ПРИКАЗ ГИТЛЕРА
В первые часы вторжения ОКВ занимало выжидательную позицию и вело себя так, как уже давно привыкло это делать – «милостиво» позволяло информировать себя о ходе событий. Военное руководство принимало донесения к сведению и таинственно хранило свое авторитетное мнение при себе.
Когда Роммель и 1-«а» группы армий «Б» оберст фон Темпельхоф отправились в Германию, 1 – й адъютант Майш разработал проект приказа о передислокации учебной танковой и 12-й танковой дивизии СС в район Кана. Вначале Шпайдель категорически отказался подписывать документ. Не исключено, что генерал руководствовался нежеланием лишиться единственных резервов сразу же после начала вторжения. Тогда Майш напомнил ему о главном тезисе оборонительной тактики Роммеля – предпринимать попытки сбросить противника в море непосредственно во время высадки. Дальнейшие события показали, что сражение под Каном достигло своей критической точки уже к 7 июня, и без подключения к операции обеих резервных дивизий была бы наголову разбита 21 – я танковая дивизия, ведущая тяжелые оборонительные бои в этом регионе. После долгих размышлений генерал Шпайдель тщательно отредактировал проект приказа и подписал его между 05.00 и 05.30. Около 06.30 удалось связаться с маршалом в его имении в Герлингене и доложить о событиях во Франции. Роммель сообщил, что уже во второй половине дня вернется на свой КП в Ла-Рош-Гюйон.
Примерно в 10.00 в штабе зазвонил телефон прямой правительственной связи. Майор Фридель из ОКВ в нарушение установленной субординации, минуя такую инстанцию, как главнокомандующий группой армий «Запад» фон Рундштедт, передал категорический приказ фюрера «немедленно остановить перемещение резервных дивизий». Кроме этого, Шпайделю вменялось в обязанность доложить об исполнении «приказа фюрера» в ОКВ и фон Рундштедту. Между тем положение действительно стало угрожающим, и оборонительные порядки Кана требовали срочного подкрепления. Приказ ОКВ был наиболее типичной практикой командования по телефону, из безопасного далека, удобного кресла и с чашечкой чая в руках. Шпайдель под любым мало-мальски благовидным предлогом пытался затянуть выполнение приказа, так что в итоге обе дивизии прилично продвинулись вглубь каннского региона. Но, в конце концов, дивизионные командиры получили-таки этот злополучный приказ и остановились буквально в двух шагах от поля боя. Весь день 6 июня резервные дивизии простояли в полной боеготовности, а рядом, почти, что на их глазах погибала 21-я танковая…
Принимая это решение, «стратеги из ОКВ» сделали вид, будто не было печального опыта вражеского десанта на Сицилию и в Салерно. Ничему не научил их и горький урок поражения на плацдарме Неттуно. С тех пор наши люфтваффе окончательно «поиздержались», а противник научился преодолевать неизбежный кризис первых дней оборонительных боев за плацдарм. К тому же в Нормандии ему уже не только не угрожала, но даже и не докучала германская авиация – несколько собранных с миру по нитке эскадрилий люфтваффе были уничтожены в первые же дни наступления. К вящему ужасу немецкого фронта небо Франции стало небом союзников!
ГДЕ ЖЕ БЫЛ РОММЕЛЬ?
