Изменить стиль страницы

— Разрешите, герр Франц, — вежливо заметил Краузе и взял револьвер. Не знаю, какие отношения были у вас с герром Фаххерфейном, но он сделал вам поистине королевский подарок. Таких револьверов в мире не больше сотни, законы многих стран запрещают владение ими. И это действительно необычный револьвер. У него небольшой вес, сравнительно малые размеры и очень крупный калибр — 11.46 мм. Но самое главное не в этом. Обычно сначала изготавливают револьвер, и лишь потом — патрон для него. В данном случае поступили наоборот. Этот револьвер — «Хай Стэндард Буллдог» подгоняли под патрон, разработанный нашим соотечественником, герром Глайдером. Собственно, именно патрон является основной частью этой системы. Он длинный, и потому вмещает мощный пороховой заряд и легкую пулю — если это можно назвать пулей. Она представляет собой латунный цилиндр с двумя ведущими свинцовыми поясками, головкой из мягкого свинца с толстым латунным дном. Внутри цилиндра — жидкий тефлон с восьмьюдесятью дробинками. Поскольку пуля обладает небольшим весом, а метательный заряд очень мощный, пуля вылетает из канала ствола с большой скоростью. Попадая в человеческое тело, дробинки испытывают мгновенное торможение, пробивают свинцовую головку и устремляются вперед, разрывая мышцы, сухожилия и прочие ткани тела. Могу заверить вас, герр Франц, что повреждения, наносимые такими пулями, поистине потрясающи. Я даже помню некоторые статистические данные, хотя они, возможно, уже устарели. С момента изобретения такой пули и ее изготовления для очень ограниченного количества револьверов, это оружие применялось девяносто четыре раза. В девяносто трех случаях смерть наступала мгновенно. Один преступник уцелел, к немалому изумлению врачей. У этого патрона есть и другие преимущества: пуля не может пробить перегородки внутри дома, не дает рикошетов и, наконец, к огорчению правоохранительных органов, полностью разрушается при попадании в цель, так что на ней не сохраняется характерных нарезов, по которым можно опознать револьвер. А теперь попробуйте его в деле.

Краузе передал револьвер Олегу Степановичу, взял с полки две пары предохранительных наушников, одни вручил ему, а вторую надел на себя.

Олег Степанович тоже приладил наушники, вложил в барабан два патрона, повернулся к Краузе и кивнул. Тот нажал на рычаг и в семи метрах из стены выскочила поясная мишень человека.

Олег Степанович обхватил двумя руками ручку револьвера, слегка присел в изометрической стойке и нажал на спусковой крючок. Отдача оказалась легче, чем он ожидал, зато грохот выстрела был оглушительным, — несмотря на защитные наушники. И тут же выстрелил снова. В дальнем углу включился вентилятор, вытягивая сизый дым от выстрелов.

В ушах звенело. Олег Степанович положил револьвер на столик и подошел к мишени. Массивная мишень из двух слоев ламинированной фанеры и слоя пенопласта между ними, была пробита в середине головы и в левой части груди. Краузе одобрительно кивнул. Олег Степанович с изумлением увидел, что входные отверстия имели в диаметре пару сантиметров, тогда как на обратной стороне мишени зияли дыры размером с добрый кулак.

— Как видите, герр Франц, нам приходится менять всю мишень после стрельбы из этого револьвера — ее уже нельзя отремонтировать Между прочим, сопротивляемость мишени точно соответствует сопротивляемости человеческого тела. К счастью, это всего лишь вторая мишень — я не мог отказать себе в удовольствии испытать новый револьвер.

По спине Олега Степановича скатилась струйка холодного пота.

— Оставьте револьвер на столике. Его почистят, смажут и доставят вам в гостиницу. Когда поднимитесь в магазин, заплатите 980 франков за револьвер и 220 — за двадцать пять патронов. Поверьте, больше патронов вам не понадобится. Ауфвидерзейн, гер Франц.

Лишь сейчас Олег Степанович вспомнил, что принес сюда пакет для Фаххерфейна.

— Наверху у меня подарок для герра Фаххерфейна. Может быть, вы захотите отметить память своего дяди и моего старого друга?

— Герр Франц, я беседую с вами лишь потому, что мне поручил это перед смертью человек, которого я бесконечно уважал. С русскими я не хочу иметь дела и тем более подарков от них не принимаю.

Краузе отвернулся.

