Господи, как почти хорошо стало ей, когда после просеивания всего цветастого хитросплетения многочисленных лиц, появившихся у школы в первый учебный день, она не обнаружила знакомых глаз! Но радость не успела полностью ею овладеть за короткие сорок пять минут первого урока, где-то за грудиной продолжал пульсировать ком ожидания, выплеснувшийся немым криком пересохших и истонченных голосовых связок, когда вместе со звонком в класс вошел Игорь.

В руках он держал большой букет чайных роз, и на их сверхчетких, напудренных желтизной, объемно восковых кудрях-головках, она увидела россыпи капелек росы, а в каждой зрачок внимательного глаза валькирии, и в этом прозрачном живом стеклярусе янтарным вдохом времен были запрессованы прошлые зимы, весны и лета. Свободными остались лишь браслеты осени, растекшиеся своими пастельными ободами по поверхности цветов, и настала объединенная очарованными розами вагнеровская осень, в ожидании чичера наконец-то овладевшая Аидой Николаевной посредством постоянно освобождающихся очей отчаяния на пятнадцать лет.

9

За окном-светофильтром линкольна медленно перемещались спичечные коробки многоквартирных домов.

Пятнадцать лет назад здесь стояли маленькие, окруженные яблонями и кленами особнячки, вдоль которых Игорь-Егор ходил в школу. Вот здесь, на месте этого обшарпанного детского грибка, стояла старая яблоня, под которой после выпускного вечера он впервые поцеловал девушку. Это была его одноклассница, русоволосая и конопатая Инна Забота, которая сразу после школы вышла не за него замуж, и зимой родила розоворукого негритеночка, а тогда они были девственно пьяны от нелегально принесенного и выпитого в подвале школы дешевого вермута.

Шелестели листья яблони под неровным натиском ночного ветерка, у Инны были длинные холодные пальцы, частые прикосновение которых к разгоряченным щекам еще больше раззадоривали Игоря-Егора. Целоваться они не умели, и на следующее утро у Игоря-Егора болели кончик и края языка, но тогда, ночью, в призрачных световых проблесках огней от ярко освещенной праздничной школы, пробивавшихся сквозь неровный строй деревьев в запущенном саду, он старался, прижав книзу своим языком пахнущий молочной сывороткой маленький лепесток девичьего язычка, еще непрокуренным ртом образовать мощную присоску и, создав собственным обращенным внутрь дыханием разряжение, впитать всю свежесть этого непонятного тела в себя.

Ему казалось тогда, что в тот самый момент, когда удастся полностью переместить это розоватое женское дыхание в себя, произойдет щелчок невидимого выключателя, и вместо Инны проявятся черты, не пришедшей на выпускной вечер Аиды Николаевны, и он сможет, быстро переведя свое-ее дыхание, облечь то самое главное в словесную оболочку, и, создав смысловую словесную структуру своего продолжения, не больно отсечь ее от себя и наконец-то вручить потоком теперь уже общего обращенного дыхания этот капсулированный вселенский смысл Аиде Николаевне.

Но на рассвете он проснулся под яблоней один, не было ни Инны, ни Аиды, лишь роса на вкраплениях свалявшегося тополиного пуха меж полосок июньской травы, а на полусмятых, сине-красно-белых треугольных пакетах из-под молока, в которых они проносили запрещенный алкогольный напиток, распласталась большая чайная роза, выпавшая из праздничного платья Инны.

Тогда-то он понял, что говорить не надо, надо лишь ждать, отмечая годовые сентябрьские версты своего ожидания розами.

После школы он пошел учиться в авиационный институт, закончил его по специальности "автоматизированные системы управления", по распределению два года проработал в почтовом ящике, потом занялся коммерцией - торговал пластиковым термоклеем у метро, скопил немного денег, и однажды, прочитав в иллюстрированном американском журнале "Лук" статью об уникальных протезах рук, выпускаемых известной японской фирмой, решил открыть свое дело по производству перстов. Дело быстро наладилось, через год все затраты окупились, а через несколько лет он смог позволить себе купить персональный автомобиль суперкласса.

