Но когда Олег Степанович с трудом открыл массивную дверь магазина, навстречу ему из-за прилавка поднялся не древний гном Фаххерфейн, а гораздо более молодой человек, лишь внешне похожий на Фаххерфейна.
— Чем могу служить, майн герр? — вежливо осведомился он.
— Я хотел бы поговорить с герром Фаххерфейном. Меня зовут Франц вернее он называл меня Францем.
— Ах, майн либер Франц, — незнакомец приложил к глазам безукоризненно белый платок. — Герр Фаххерфейн умер в январе этого года. Он вспоминал о вас. Да что я говорю — он оставил для вас письмо. Сейчас принесу. Садитесь, пожалуйста.
Олег Степанович опустился на стул. Значит, древний гном все-таки умер. Глубокая печаль охватила Ростова. Ему казалось что всякий раз, когда он приходит сюда, из-за прилавка будет подниматься старый-престарый карлик с голым, как коленка, черепом и такой приветливой улыбкой. Нет, видимо, человеческому веку все-таки есть предел. И тут он почему-то, по какой-то странной ассоциации, вспомнил, как несколько лет назад старик Фаххерфейн, который был ходячей энциклопедией всего, что касалось оружия, рассказал ему историю про охоту на медведей.
В разгар вьетнамской войны, поведал гном, американцы переделали свои автоматы с калибра 7,62 на калибр 5,56 мм. Вьетнамцы — малорослый народ, и эксперты Пентагона пришли к выводу, что убивать их с точки зрения военной экономики невыгодно, гораздо рациональнее просто ранить, чтобы о каждом раненом солдате заботилось два вьетнамца в тылу. На вооружение поступили автоматические винтовки М-16 калибра 0.223 дюйма, однако пули такого калибра имели смещенный центр тяжести: попадая в цель, они начинали кувыркаться, нанося тяжелые, плохо заживающие раны. Испытания показали, что высокая начальная скорость полета и смещенный центр тяжести делают эти автоматы идеальным оружием для боев в джунглях, где видимость ограничена. Так вот, продолжал Фаххерфейн, мечтательно глядя куда-то вдаль, два американских солдата приехала в отпуск к себе на Аляску. По-видимому, там, во Вьетнаме, правила у американской армии не слишком строги и солдаты прихватили с собой новые автоматы М-16, в действенности которых успели убедиться. Оказавшись дома, молодые парни — на Аляске все мужчины любят охоту — решили испытать себя в схватке с кодиакским медведем. На острове Кодиак, расположенном недалеко от берегов Аляски, водятся самые крупные в мире медведи, настоящие монстры.
— Гризли? — спросил Олег Степанович, заинтригованный необычным рассказом и пытаясь понять, куда ведет Фаххерфейн.
— Нет, громадины, куда больше чем гризли. Так вот, солдаты взял припасы на несколько дней. К тому же, они прошли обучение в частях «зеленых беретов» в Форт-Беннинге и умели жить в безлюдной местности. Но через неделю о них начали беспокоиться. Подняли вертолет, обыскали местность, и скоро нашли обоих — мертвыми. Солдаты погибли ужасной смертью — части тел были разбросаны на десятки метров. А потом, в стороне, километров в двух, обнаружили мертвого медведя. Это был не самый крупный зверь, — на лице старика появилась улыбка, — килограммов на шестьсот. Но вот что интересно, либер Франц. Солдаты оказались бесстрашными и меткими стрелками. Нет, они не бежали от медведя — стояли на месте, выпуская в него очередь за очередью. В теле медведя было пятьдесят девять ран — только одна пуля прошла мимо. Медведь разорвал солдат, прошел пару километров и умер от потери крови.
Олег Степанович выслушал рассказ с предельным вниманием. Они говорили о вещах, в которых оба — гном Фаххерфейн и он сам, превосходно разбирались, — об оружии. Олег Степанович сразу понял смысл повествования и в свою очередь поведал старику похожую историю. Однажды он приехал в Вашингтон (не в штат Вашингтон поспешил добавить Олег Степанович, а в столицу США). Как всегда, он решил остановиться в скромном, но удобном отеле «Сент-Антони» на улице «К». Сотрудник советского посольства, Виктор Станкевич, попытался отговорить его. Там, в ирландском баре «Три розы», расположенном в полуподвальном помещении отеля, накануне убили человека. Два ирландца изрядно выпили, поссорились, один выхватил «кольт» двадцать второго калибра и начал стрелять в обидчика, огромного широкоплечего мужчину на противоположном конце бара, сделанного в виде подковы. Он успел выстрелить четыре раза и трижды попал в цель — в плечо, грудь и в живот, и все-таки второму ирландцу достало сил подойти к стрелявшему и разбить ему голову бутылкой виски.