Возвращение в Москву

Встреча в американском посольстве прошла без всяких происшествий, если не считать того, что Олегу Степановичу пришлось заверить жену посла, что он — действительно русский, никогда не жил в Канзасе и даже показать паспорт. Впрочем, Олег Степановичу за последние годы приходилось повторять это много раз.

Они вышли из посольства вместе с Денисовым. Иван Трофимович сел в свой огромный кадиллак и укатил в представительство, а Олег Степанович пошел обратно в отель.

Странно, думал он, идя по улицам такого знакомого, но все-таки чужого города, почему здесь я чувствую себя таким свободным, почему тут легко дышать и тобой владеет праздничное настроение? Может быть, потому что никто не обращает на тебя внимания? А вдруг это и есть настоящая свобода, когда вокруг все улыбаются, приветливы друг к другу и даже продавцы в магазинах не делают вид, что покупатели отрывают их от каких-то важных дел?

Оставшиеся пять дней прошли подобным же образом — Денисов в сопровождении Ростова заглядывал на заседания комитета, вечером ходили в представительства разных стран, посещали магазины и универмаги — особая забота Ивана Трофимовича, который выбирал наряды для дочери, пару раз сходили в кино, смотрели «День шакала», который понравился Ивану Трофимовичу, и «Механика» с любимым актером Олега Степановича Чарльзом Бронсоном, игравшим в фильме бесстрастного наемного убийцу. Денисову же фильм не понравился.

— Слушай, Олег, как может привлекать людей фильм, где совсем нет действия? Да и этот «механик» тип какой-то патологический.

Олег Степанович сделал попытку объяснить, что профессия убийцы ничем не отличается от остальных, лишь требует более тщательной подготовки, но сразу увидел по лицу собеседника, что на этот раз Иван Трофимович не понимает его, и замолчал.

Почти всюду они ходили вместе, лишь однажды Олег Степанович улучил часок и зашел в ювелирный магазин, где расстался с толстой пачкой франков, зато вышел с маленькой бархатной коробочкой в кармане.

Олег Степанович не мог понять, в чем смысл приезда Денисова в Женеву; возможно, редкие поездки вроде этой нужны были ему для разрядки, чтобы вырваться из душной атмосферы, в которой приходилось работать.

Вечером, накануне вылета в Москву, к Олегу Степановичу в номер зашел Саргосян. На его широком лице сияла лучезарная улыбка, а в руке он держал коробочку из алого бархата.

— Не буду утверждать, что это — лучшие в мире часы, — заметил он, располагаясь в кожаном кресле, — но, без сомнения, самые оригинальные и уж, конечно, самые дорогие.

Рафаэл Амаякович нажал на потайную кнопку, скрытую под бархатом, и крышка взлетела вверх. Олег Степанович увидел внутри, на белом атласе коробки, крупные мужские часы — циферблат выполнен из сверкающего империала, а часовыми отметками служили крошечные рубины. Узкие стрелки часовая, минутная и секундная — сделанные из белого металла (платины, решил Олег Степанович) создавали какой-то сказочный контраст с сияющим золотом. Империал был искусно разрезан вдоль на две половины, и вторая половина служила дном для часов. Между двумя половинками империала находился тончайший часовый механизм. А браслет — какой это был браслет! изготовлен из восьми полуимпериалов, с хитроумным замком. Олег Степанович с удивлением посмотрел на Саргосяна.

— Но ведь это стоит… — начал он.

— Э-э, дорогой, не пытайся даже представить себе, сколько будут стоить эти часы, — я имею в виду продажную цену. А вот если тебя интересует, во что обошлось изготовление этого шедевра, скажу тебе, что исходные материалы — империал хорошей сохранности, восемь полуимпериалов, часовой механизм ручной сборки и редкостной точности, платиновые стрелки, замок и маленькие рубины — все это стоит едва ли треть конечной цены. Вице-президент фирмы — мой хороший и старый друг, — согласился изготовить этот экземпляр лишь для того чтобы выставить в витрине своего магазина в Женеве. Нет-нет, это твои часы, я ведь обещал, ты можешь взять их прямо сейчас. Но что ты собираешься делать в Москве с часами, которые стоят не меньше тридцати тысяч долларов? Ведь ты не сможешь их даже носить — вдруг кто-нибудь увидит и проявит интерес? Пусть полежат здесь, ты возьмешь их на фирме в любую минуту — вот сертификат на твое имя. За год их изготовят не больше сотни, — такие часы расхватывают американские нувориши и безумные арабские шейхи, которым некуда девать деньги, получаемые за нефть. А вот еще один документ — за право использовать твою идею фирма платит сотню долларов за каждый экземпляр. Неплохо, а?