"Перст универсальный компьютер совместимый - сочетает в себе все преимущества предыдущих моделей, а также обладает полностью автоматизированным сервоприводом, не требующим дополнительных энергетических затрат. Ваши дыхательные движения обеспечат длительное функционирование данной модели. Гарантийный срок обусловлен лишь отсутствием легочных заболеваний. Наличие встроенного интерфейса и факс-модема позволяет соединять данную модель с международным банком перстофикации. Данная модель - Ваш скачок в XXI-й век".

10

В натуральном машинном масле, циркулировавшем в двигателе линкольна и обнимавшим своими мягкими рукавицами трущиеся металлические части, колебалось инородное тело маленькая женская шпилька.

Американская рабочая, светловолосая девушка Джейн, проводившая предпродажную подготовку автомобилей, очень любила слушать радио.

И в тот день, пару месяцев назад, прежде чем приступить к выполнению своих обязанностей, она настроила приемник на любимую радиостанцию, затем сняла крышку карбюратора и начала проверять комплектность датчиков, а в это время в радио наушниках, с которыми она не расставалась практически никогда, зазвучал бодрящий бархатистый голос диктора, возвестивший о начале передачи "Гиннес-шоу".

Разнообразные рекорды - это так интересно, тем более, когда речь идет о необычных способах извлечения музыкальных звуков, обязательно после смены она расскажет о занимательной передаче Джиму.

Джейн отложила крестообразную автоматическую отвертку и рукой поплотней прижала левый наушник. Вот тогда-то из ее светлых волос, собранных в пучок под синей форменной кепкой, и выпала заколка. Она ударилась о край приемной топливной трубы и юркнула внутрь двигателя белого линкольна.

Джейн, увлеченно слушающая рассказ диктора о необычайном феномене из далекой России, Котлякоффс Пабло, способном играть на зубах десятиминутные отрывки из классических опер, не заметила потери. Передача закончилась воспроизведением записи марша из оперы Верди "Аида", которую с большим трудом привез в Соединенные Штаты собственный корреспондент корпорации рекордов Гиннеса, и, закончив проверку тонкой механики, под ритм необычных глуховатых звуков, Джейн смонтировала карбюратор, а металлическая гнутая пластинка, девять центов десяток в бутике у Эльзы, попала внутрь двигателя и осела в масляном картере, до поры, до времени притулившись в микроскопической раковинке на поверхности коленвала. Белый линкольн был увезен в тот же день дилерами для продажи в России.

А теперь шпилька вместе с тающим от температуры сгустком масла, подчиняясь неумолимой силе внутреннего сгорания времени, покинула свое убежище и начала периодические движения.

Она поднималась вверх при акте сжатия, потом задерживалась ненадолго вблизи поршневого пальца, и быстро ныряла обратно в масляную ванну. Поскольку шпилька была изогнута, то хитрый электронный датчик процессора, тщательно проверяющий и согласующий работу многочисленных систем автомобиля, долго не замечал ее присутствия: каждый раз при подъеме и опускании поршня чувствительный луч датчика попадал в свободное пространство между ее У-образными ножками, и она безнаказанно подчинялась ритмичными движениям механизма, прочерчивая на гладком зеркале цилиндра тонкую бороздку.

Эта бороздка постепенно углублялась и расширялась, пока не стала настолько глубока, что позволила шпильке развернуться и втиснуться своими усиками между самим поршнем и поршневым пальцем.

Тут-то она и была обнаружена электронной системой, которая быстро скорректировала зажигание, и искра, до того равномерно проскакивавшая меж свечными электродами, стала появляться через раз.

Процессор также послал сигнал в карбюратор, для уменьшения подачи горючего в третий цилиндр, но, к несчастью, маленькая медная клемма связующего проводка окислилась и замкнула цепь на корпус двигателя, и электричество, носитель сигнала, по металлу корпуса и антистатическим шинам стекло на дорожное покрытие, а чувствительная система расценила это как выполнение команды, и вдвое большая доза топлива продолжала нагнетаться в цилиндр.