- Да, уж кутюрье от Дольче и Габана ещё не освоили производственный костюм, - полусонно отреагировал Макс. - Придется тебе, Шурупчик, примерить ватное пальто, в просторечии именуемое "телага", и резиновые боты, которые годятся для широкого спектра возрастов - от младенцев до студентов ПТУ.

Потом, немного помолчав, он не выдержал:

- Юля, тебе как будущему филологу полезно знать, что слово "ихние" не существует, нужно говорить "их", а на себя ты все-таки "надеваешь", одевать можно ребенка, собирая его в детский сад.

Было видно, как покраснела Юля, заалев до корней волос. Деликатная Леля сделала вид, что ничего не слышала.

Затем Макс шевельнулся, встал, с трудом удерживая равновесие на затекших и одеревеневших от холода ногах, и, попрыгав, добавил:

- Пойду и я вздремну, пожалуй. К Виктории в кровать забраться не удастся месячный абонемент куплен Лехой. Да и беспокойно там - не выспишься. Я по-холостятски - в походной койке без простыней, раз никто не хочет делить со мной ложе.

- Я хочу... - вдруг не к месту выпалила Юля и страшно покраснела.

- Я не топчу невинность, - бросил Макс и вслед за Никой и Лехой исчез в подъезде здания.

- Ты что, с ума сошла?! - расширив до предела от удивления глаза, зашипела на подругу Леля. - Как ты такое ему могла сказать?

- Да я пошутила, не злись.

- Ничего себе шутки. Что он о тебе подумает? - Леля алела от негодования.

- Ну ведь он тебе тоже нравится, - нехорошо прищурившись бросила Юля.

- Нравится, - согласилась Леля. - Но это не значит, что я буду предлагать себя, как публичная женщина.

- Я тебя, между прочим не обзывала.

- Я тебя не обзываю. Просто ты должна обдумывать свои слова. Тем более с Максом.

- Ладно, я обдумаю в следующий раз. Только как мы его теперь будем делить? - продолжала Юля.

- Он не кекс, чтобы его делить. - Было видно что Леля начинает тяготиьтся своей внезапной откровенностью и разговор для неё становится неприятен. Пускай все идет, как есть. Он сам решит. К тому же выбор для него не исчерпывается только мной и тобой. Еще есть Ника, не говоря уже о других девочках.

- Ты ещё Соню включи в список. А Ника не в его вкусе - она слишком доступна.

Картофельные будни уже текли целую неделю. С самого начала было ясно, что работать всем влом. Колхозные власти для порядку установили какие-то заготовительные нормы для студентов, взяв, очевидно корень квадратный из того, что полагается собирать колхозникам. Но и этот облегченный наряд был не по силам будущим филологам. В конце концов не работать же они сюда приехали. День, восходивший из предрассветной морозной дымки, обычно начинался с мучительного пробуждения. Часы сна казались мимолетными. После бессонной ночи - попробуй проснись в ещё не рассеявшейся темноте. Збарский и пара аспирантов-филологов, напоминавших санитаров из дурдома с утра устраивала дикий шмон по палатам, силясь разбудить студентов. Сделать это с первого раза почти никогда не удавалось. Как правило у пятидесяти процентов девиц в этот день были менструации, и им полагался выходной. Збарский даже подумывал, что надо пригласить в лагерь штатного гинеколога, чтобы выявлять тунеядок. Еще процентов десять делали прозрачные намеки на беременность, и на таких тоже рука не поднималась. С ребятами было полегче. У них кроме воспаления простаты других серьезных отмазок обычно не было, но они просто прятались от начальства в женском туалете до отхода автобуса. Через несколько дней Збарский изобрел кару, базирующуюся на известной русской присказке "Кто не работает, тот не ест". Он с санитарами-аспирантами блокировал вход в столовую и лично по списку допускал до трапезы только тех, кто изволил накануне побывать на поле. Резко возросло число выезжающих в поля, зато резко сократился процент тех, кто на поле появлялся. В окрестных лесах запылали костры, где удобно устроившись на телогреечке, можно было хлебнуть пивка, закусив какой-нибудь нехитрой, подрумяненной на огоньке снедью. В это время только студенты с врожденной тягой к земле ковырялись в замерзшем грунте, выковыривая из вспаханной трактором борозды окоченевшие корнеплоды. Дело шло ни шатко ни валко, но всем было в сущности по-барабану. Законным предлогом, позволяющим в любую минуту отлынивать от работы, была необходимость отлучиться в туалет и выкурить сигарету. Отлучки "до ветру" занимали столько времени, что можно было, сидя под кустом прочитать "Сагу о Фарсайтах". Перекуры тянулись не меньше. Збарский зло шагая размашистым шагом по междугрядьям от одной прикурившей фигуры до другой, не мог, как ни старался, выбить трудовую искру, которая бы зажгла пламя трудового энтузиазма, позволившего бы наконец отработать картофельные нормативы, заложенные наивным колхозным руководством.

- Беклешова, что вы расселись на земле и не работаете?

- Я курю, Сергей Матвеич.

- Я вижу, это уже вторая пачка за день. Вы бы сделали короткий перерыв на работу.

- Я же сигареты курю, не марихуану, Сергей Матвеич. Что ж уже и покурить нельзя?

И так до бесконечности. И за всеми нужен был глаз да глаз. Ведь уже не маленькие дети. Все бреются уже, спят друг с другом, водку пьют, а элементарных средств безопасности не соблюдают. На второй же день двое разомлевших от солнца и внезапно вспыхнувшей любви молодых людей уснули прямо на земле, где-то в густой траве на краю поля. Только чудом подъезжавший к полю трактор на раздавил их, как полевых мышей. Говорят, тракторист, обнаруживший детей в метре от гусениц своей многотонной "Беларуси", потом запил на неделю не хотел грех на душу брать.

Потом ещё как-то приехали на поле с утра, высадились из автобуса, а у края поля был вырыт огромный котлован, заполненный до краев водой после проливных дождей. Студент и студентка устроили около него смешливую возню, в шутку толкая друг друга к краю. Не прошло и минуты, как оба свалились в эту мерзкую лужу, увлекая за собой и третьего товарища, не вовремя подоспевшего на подмогу. Конечно, все заржали, как сивые мерины, а Збарский уже по привычке потянулся к карману, где лежала упаковка валидола. Купальщиков, конечно, из котлована выудили - дрожащих, матерящихся, со стекающими с них потоками грязной, протухшей воды. Автобусы уже ушли и надеяться на транспортную оказию было бессмысленно - здесь цивилизация как таковая ещё переживала эпоху становления общинно-племенных отношений и достижений никаких кроме лопаты, кирки и отборного мата пока не имела. Пришлось студентов сушить около костра, собрав с остальных по какой-то одежде. Излишне говорить, что в этот день никто не работал, настолько возбуждающим оказалось происшествие.