хотя на такую старость ему и без "бельмов" жертвовать не перестали бы, за терпение и интерес к чужим "исповедям", за безобидность, в конце-концов - сейчас любой любому исподтишка нагадит, ограбит и заложит напоследок, а дед - нет, он еще по старым понятиям живал, да и зубов уже нет у него – кусать кого-либо...

Весть прикатилась издалека, из Купчино: оллы вяжут всех слепых и под

них закошенных.

Видимо, у дознатчиков кончились версии и они пошли по второму кругу (два года назад тоже была поголовная чистка по Питеру, но старик тихо вернулся на свою прежнюю местность, что на Королевской улице, и нагло прожил там три месяца, снимая угол у новой хозяйки-дворничихи. Там его никто не искал, и, может быть, следовало рискнуть и... Но дерзость должна быть умеренной... А кроме того, дворничиха могла пригодиться...).

В тот же вечер старик опять вернулся на Королевскую. Еще через два дня похоронный микроавтобус был остановлен для досмотра на заставе в Автово.

Простоволосая и дряхлая, как сама смерть, старуха-мать тихо каркала над пожилой покойницей-дворничихой - любимой доченькой. Ауросканер показывал не совсем норму: бабка то ли обкурилась, то ли под ворожбой, и ее полагалось задержать и просканировать "в полный профиль". Как и всюду на заставах, старшим был олл, но он появлялся только под вечер. Прапор, долгим усердием "выслуживший двоечку", был опытен и знал, что при полном профиле накроется его обед и послеобеденные картишки. Ладно, пусть едет в свой крематорий, а на обратном пути они ее тряхнут как положено. Старуха обратно не вернулась. Водитель "похоронки" сказал, что оставил ее там, на месте. Следовало доложить по команде и писать подробный рапорт... но... Свидетель, видевший показания сканера, только один, он сам. Если оллы допросят впрямую - конец, казнят и не дослушают оправданий. Не допросят - все замажется, подумаешь, может она

и сама умерла в том же крематории... Надо молчать: рисковать не привыкать, риск дело благородное (Откуда ему было знать, что настоящий риск был бы, затей он задержание старухи).

А земная Империя оллов продолжала жить, работала государственная машина, собирались налоги, рождались дети - и у землян, и у оллов, все было как всегда в последние столетия.

Жизнь Императора не то чтобы не омрачалась заботами, но они не выходили за рамки обычных государственных и семейных проблем, именно для этого и работал государственный механизм: не должно быть потрясений и катастроф, все остальное - в руках Императора и судьбы. Со Стефании Лары никто не снимал ее долгов по текущим оперативным делам, но дело "Гром", в выжимках, всегда лежало у нее на столе, а полностью – уже занимало целый шкаф и распухало с каждым месяцем, с каждым годом. Да, интересное дело, ничего уж такого особенно угрожающего, а все же червячок тревоги живет в ее душе...

До брянских лесов старик добрался поздней осенью, когда пожухлые листья, сбитые холодными дождями на землю, уже почернели и успели окаменеть под заморозками, но все еще томились скукой в ожидании первого снега, который, наконец, избавит их от созерцания пустых деревьев и унылого неба. Там, в лесах, ему посчастливилось разыскать скит кришнаитов, несгибаемых сектантов, сохранивших свои заблуждения в первозданной чистоте. Было их немного - два десятка пожилых людей, преимущественно женщин, две молодых девахи, один мужчина лет тридцати, четверо детей, от восьми до пятнадцати лет. Из животных - стадо коз, которых есть было нельзя, а доить можно. Почему так - старик решительно не мог понять, хотя ему и объясняли. Здесь было безопасно: кришнаиты ни разу не сделали попытки убить его, или хотя бы ограбить и он прожил с ними до весны. Он подозревал, что они предпочли бы

умереть от недоедания в эту лютую зиму, но ни словом, ни жестом не намекнули бы о том, что он для них - лишний рот. Однако у старика было достаточно денег, чтобы с лихвой покрыть их издержки, и он не скупился. Кришнаиты знали толк в покупках, и одна из монашек, помоложе, переодевалась в мирское и раз в неделю ходила до самого Брянска за продуктами и лекарствами. Старик понимал жизнь и приличия, без колебаний тряс мошной, и зиму прожили сносно. А в мае, когда зелень раньше обычного заполнила собою простреливаемое и просматриваемое пространство, старик ушел от них, не прощаясь и не сожалея, - да и о нем никто не сожалел.