В книге «Офицеры против Гитлера» Фабиан фон Шлабрендорф сообщает интересные подробности того, что происходило в это время в штаб-квартире фюрера и как Ставка относилась к событиям на побережье Северо-Западной Франции:
– Начальник оперативного отдела группы армий «Запад», генерал Хойзингер, выступил с докладом о военном положении перед вызванными на совещание к Гитлеру командующими армиями Восточного фронта. Среди прочего он заявил, что «на Западе никто не сомневается в том, что удастся „связать“ англичан и американцев на полуострове Котантен. Не может быть и речи о прорыве в долину». Это опрометчивое заявление основывалось на ложной предпосылке, что «в принципе вторжение возможно только в случае невероятного стечения обстоятельств». Что подразумевалось под этими словами мне объяснил Тресков, который в свою очередь узнал это от генерала Шмундта, адъютанта фюрера по сухопутным войскам. Когда на рассвете 6 июня началось вторжение, немецкая сторона испытала форменное потрясение – никто не ожидал активных действий в это время. Несмотря на объявленное Гитлером «казарменное положение», Ром-мель тайно вылетел в Ульм, на празднование дня рождения своей жены. Его начальник штаба «сел на телефон» и принялся разыскивать командира, чтобы сообщить о происходящем. Одновременно по инстанции был отправлен рапорт в ОКВ. Дежурный офицер не рискнул будить Йодля в столь ранний час, поэтому тот узнал о вторжении только к 09.00 утра. В свою очередь Йодль подождал еще один час и около 10.00 известил Кейтеля. Они честно выполнили строгий приказ «не будить отдыхающего фюрера» и сами ничего не предпринимали в это время. Так что о событиях в Нормандии Гитлер узнал только из послеобеденного доклада. Крепкий сон фюрера дорого обошелся нашим войскам. Дело в том, что сразу же за позициями Атлантического вала стоял тан-«ковый корпус, в задачу которого входило атаковать противника в момент высадки и сбросить его в море. Командир корпуса не подчинялся Рундштедту или Роммелю – приказ о введении корпуса в бой мог отдать только фюрер. Только в 14.00 Гитлер бросил корпус в бой, но драгоценное время было уже упущено. Кроме этого, значительная часть авангардной группы была уничтожена вражеской авиацией, так что танкисты контратаковали с опозданием и без присущего им боевого азарта…
У меня нет достаточных оснований, чтобы усомниться в достоверности приписываемых Хойзингеру и Йодлю слов и поступков, но со всей ответственностью заявляю: все, что написано Шлабрендорфом об обстоятельствах поездки Роммеля в Германию, ложно от первого до последнего слова. В телефонном разговоре с Йодлем генерал-фельдмаршал выразил намерение отправиться в Оберзальцберг для обсуждения положения на Западном фронте. Кроме этого, во время очередного разговора Роммель получил официальное разрешение начальника оперативного отдела ОКВ выехать в Ульм надень рождения жены. Одновременно Роммель испросил разрешения на аудиенцию у фюрера. Эта просьба была удовлетворена и встреча была назначена на 7 июня в Берхтесгадене. Роммель доложил о поездке маршалу фон Рундштедту и также не встретил возражений. Стоит ли говорить о том, что он не «тайно вылетел в Ульм», а выехал на автомобиле – Гитлер еще давным-давно издал специальный указ, запрещающий главнокомандующим пользоваться самолетами из-за уже абсолютного господства союзников в воздухе. Вместе с ним в эту поездку отправились оберст Темпельхоф, 1-«а» группы армий, и гауптман Ланг, адъютант командующего.
Первый телефонный звонок из Франции раздался в имении маршала в день вторжения – 6 июня. Фрау Роммель рассказала мне, что слышала, как муж взял трубку и сказал: «Да, Шпайдель, что нового?» Начальник штаба рассказал ему о десанте, добавив, что до сих пор не понятно, что это такое – вторжение или отвлекающий маневр; он уже принял необходимые меры и маршалу можно не торопиться, а дождаться еще одного звонка. «Муж сразу же сказал, что немедленно выезжает. Я помогла ему собраться, а он уведомил об отъезде во Францию штаб-квартиру фюрера. Мой супруг очень нервничал, и я назвала бы его тогдашнее состояние каким угодно, но никак не оптимистичным…»
По пути в Нормандию Роммель позвонил в штаб группы армий из Реймса и уже вечером первого дня вторжения был на своем КП. Когда в Ла-Рош-Гюйоне маршал увидел штабную карту с диспозицией немецких и союзнических войск, то едва оказался в состоянии произнести: «Невероятно…» Впрочем, он тут же добавил, что полностью одобряет все действия, предпринятые Шпайделем в его отсутствие и вряд ли сам избрал бы другую тактику, будь он на месте с начала вторжения.
После расширения и последовавшего объединения трех захваченных плацдармов, при условии абсолютного воздушного господства, обеспечении регулярной высадки свежих дивизий в искусственном порту Авранша и подавляющего превосходства в технике первый этап «Сражения за Францию» безоговорочно остался за союзниками. «Под колпаком» вражеских ВВС оказались весь фронт вторжения и глубокий тыл германских войск.