И если Мамочка до сих пор не пробилась в руководство проектно-конструкторского бюро, то лишь исключительно потому, что была награждена природой-матушкой мягкими вьющимися волосами, которые периодически перекрашивала из пепельно-русых в тёмно-каштановый тон, приятным высоким голосом и округлыми женскими формами, которые теперь уже несколько расплылись и потеряли былую упругость, хотя...
Ах, остальное опять же слишком грустно! Да и кого в этом беспутном мире волнует чужое горе, скажите на милость?!
А что касается макияжа, так это всё потому, что некоторые её девочки очень большие специалистки по данному вопросу. Если бы начальница не держала марку, они запросто могли бы начать "гнать халтуру" и вообще отлынивать от работы.
Взять хотя бы Чикиту из средней комнаты. (Всего комнат было три, в каждой по пяти девочек, да одна начальница. Пятью три плюс один шестнадцать, стабильный состав. Как гармонично!) Так вот эта самая Чикита периодически возмущалась: "Мамочка, ты так грубо говоришь: макияж. Ф-фу, аж неприятно слышать! Надо слово произносить загадочно, томно, с этаким прононсом: мокиян-н-нж!" - и закатывала при этом неотразимые чёрные очи к потолку. И она запросто может перестать чертить принципиальную электросхему ради того, чтобы весь день провертеться перед зеркалом. Это пожалуйста, это мы умеем!
Но в Мамочкиной комнате тоже стоит кульман (ясное дело - ручной, как у любой женщины), и она сама работает над сложнейшими монтажными чертежами, а не слоняется весь день из начальственного кабинета в курилку и обратно, как некоторые начальники-мужчины. Разумеется, их можно понять. Развивающийся в течение сотен лет технический прогресс всё-таки доконал экобаланс грешной Земли-старушки, в результате чего человечество стало стремительно вырождаться. Так что никто теперь и не стремится взвинчивать темп работы, ведь чем больше работаешь, тем больше всевозможных видов энергии расходуется, а это опять же бьёт по ахиллесовой пяте современной жизни - по экологии...
И всё же без работы человек превращается в мягкотелую улитку. Пусть даже булочки с маслом падают в открытый рот прямо с неба, пусть минимум необходимых для жизни денег выдаётся раз в неделю любому вне зависимости от любых обстоятельств - это отнюдь не значит, что можно бить баклуши!
Поэтому Мамочка держала девочек в узде. И Реда, исполнявшая в средней комнате роль, сходную с ролью десятника на стройке, могла в любой момент приструнить Чикиту замечанием: "Эй, красотка, отложи-ка маскарограф! Ты и так хороша, женихи от тебя не уйдут. Лучше посмотри на Мамочку: она и подкрасилась, и работает так, что только карандаш мелькает, а ты? А ну, хватит мазаться". Зато дома Мамочка с непередаваемым удовольствием смывала тёплой мыльной водой всю ненавистную косметику и не накладывая никаких питательных масок, которые также терпеть не могла, давала коже отдохнуть. Максимум, что она себе позволяла - раз в неделю протереть лицо лосьоном. Вот и весь уход за кожей.
Но сейчас ей предстоял утренний обход, поэтому Мамочка припудрила свой носик пуговкой, выделила карандашом краешки напомаженных губ, чтобы они смотрелись "бантиком", подвела глаза, чтоб не выглядели блёклыми, выщипала пяток волосинок из бровей, чуть-чуть подрумянила мясистые щёки и наконец торжественно водрузила на причитающееся место наиглавнейшую часть одежды очки в роскошной бордовой оправе со слегка затемнёнными стёклами.
Это была настоящая драгоценность, своеобразный символ уз симпатии, связывающих начальницу с подчинёнными. Ведь роскошную оправу, носить которую пристало разве что жёнам президентов, в крайнем случае - "министершам", купили в складчину и подарили девочки на круглый юбилей, о котором незамужней женщине лучше не думать. Очки выполняли много функций: их стёкла окончательно уничтожали блёклость глаз, скрывали противные морщинки на висках, слегка обозначившиеся мешки под глазами, а главный изъян лица пуговичный носик при мясистых щеках - чудесным образом делали совершенно нормальным и даже придавали её внешности лёгкий шарм. А кроме того, очки несомненно прибавляли ей солидности и весомой значимости, которые столь необходимы руководителю.
