- Я не имею права вторгаться в дела человека благородного, к тому же до меня касательства не имеющие, но вы, господин капитан, меня несколько огорчили, да-с.

- Но чем же? - удивился Александр.

Суржиков поцокал языком, покрутил сокрушенно головой и сказал:

- Да вот тем, что сказали, будто поиздержались несколько... И вот, знаете ли, какая мысль посетила мою сирую на мысли голову. Думаю, что и господин Коржиков со мною согласится...

- Да-да, - кивнул Коржиков, даже не узнав содержания "мысли".

- Вот что, почтеннейший Василий Сергеевич. Пустует, знаете, в нашей палате местечко одно тепленькое, столоначальника. Ищем, ищем подходящего человека, аккуратного и честного, да все найти не можем.

- Да, да! - снова поддакнул Коржиков.

- Так вот, не окажете ли нам Божескую милость, не возьметесь ли на месяцок-другой на ниве государственных имуществ потрудиться. Вы в отпуску сейчас, а?

- Помилуйцте! - развел руками Александр. - Я же на военной службе - не положено!

- Да и что ж, что не положено-с! На сюртук штатский вам председатель денег отпустит, примет как своего человека, а вы покопаетесь в бумагах, деньжат подкопите да и отправитесь дальше по своей надобности. Оклады, правда, у нас невеликие, зато наградные отменные, весьма изрядные. У вас как с арифметикой?

- Да в кадетском корпусе из первых был, и сейчас, полагаю... покраснел Александр, но тут же засомневался: - Только, простите, как же так - сразу и столоначальником?

- Именно-с! - легонько ткнул Суржиков пальцем в грудь Александра. Говорю вам - нам исправный и честный чиновник надобен, а вы и есть кандидат на это место самый подходящий. Ну, Василий Сергеич, вижу, что согласились, да? Ежели о квартире беспокоитесь, то не надобно! Я вам сейчас же, как из "Олимпа" выйдем, такую тихую да чистую квартирку покажу, недорогую притом, что вы навек новгородцем быть захотите.

И Суржиков, повернувшись на стуле, крикнул проходящему мимо половому:

- Эй, человек! Прибор ещё один неси, шампанского и всяких к нему необходимых деликатесов. - И с радостным лицом оборотившись к Александру, зашептал: - Месяцок-другой - да и поезжайте восвояси!

Нет, Александр не спешил давать согласие. Что-то в обещании чиновника напоминало ему эпизод с купцом Переделкиным, зазывавшим его к себе и тоже сулившим скорый и счастливый отъезд. Но Александру очень нужны были деньги, а поэтому он спросил:

- Но скажите все же, что могу я получить в вашей палате за свою службу?

Суржиков задорно вильнул глазами:

- Предостаточно, хоть, повторяю, оклады наши совсем-то плохонькие. Вот я, к примеру, как счетовод получаю в месяц двадцать пять рублей, но, - он показал рукой на блюда, на свой фрак, - сами видеть можете, проживаю сумму гораздо более значительные. Вам же, столоначальнику, то есть почти что второму лицу в палате после председателя и того больше приплывет.

- Да как же это... приплывет? - наивно улыбнулся Александр. - Взяток я брать не умею, да и не могу их брать. Вам же честный человек нужен, правда!

- Конечно! - ласково ударил Суржиков ладонью по его руке. - Конечно, милый Василий Сергеич. Вам и не надобно уметь брать взятки. Что касается вашей честности, то она останется незапятнанной, а все-таки получите свою прибыль, уверяю вас! О, а вот и "Вдова Клико" собственной персоной! - сам выхватил чиновник из ведерка, принесенного официантом, бутылку шампанского и с шумом расплескал вино в бокалы: - Ну что же, вы уже наш, Василий Сергеич, дорогой?

Александр, весь объятый облаком тепла, исходящим от этой милой обстановки, от этих приятных, радушных молодых людей, захмелев и без вина, несильно ударил бокалом в бокал Суржикова, а потом в бокал Коржикова и решительно сказал:

- Я ваш, господа! Послужу месяц или два, а там видно будет!

Суржиков, состроив на лице самую сладостную гримасу, чмокнул губами, будто собираясь поцеловать Александра, и сказал:

- Душка же вы, Василий Сергеич! Всю палату своим присутствием осветите, будто солнце весеннее! Ну да, как говорили древние греки, произведем возлияние на алтарь государственных имуществ, и путь Фортуна не стряхнет нас со своего колеса!

Изрядно захмелевшего от большого количества выпитого шампанского Александра Илья вез на бричке, катившейся вслед за экипажем, в котором сидели Суржиков и Коржиков, и новоиспеченный столоначальник, счастливый и полусонный, думал о том, как хорошо быть чиновником палаты государственных имуществ - жалованье, наградные, милые сослуживцы, тихая квартирка. Он был счастлив ещё и потому, что служба обещала принести ему недостающее, то есть деньги, необходимые для расчета со слугами и вклада в монастырь.

"Ну что ж, послужу пару месяцев да и уйду в отставку, чтобы навсегда распрощаться с миром. Да мне и любопытно взглянуть на то, как служат чиновники, увидеть их жизнь не со стороны, а как бы изнутри. Ой, хорошо-то как на душе! Вот, ещё несколько часов назад так скверно, гадко было, точно в давно нечищенной конюшне, а теперь - будто сад в душе расцвел! Эх, люди, люди! Я так мало знал вас прежде, все вы были только подданными, а теперь сделались или врагами моими, или друзьями. Нет, нынешняя жизнь мне нравится куда больше, чем прежняя - фальшивая во всем, показная, где я словно заключил с людьми договор: я лгу вам, притворяюсь, а вы лжете мне и тоже притворяетесь во всем. О, я люблю тебя, моя нынешняя жизнь и... и боюсь тебя".

Квартира Александра, к которой привели его друзья-чиновники, располагалась в низеньком, черненьком деревянном домишке, имевшем мезонинчик с полукруглым окном, а стоял тот дом на самой окраине города.

- Ну, вот и прибыли на квартиру, ваше высокоблагородие! - подошел Суржиков к бричке Александра. - Плату я хозяйке-майорше уже за два месяца вперед внес. Дрова и ужин от нее, ну а уж завтрак и обед сами себе отыщите. Завтра поутру к вам заезду - отправимся в палату, надобно вас председателю представить, чтобы на службу принял.

Александр, вконец умилившийся. стал торопиться было рассчитаться с добряком Суржиковым, но чиновник ни за что не хотел брать с нового столоначальника денег, и тогда расчувствовавшийся Александр попросил у него разрешения поцеловать его, на что Суржиков охотно согласился. Заодно Александр влепил долгий поцелуй в свежую, холодную щеку Коржикова, и друзья укатили. Но едва их экипаж скрылся со тьме глухой, уже ночной улицы, как Илья, так и сидевший на козлах, твердо сказал Александру:

- Василь Сергеич, хоть речь меня, хоть в прорубь кидай - не стану во двор заезжать!

- Это отчего же? - очень удивился Александр, ни разу в жизни не видевший, чтобы слуги ему перечили.

- А оттого, что знакомцы новые ваши, выжиги до ерники ещё почище тех, что мы с вами прежде видали! Эк куда вас завезли! На погибель верную! Не заеду во двор, хоть из пистолета в меня стреляйте!

- У Александра уже не было пистолетов, но зато в нем ещё жила уверенность в том, что кучер, бывший дворовый человек, должен подчиняться барину беспрекословно, если не желает быть отлученным от должности, многими дворовыми считавшейся почетной, и наказанным розгами. А поэтому Александр, никогда прежде не кричавший на Илью, заорал:

- Ты, холоп! Как смеешь о господах так рассуждать?! Воли много дал тебе, ну так я и заберу у тебя эту волю! Нет, напротив - прочь тебя прогоню да и награды обещанной не дам! Осмелился барину перечить! И ты, Анисим, такого же мнения о друзьях моих новых?! А?! Говори!

Анисим, в отличие от Ильи надеявшийся на обещанную награду, тем не менее сказал:

- Думается и мне, ваше высокородие, что неспроста люди оные так озадачились подысканием для вас квартиры да ещё и такую скверную присоветовали вам. Осмелюсь заметить, только вы не серчайте, что слишком уж доверчивы к людям вы... будто дитя, а поэтому все невзгоды ваши. Не поспешить ли нам в монастырь? А если, ещё раз простите, нет у вас денежной м?чи, чтобы наградить нас с Ильей за службу, то и не надобно. Лишь бы вы, государь наш, не погубили себя, со всякими жуликами в дружбу вступая.