воспринимают нас неодушевленными слугами... Драматургия подобного слияния

достойна самой бесконечности... И вдруг - пропасть, вирус, минус, абсурд,

дополнительная флуктуация, вероятностью появления - под пару первой,

страсти по Ионеско: еще одна тупиковая ветвь, олловская, пожравшая первую, и

поставившая под угрозу само существование нового витка эволюции, то есть

меня...

- Именно тебя?

- А ты не так глуп, если, конечно же, структура твоего вопроса не случайна... Новый виток эволюции неизбежен. В другой точке вселенной, в другом времени, в другой форме организации материи, но он родится, этот новый виток. Но меня, как субъекта познания, проводника эволюции, именно меня - не будет, если оллы доберутся до моего материального субстрата.

- А они доберутся, если будешь и дальше варежку разевать. И хотя в

этих краях концентрация чужеродной для них маны такова, что они обосрутся ее

вычерпывать и нейтрализовывать, но кто его знает, на сколько хватит...

- Господин, умолкни и не повторяй мне данных, от меня же и полученных.

Здесь, а также в центральной части Африки, и в Южной Атлантике - знаю, все это я

знаю... Что ты хочешь?

- Первое - омолодиться. Второе...

- Первый пункт - минус, не могу.

- Не можешь?

- Да. Энергии мало, чтобы вмешиваться во внутриклеточный обмен с коррекцией; маны много, но она - малоусваиваема. Мне было проще и экономичнее зациклить твою открытую энергосистему и подключиться к твоей афферентно-эфферентной системе, чтобы беседовать без помех. Кислород, глюкоза, энергия, микроэлементы - сохраняют баланс - и ты жив, и в моем темпе можешь со мною общаться.

- То есть мыслить так же быстро, как и ты?

- Быстро? Жаль, что чувство юмора нам с тобою не доступно... Да, так же

быстро, как и я, господин. Исходя из выше сказанного....

- Хватит, я понял. Второе: забей мне в долгосрочную память все

известные тебе изменения о мировой ситуации. Как на карте: сканируй прежнюю,

внеси поправки, расставь новые пунсоны, составь генерализацию и наоборот...

Это можешь?

- Да, емкость твоих инфохранилищ позволяет. Поразительно, насколько

нестойка, но эффективна открытая система переработки...

- Делай, позже будем рассуждать.

- Сделано, господин. Так вот, неустойчивость, а точнее динамическая

устойчивость сложномолекулярных, или, как говаривали в старину,

высокоорганичес...

- Сделано, говоришь?

- Да. Так вот...

- Тогда отключай меня и выпускай обратно. Лясы точить некогда, беспокоюсь я насчет внешнего мира, пока мы тут философиям предаемся.

- Отключаю, что ж... Вернешься, раб?

- Господин.

- Господин, раб, какая разница. Буду ждать... мала на тебя надежда, но другой нет. До свидания...

И вновь екнуло сердце и старик уже спиной к печке, проем схлопнулся.

Все было точно так же в избе: кошка Зинка на пороге, баба Яга за

столом, только за окнами светило солнце.

- Ого, уже день, а я все еще не жрамши. С добрым утром! – Тяжело оказалось вернуться к беззубому существованию, хрипящему горлу, боли в спине

и суставах... А вроде как боль поубавилась, особенно в спине...

- Кому доброе... - старуха выглядела усталой. - Мы с Зинкой уж думали,

что ты окочурился. Только датчик и показывал, что жив. Ну и что ты там набеседовал?

- Дай пожрать, после разговоры. Проголодался я.

- За три года можно крепко проголодаться, это да. Ничего, еще чуток потерпишь.

- Три года???

- Три, касатик, три. И один день в придачу. Позапрошлой зимой мы с Зинкой едва с голоду не окочурились, голодная зима получилась, холодная, малоснежная. Зверье сбежало, запасы кончились, одной кашицей на коре и выдержали. А уж убоинки сладкой годков, этак, с пяток не видывали. Все тебя ждали. Сегодня сон мне вещий был про тебя. Сбылся.

- Три года... А сколько же ты этих вещих снов посмотреть с той поры

успела?

- Не считала, три, что ли. Да ведь и не каждый сон сбывается. Говори

Слово.

- Какое тебе еще Слово?

