Ленин на мгновение задумался и уверенно сказал:

- Товарищ Зощенко замечательно пишет. Помните его рассказы - "О том, как Ленин бросил курить", "О том, как Ленин перехитрил жандармов", "О том, как Ленину подарили рыбу"...

- Да-да! - подхватил Петя. - Просто замечательные рассказы. Там ещё есть такие, которые начинаются со слов "Когда Ленин был маленьким..."

- Удивительно яркий талант.

- Сами-то вы как, Владимир Ильич? Не скучно вам здесь одному?

По щеке Ленина пробежала слеза.

- Да что вам сказать, молодой человек... Очень хотелось бы съездить на могилу Наденьки. Я ведь перед ней виноват, не всегда бывал по отношению к ней честен, увлекался...

Петя приготовился сказать ему что-то в утешение, но карточный паяц был тут как тут.

- ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ ВСЕГО?! - заорал он Пете прямо в ухо.

- Послушайте, товарищ, по какому праву вы... - возмущённо попытался вмешаться Ильич, но джокер бесцеремонно захлопнул гроб словно крышку портсигара, и оттуда доносилось теперь только приглушенное "бу-бу-бу"...

- ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ ВСЕГО?! - продолжал орать джокер, явно стараясь помешать думать. - Четыре секунды, время пошло, сгною в могиле!!

У Пети вдруг отчётливо высветились в голове пять букв. Он зажмурился и крикнул:

- Слово!

В тот же миг ноги его потеряли опору, он заскользил по жёлобу и взгромоздился...

7

... И взгромоздился прямо на старую сухую ель.

- Ох! Ох! Да что же ты делаешь, вредитель! - заохала ель.

Исцарапав себя, Петя слез на землю и стал разглядывать говорящее дерево.

- Что вылупился? Дуру старую никогда не видел? Поделом, поделом мне и так. Давай, ломай ветки, пили, руби под корень! Всё, всё профукала, промотала на старости лет, сгубило зеро'шко проклятое! Профершпилилась! Всё, что предки трудом наживали, всё у своих наследников уворовала, французишкам поганым отдала своими руками!

Петя начал догадываться.

- Послушайте, - сказал он, - это не вы случайно "бабуленька", московская помещица, которая на рулетке проигралась? Ну, про вас ещё Достоевский писал. Тара... Тара...

- Тарасевичева Антонина Васильевна, она самая. В семьдесят пять лет такую дуру сваляла! Ещё и в романе прописали, всем временам на посмешище. Стыд-то какой, позор!

- И вы теперь... Вот так?

- Вот так. Стою теперь здесь, от стыда сохну.

- Ну, вы не очень-то переживайте, потом бы всё равно отобрали.

- Как? Кто отобрал!

- Ну, как это кто... Эти самые, революционные солдаты и матросы.

- Революсьённые? Это что же, как во Франции?

- Нет, это, пожалуй, пострашнее было, чем во Франции. Не тот размах.

- Ну, это ты меня не очень сильно успокоил.

- Я просто в том смысле, что ваша беда в мировом масштабе...

Но тут перед Петей возник Джокер, одетый в чекистскую кожанку, с огромным маузером на боку, деревянная кобура которого волочилась по земле. На голове у шута была папаха со звездой, на плечах - бурка.

- Вы мне тут вредной контрреволюционной пропагандой не занимайся! заорал он, тщетно пытаясь вынуть из кобуры маузер. - С такими как вы у нас тут разговор короткий: раз-два и к стенке. А ты, бабуля, его не слушай. Правильно стоишь. Ты, бабуля, ещё благодари товарища Зюкина, что тебя, старорежимную клячу, до сих пор ещё к стенке не поставили. Я контрреволюцию за версту носом чую!

Сосенка опять заохала и запричитала, а джокер-комисар взял мальчика под руку и отвёл в сторонку.

- Пока очень хорошо продвигаетесь, товарищ, многие удивлены. Некоторые полагают, что вопросы чересчур лёгкие.

- "Некоторые" - это вы сами?

- Уверяю вас, нас по крайней мере двое. Итак, седьмой вопрос, три секунды. Готовы?

- Да.

- НАСИЛИЕ БЫВАЕТ КАКОГО РОДА?

- Над собой и над ближним! - выпалил Петя.

- И?.. - джокер во все глаза смотрел на стрелку секундомера.

- И... над божеством!

Продолжая смотреть на секундомер, шут скривил физиономию:

- Неважно, молодой человек, очень неважно. Три целых, четыре десятых. С такими темпами мы коммунизма не построим. Мне необходимо посоветоваться с товарищем Зюкиным.

Он снял трубку со стоящего на пеньке аппарата, завертел ручку и заорал в раструб:

- Барышня! Барышня! Смольный мне, срочно. Барышня! Смольный, срочно!.. Товарищ Зюкин? У нас тут непредвиденные... Ах вы уже в курсе? Так... Так... Так... Вас понял, будет исполнено. Так точно, именем революции, немедленно.

Петя неприятно поёжился.

Джокер повернулся к нему, ослепительно улыбаясь:

- Юноша, вам повезло как никогда! Мы только что выяснили, что Кодекс юного строителя коммунизма допускает округление спорного числа в сторону уменьшения. Однако товарищ Зюкин всё же просит вас дать более развёрнутый ответ на поставленный вопрос. Без включения счётчика, разумеется. Что вы понимаете под насилием над ближним?

- Это, к примеру, если обворовали.

- А над собой?

- Это, надо полагать, если сам себя обворовал. Пропил или проиграл. Профукал в рулетку, как вот эта бабу...

- А что же такое насилие над божеством?

- Это, например, инквизиция. Когда сжигали на кострах ни в чём не виновных. За то, что Земля круглая.

Шут подошёл к телефонному аппарату, начал снова орать, добиваясь Смольного и товарища Зюкина. Потом достал из кобуры маузер, взвёл курок и выстрелил себе в голову. Голова разлетелся вдребезги, но тут же снова собралась и объявила решение:

- Не совсем по существу, но ответ принят. Катитесь дальше.

И Петя покатился.

8

Петя покатился и влетел головой прямо в дверь с табличкой, которую чудом успел разглядеть, пока дверь за ним не захлопнулась:

УПРАВДОМ тов. О. БЕНДЕР

За письменным столом сидел мужчина средних лет с усталым лицом. На нем была сине-жёлтая футболка с завязками, чёрные нарукавники, белые штаны и канареечные штиблеты. У него был волевой подбородок и античный профиль. Именно таким представлял себе Петя этого самого остроумного человека во всей советской литературе.

В приёмной шумела очередь, доносились грубые выражения, иногда даже матом. В дверь просунулся потный упитанный мужчина с бритой головой и гитлеровскими усиками под носом.

- Это безобразие! - прохрипел он, глядя перед собой выпученными глазами. - У меня с шести часов утра стоит машина с раствором! Без разгрузки! Ломами будете скалывать!