Фаххерфейн печально покачал головой.
— Стреляя даже с небольшого расстояния, — объяснил он, — человек волнуется и не может попасть в голову или в сердце, а все калибры, включая девятимиллиметровый, не обладают достаточной убойной силой чтобы уложить нападающего на месте с одного выстрела. С другой стороны, более крупные калибры, включая магнумы, — велики по размерам и слищком тяжелы. Но, лукаво подмигнул старый гном, — сейчас в Америке разрабатывают одну штуку, и через год-другой ты узнаешь о ней. Парень, который придумал ее, работал раньше у меня в мастерской, и я помог ему несколькими советами. Но пока увы! — это тайна.
— Дядя Иоахим просил передать вам это письмо, — послышался голос неслышно подошедшего мужчины.
Олег Степанович вскрыл конверт.
«Дорогой Франц!
Мне уже много лет. Я чувствую, что скоро умру. Но я всегда радовался нашим встречам — может быть, потому что ты походишь на моего племянника Франца-Густава. Признаюсь также в небольшой слабости: водка и икра, которые ты привозил, были превосходными. Но и я приготовил для тебя сюрприз. Правда, тебе придется заплатть за него — ты ведь знаешь, что мы, немцы, скуповатый народ! Мой второй племянник, Краузе, научит тебя обращаться с ним и расскажет его историю. Я помню беседы о медведе и об ирландце, поэтому принял меры чтобы ничего подобного с тобой не случилось. Послушай совета старика — никогда не давай волю сомнениям, это дорого обходится. Даю тебе слово: мой сюрприз — единственный в Европе и вряд ли будет продаваться здесь вообще. Уверяю тебя, ничего подобного ты не видел. Письмо отдай Краузе. Он уничтожит его при тебе.
17 января 1978 года. Любящий тебя Иоахим.»
Олег Степанович вложил письмо в конверт и вернул его Краузе.
Лишь сейчас он заметил, какими холодными и жесткими глазами смотрит на него новый хозяин магазина.
— Кем был Франц? — спросил Олег Степанович, уже догадываясь каким будет ответ.
— Капитаном рейхсвера, — бесстрастно ответил Краузе. — Мой двоюродный брат погиб на Восточно фронте.
«Только не давай волю сомнению». Ну что ж, это неплохой совет, но запоздалый. Олег Степанович машинально провел рукой по правой стороне головы. Две глубокие впадины напомнили ему о той секунде сомнения, которая едва не стоила ему жизни и никогда не повторится — независимо от советов старого гнома. Неужели Фаххерфейн догадался? Нет, этого не может быть.
— Что дальше? — Олег Степанович посмотрел на Краузе спокойно и равнодушно.
Немец протянул руку и нажал на кнопку звонка. Открылась дверь и в помещение вошел рослый молодой человек. Судя по покрою пиджака, в наплечной кобуре у него был пистолет.
— Дитрих, мы спустимся в тир. Присмотри здесь.
— Яволь, герр Краузе.
Олег Степанович был хорошо знаком с тиром — длинным узким помещением, протянувшимся под фундаментом магазина. Захлопнув за собой стальную звуконепроницаемую дверь, Краузе достал зажигалку и поднес язычок пламени к конверту. Пока горело письмо, его ледяной взгляд не покидал лица Олега Степановича. Затем Краузе бросил еще горящую бумагу, пепел медленно опустился на бетонный пол, и немец растер его элегантным черным ботинком. Жестом он пригласил гостя спуститься вниз. У огневого рубежа на маленьком столике лежал картонный пакет, обвязанный широкой белой лентой — лентой цвета печали и траура.
— Посмотрите сами, герр Франц, — пригласил Краузе.
Олег Степанович развязал ленту, снял гладкую оберточную бумагу и заглянул внутрь. На дне коробки, в гнезде из синего бархата, лежал на редкость безобразный, зловещего вида револьвер. Опытный взгляд Олега Степановича сразу отметил особенности этого необычного оружия: всего пять гнезд в барабане вместо обычных шести, большой калибр — не меньше 0,44 дюйма, подумал он, — широкий спусковой крючок и такой же курок. Он достал револьвер из коробки и прикинул на ладони: унций двадцать, может быть, двадцать две — без патронов, разумеется. Странное дело, револьвер удивительно удобно, словно влитый, лежал в руке.