Естественно, хранить такую драгоценность следовало подобающим образом. И как ювелир заключает прекрасный алмаз в оправу золотого кольца, так и рукодельница Ника из дальней комнаты сделала из чёрной кожи прелестный маленький футлярчик с кармашком для замшевой салфетки, которой только и следует протирать стёкла тому, кто по-настоящему заботится об оптике.
Итак, после водружения очков Мамочка поправила слегка растрепавшиеся волосы надо лбом, чем завершила туалет, надела отутюженный белый халат и начала традиционный утренний обход.
Прежде всего она проследовала в дальнюю комнату, встретившую её хрустально-чистым звоном маленького дверного колокольчика. Опять же в отличие от начальников-мужчин, Мамочка не боролась с сигнализацией. Девочкам нечего было скрывать от начальницы. Застав их за каким-либо посторонним занятием, Мамочка никогда не ругалась, не устраивала бурных разносов с пропесочиванием, вообще не наказывала их крепко, лишь мягко журила. Как она неоднократно убеждалась, подобная мягкость гораздо действеннее истошного крика. Ведь всякий раз провинившаяся неловко опускала глаза и сама принималась за работу, даже без особого нажима со стороны "десятницы"!
Поэтому девочки без опаски вешали дверные колокольчики, которые имели даже свой голос в каждой комнате: в дальней он отзывался нотой "до", в средней - "ми", а в ближней - "соль", так что вместе выходило мажорное тоническое трезвучие.
Да что говорить! У самой Мамочки на двери кабинета также был импровизированный колокольчик, да не простой, а многоголосый: целая гроздь маленьких золотистых бубенчиков, которые она завела опять же ради девочек, словно показывая, что они равны даже в этом отношении. Ну, а девочки полюбили за это начальницу ещё больше.
Вот и обитательницы дальней комнаты тотчас бросились к своей Мамочке, едва заслышав бойкое "до".
- Здравствуйте, детушки, доброго вам утра, - весело сказала она, а "детушки" в свою очередь наперебой здоровались, кивали ей и посылали сияющие улыбки. Сияли не только их лица, но и сама комната с салатовыми стенами, высоким белым потолком и чисто вымытым розовым полом, и аккуратные белые листы ватмана на кульманах. Приятно было взглянуть на ухоженные политые цветочки в расписных вазонах на подоконниках, с которых были стёрты малейшие следы пыли, на синие и лиловые халаты с вышитыми на карманах пёстрыми инициалами владелиц - всё светилось прозрачной чистотой, опрятностью и радостью. Переходя от кульмана к кульману, Мамочка осматривала выполненную работу, а заодно выслушивала маленькие женские новости: кто что собирается купить, какая обувь будет в моде нынешним летом, кто на кого многозначительно взглянул по дороге домой, что вчера появилось новенького в магазине напротив, как вели себя вечером дети, как держался муж в гостях и после них, кто у кого заболел... Всё это внимательнейшим образом выслушивалось, обсуждалось и принималось к сведению. Затем Мамочка давала необходимые указания по работе, хвалила, корила и шла дальше.
Так было и в средней комнате. А вот в ближней, кажется, назрела неприятность. Возможно даже, случилась беда.
- Где Лейфа и Тётушка Иниль? - сразу же спросила Мамочка, когда после громкого "соль" к ней выбежали всего три "детушки" из пяти. Это вызывало удивление, так как ближней комнате была поручена сверхсрочная работа, которая раньше не могла быть сделана, так как Доля и Хела только-только вышли из отпусков.
Однако ситуация быстро прояснилась. У Тётушки Иниль заболел очередной внук, она задерживалась, но позвонила по телефону и обещала быть. Лейфа же, ни с кем не разговаривая с самого утра, всё ходит куда-то. Ввиду всеобщей загруженности расспрашивать её ни о чём не стали...
- А зря, - Мамочка немедленно насторожилась. - Следовало бы поинтересоваться!
Мамочка подбирала девочек и рассаживала по комнатам так, чтобы в каждой были: