Гуров приехал с передовой переднего края.

– Вот что хотел бы тебе сказать, – начал он раздумчиво. – В разных дивизиях два комбата высказали мне сегодня чуть не слово в слово одно и то же: нигде они до сих пор не видели перед своими окопами столько мертвых фрицев. Оба воюют, между прочим, с прошлого лета – специально поинтересовался. Так что им есть с чем сравнить. На Дону и под Россошками, где мы тоже порядочно фрицев уложили, я такого ни от кого не слышал. Вот и подумалось: а ведь это же что-нибудь да значит…

– Во время штурма Севастополя многие этакое видели… Немецкие трупы штабелями считали, а я, грешный, поколениями. Гитлер собственному народу устроил геноцид, хотя и ставит немецкую расу превыше всего… Недаром тогда фон Манштейн получил звание фельдмаршала. Стоил ему этот жезл трехсот тысяч жизней немецких юношей! И этот фон, как его, Паулюс, фон Паулюс, не меньше уложит, а поди и больше…

– Другой раз, – продолжал Гуров, – сомневаешься, подписывая сводку о потерях противника. У меня ко всякой дутой цифре отношение, как к обману. Самого себя, что ли, обманывать? А вот комбат и говорит, как артиллерия поработает, так сразу у них переформировка идет… Сколько они еще смогут так на нас жить при таких потерях…

– Сейчас, Кузьма Акимович, Сталинград главное у них направление удара. Со всего фронта, со всех земель соберут, а сюда доставят человеческое мясо. Тут уже не на десятки и не на сотни тысяч мер… И все же иссякнут, если мы продержимся на этой полоске земли. А ведь продержимся, Кузьма Акимович! И не только по науке продержимся, выше всякой науки человеческое мужество и смекалка, а с наукой вместе – сие неодолимо…

Ни Крылов, ни Гуров в тот час не знали, что усилия советских войск в обороне Сталинграда, в том числе и 62-й армии, уже дали свои результаты. Впереди еще было много трудностей, но они оправдывались тем, что слагалась обстановка для полного разгрома немецких войск в Сталинграде, что не могло не привести к оставлению немцами Кавказа.

Именно в эти часы Г. К. Жуков и А. М. Василевский впервые на докладе у Сталина заговорили о возможности не отдельных контрударов, а о широком и мощном контрнаступлении. Ни Гуров, ни Крылов ничего об этом не знали, но чутье военных людей, а Крылову и знание законов военного искусства подсказывали, что победа закладывается здесь, в боях за город, за каждую улицу, за каждый дом, что немцы сами идут навстречу своей гибели. Те небольшие события, которые имели значение для армии, для ее дивизий, те метры, которые отстаивались, все боевые операции тактического значения работали на большие стратегические перемены.

Оборона Сталинграда с 12 сентября возлагалась на 62-ю армию и войска 64-й армии Н. М. Шумилова. Войска 62-й армии должны были оборонять северную и центральную части города, а 64-я армия – южную часть города (Кировский район, отрезанный от остальных). Глубина обороны 62-й и 64-й армий была небольшой. Удаление переднего края от Волги в районах Орловки и Красноармейска не превышало 10–12 километров. Это ограничивало маневр силами и средствами как из глубины, так и по фронту. Особенно остро стоял вопрос об организации бесперебойного снабжения войск через Волгу. Линия фронта перед 62-й и 64-й армиями была непрерывной и проходила на протяжении до 65 километров вдоль правого берега Волги от района поселков Рынок, Орловка на севере и дальше по западной окраине города к его южной оконечности в Кировском районе до Малых Чепурников. Войска 62-й и 64-й армий, защищавшие Сталинград, большое внимание уделяли организации взаимодействия, инженерному обеспечению боевых действий войск. Командование армий оперативно реагировало на быстро меняющуюся в ходе острой борьбы «.боевую обстановку. С большой настойчивостью и упорством штабы этих армий и их начальники Крылов и Ласкин проводили необходимые меры, направленные к обеспечению бесперебойной связи, взаимодействию родов войск, постоянно обменивались информацией, разведданными. Такие меры, проводимые 62-й и 64-й армиями, способствовали действенно и оперативно проводить в жизнь приказы и решения командования и Военного совета этих армий.

12 сентября Жуков, Василевский и Сталин обсуждали вопрос о контрнаступлении. В Сталинграде этот день ознаменовался началом боев в черте города. Бои продолжались до вечера, над городом висели весь день немецкие бомбардировщики. Поздно вечером плащ-палатка в блиндаже Крылова распахнулась, и, сильно пригибаясь из-за своего роста, вошел генерал-лейтенант богатырского телосложения.

Николай Иванович в эту минуту разговаривал по телефону. В боевой обстановке, когда связь могла прерваться в любой момент, он не счел возможным прервать разговор. Генерал-лейтенант назвался:

– Я – Чуйков!

И не сказав больше ни слова, положил на стол предписание о назначении его командующим армией.

Николай Иванович представился столь же кратко:

– Я – Крылов!

Фамилия Чуйкова была ему известна. Заместитель командующего 64-й армии. В боях за Сталинград человек не новый. Самолюбие Крылова не было задето, что прислан новый командующий. Себя он в большей степени считал штабным специалистом.

Николаю Ивановичу понравилось, что новый командующий не впал в амбицию, а внимательно вслушивался в его телефонные переговоры, относящиеся к подведению итогов дня, запросу подкреплений и боеприпасов. Разговаривая с каким-либо подразделением, Крылов указывал Чуйкову точку, с которой он был на связи, тем самым вводя его в курс дела. Ни в одно из его распоряжений командарм не вмешивался.

Чуйков застал Крылова в то время, когда он по телефону выговаривал командиру танкового корпуса за то, что тот без согласования с командованием армии перенес свой КП с высоты 107,5 на самый берег Волги и оказался в тылу командного пункта армии.

В блиндаж пришел А. Гуров. Представился новому командующему, пытливо вглядываясь в его фигуру, от которой стало тесно в блиндаже.

Наконец в телефонных переговорах наступила пауза.

Василий Иванович Чуйков дал телеграмму командованию фронтом, что вступил в должность командарма. Крылову и Гурову понравилось, что не тратил он времени на пустые формальности, а уже из разговоров своего предшественника по телефону с комдивами и командирами полков сумел уяснить себе хотя бы в общих чертах сложившуюся обстановку. А когда образовалась телефонная пауза, попросил соединить его с командиром танкового корпуса, который перенес КП на берег с Волги.

Он назвал себя комкору и спросил:

– Объясните мне, почему вы без разрешения сменили командный пункт?

Крылов и Гуров переглянулись. Командарм показывал свой характер. Ждали, что последует.

– Товарищ командующий, создалась неустойчивость в управлении войсками. Несем неоправданные потери. Под минометным огнем невозможно работать!

– Прицельный огонь по КП? – попросил уточнить Чуйков.

– Не знаю… Похоже, что по площадям…

– Связь с КП армии была в тот момент, когда вы принимали решение?

– Не знаю, сейчас выясню…

– Выясните и немедленно с комиссаром явитесь ко мне на Мамаев курган.

Пока комкор и его комиссар добирались до армейского КП, в блиндаже собралось все командование армии: начарт Н. М. Пожарский, начальник штаба С. М. Камынин, начальник разведки армии М. З. Герман.

Явились вызванные.

– Так была связь с КП армии или но было? – спросил их Чуйков, едва они вошли и представились.

– Была! – выдавил из себя комкор.

– Стало быть, вы имели возможность согласовать свое решение с командующим?

Командир корпуса молчал.

– Теперь еще вопрос, – продолжал Чуйков. – Надо полагать, что улучшилось управление войсками и они уже не несут неоправданных потерь? Что изменилось в картине боя?

Комкор молчал.

– Ваше молчание не есть ли подтверждение, что ничего не изменилось с переносом КП? Не так ли?

– Картина боя не изменилась! – ответил комкор.

– Тогда скажите мне, генерал, как вы лично будете смотреть на то, если ваши подчиненные командиры л штабы отойдут без вашего разрешения в тыл? Как вы сами расцениваете свой поступок в свете приказа двести двадцать семь? – И комкор и комиссар молчали.