- Отпускное Слово. Разве ж тебя компутер им не снабдил? - Синие глазищи у старухи распахнулись радостно и опасно полыхнули.

Старик, не мешкая больше, цапнул себя за левый рукав, крутанулся спиной к бревенчатой стене и выставил руку: черный клинок затрещал, зашипел, словно раскаленный под каплями дождя.

- Я тебе, сука, сей секунд настрогаю сладкой убоинки, собственную жопу будешь грызть и нахваливать... Старик потихонечку смещался в угол, перекидывая взгляд со старухи на кошку, та уже потянулась, встала на задние лапы и стала расти. Вот она уже ростом с хозяйку, выше, вот уже под два метра. Когти на могучих лапах выросли еще больше и стали непропорционально длинны.

- Зина, нам обед надобен, прибей его!

Кошка молнией метнулась к углу, где обосновался старик, и замерла в

полуметре от острия меча. Постояв, встала на четыре лапы, по-собачьи поджала хвост и повернулась боком, глядя на хозяйку. Но старик не поддался на хитрость. Вместо того, чтобы воспользоваться удобным положением и попытаться зарубить "испуганную" кошку, он не глядя хватил мечом назад, по стене. Глубокий разрез распахнулся, стенки его заметно вывернулись наружу, словно не окаменевшие бревна, а живая плоть. По ушам хлестнул оглушительный крик-скрип, вся изба содрогнулась. Старик

крикнул в пространство:

- Вкусно? Стой ровно, тварь, а то враз в лучины посеку!..

Кошка-чудовище перестала притворяться и бросилась по-настоящему. Старик

рубанул крест-накрест и промахнулся оба раза, но и Зинка достать его не смогла. Минуты три она стремительно и бесшумно, словно нетопырь, металась перед невидимой границей, очерченной досягаемостью меча, молниеносные выпады когтистой лапы были бы смертельны для человека, достигни цели хотя бы один, но старик был пока невредим. Баба Яга творила заклинания, дула на клочки волос, взбивала воздух ладонями, однако меч был открыт, и заклинания бесплодно опадали. Случайно, на миг, образовалось нечто, вроде передышки: остановился меч, переводила дух Яга, замерла на дыбах Зинка...

Старик взмахнул левой рукой, и Баба Яга изумленно поглядела на рукоять ножа под сердцем, за которую она успела рефлекторно схватиться.

- Батюшки родные!... Он же убил меня, аспид! Ножом пырнул, окаянный! Ахти мне... Ой больно-то!... Старуха ухватилась покрепче, подвывая, выдернула нож, отбросила его не глядя и, зажимая рану ладонями, хныча и вся в слезах, побежала к сундуку у стены.

Старик шагнул вперед, согнулся пополам и выбросил вперед руку с мечом. И на этот раз Зинка успела отскочить невредимой, но контратаки не последовало: меч прошел так близко от ее брюха, что даже слизнул шерстинки - словно мышиная тропка вдоль живота натопталась; Зинка все еще угрожала атакой, но и сама выглядела напуганной, на этот раз непритворно.

- Убил, до смерти убил, - причитала Баба Яга, подсовывая под разрез в сарафане пучки неведомых трав.

- Тебя убьешь, пожалуй, - старик откашлялся. - Тебя только крематорий и возьмет, да и там дымоход засорится. Так, когда обедать, или аттракционами сыты будем? - Он вдруг, не прекращая примирительной речи, прыгнул вперед и рубанул еще. Зинка с мявком успела отпрянуть и на этот раз, но судьбу испытывать больше не пожелала: в считанные секунда она уменьшилась до нормальных размеров, втянула когти и сиганула на печку.

- Портки свои жуй, а от меня дохлой мыши не получишь... Да что же ты творишь, ирод!...

Старик уже успел перевести дыхание, он попятился к стене, перехватил меч по-самурайски, рукояткой вперед, и вогнал клинок до половины в стену, позади себя. Изба отчаянно завизжала, словно несмазанное колесо перед исполинским мегафоном, но с места не трогалась, только сотрясалась мелко.

- Мне, бабушка, плевать, что в ней железо спрятано, я и без компутера проживу, Но я решил пообедать, а раз так, то ты мне - на карачках - а прислуживать будешь. Или умрешь бесславно и немедленно.