Иван вскакивает, берет листовку и, сев поудобнее, читает:

- "Граждане кубанцы! Красная Армия разбита..." Что? - Что они пишут! багровеет Чупрахин. - Ах, подлецы!

- Читай дальше, - советую Чупрахину.

- Сам читай, - передает он листовку.

- "Просим вас соблюдать спокойствие и порядок. Не давайте коммунистам и партизанам взрывать промышленные предприятия, организуйте охрану нефтяных районов, берегите хлеб, скот. Это пригодится вам.

Красноармейцы! Не слушайтесь комиссаров, бросайте оружие и переходите к нам. Мы гарантируем вам жизнь, отправку к своим семьям".

- Дай сюда, - вырывает Чупрахин листовку. Он рвет ее на мелкие клочки.

- Карандаш и бумага у тебя есть?

- Есть, - отвечаю.

- Пиши...

- Кому и что писать?

- Пиши, по-ихнему пиши: "Проезжий фриц, остановись! Вправо от дороги, под кусточком, лежат штабные документы: очень важные, весьма откровенные и абсолютно достоверные сведения для вас.

Кубанец".

- Написал? Дай-ка сюда.

Прицепив бумажку к сломанной ветке, Чупрахин ползет к дороге и там втыкает ее в землю.

- Порядок, - довольный, занимает свое место. - Грамотные прочтут, а мы посмотрим, как они будут искать штабные документы. Тут мы им и врежем по первое число.

Я напоминаю Чупрахину о предупреждении Егора вести себя осторожно.

- Так их же, скорпионов, другим способом из танка не вытащишь. А бить их надо, или мы уже не бойцы. Эх, Николай, Николай, они же по нашей земле ползут, - вздыхает Иван. - Мы аккуратненько, без особого шума, - уговаривает он.

Долго ждать не приходится: на дороге вновь появляются мотоциклисты. Но, к огорчению Ивана, они проскакивают без остановки.

- Надо возвращаться, - напоминаю Чупрахину, - Времени уже много прошло.

Встречает нас Мухин. Он сообщает:

- Егор тоже ходил в разведку, привел с собой проводника. Теперь нам легче будет.

Иван подробно докладывает Кувалдину о результатах наблюдения, в конце не забывает сказать о записке.

- Этого делать нельзя, - строго предупреждает Кувалдин. - С врагом надо обращаться серьезно.

- Я понимаю, Егорка. Для серьезного разговора у нас нет подходящих сил... Ведь что пишут, болваны!

Проводником оказался парнишка лет четырнадцати, Никита.

Чупрахин сразу засыпает его вопросами: откуда он, кто рекомендовал его нам и вообще кто он есть. Никита поглядывает на Егора:

- Не знаю. Не положено говорить...

- Смотрите, ничего не знает! А как же ты поведешь? - налегает Иван.

- Поведу. Раз сказано - провести, проведу.

- Ну и оратор!

- Перестань, - обрывает Кувалдин Чупрахина. - Лучше займись автоматом, осмотри, почисть, вот тебе патроны, дозаряди диск.

- Патроны! -удивляется Иван. - Вот это обрадовал, Егорка! Давай-ка их сюда. Откуда достал? Смотри, Никита, как мы их сейчас будем укладывать. Вот эта штучка называется приемником.

- Знаю, - спокойно роняет Никита.

- Ишь, ты! Наверное, уже стрелял из этой штучки-то. Молчишь? Военная тайна? Ну-ну, молчи. На-ка патрон, протри его хорошенько. А ты, случаем, не знаешь, что такое флагшток? - с хитрецой спрашивает Чупрахин.

Разговор прерывают автоматные выстрелы. Они доносятся со стороны лесной дороги.

Чупрахин берет автомат. Он быстро вставляет диск, и я замечаю в его глазах искры; ему сейчас бы в бой.

- Никита, где эта тропинка? Веди, - распоряжается Кувалдин. - Самбуров, иди за Никитой, Сергеенко, Мухин - посередине, я - замыкающий. Чупрахин, прикрывай, ищи нас по отметкам на деревьях. Да не увлекайся тут. Ясно? Я с тобой еще поговорю...

- Есть! - Чупрахин, чуть согнувшись, бежит на выстрелы, скрывается за деревьями.

Лес становится гуще. Проводник останавливается, тяжело дышит, рукавом вытирает вспотевшее лицо. Дождавшись Егора, Никита понимающе говорит:

- Сюда фашисты не придут. Дедушка Назар сказал, что немцы в этот лес не ходят, боятся... А вам дальше надо идти вот этой тропинкой. Пойдемте, она тут, рядом, - показывает куда-то в кустарник. - А может быть, к нам? обращается Никита к Егору. - Отряд наш боевой. - Но, видимо, спохватившись, что говорит лишнее, он умолкает.

Никита уходит ночью. По-взрослому жмет каждому руку и сразу скрывается в темноте.

- Толковый парень. Партизан. - Кувалдин смотрит ему вслед и распоряжается: - Самбуров, осмотрите местность. Здесь будем ждать Чупрахина.

Выстрелы уже давно прекратились. Одолевает сон. Голова то и дело падает на грудь: тяжелая, нет никаких сил удержать ее на плечах.

- Чупрахин! - вскрикивает Аннушка. - Слышите?

Со стороны доносится треск веток. Потом вновь тишина, и опять легкий хруст. Ложусь на живот и вглядываюсь в редеющую темноту. Между стволами маячат две фигурки,

- Это я, Никита, - несется из кустов, - Матроса привел.

- 9

Низвергнута ночь, поднимается солнце

На гребень рабочих голов.

Вперед, красноармейцы! Вперед, комсомольцы!

На вахту встающих веков!

Поет Иван очень тихо, чуть сбив шапку на затылок. В голосе чувствуется тоска.

- Нет, все же Егорка круто поступил со мной. Оружие отнял, подумать только! У кого отнял?!

Кувалдин все же наказал Чупрахина за необдуманный шаг там, у дороги. Он передал его автомат Аннушке и уже несколько дней не посылает в разведку.

- Солдат без оружия, - никак не может успокоиться Иван. - Понимаешь, вроде я тень. Чупрахин - тень. Не хочу быть тенью, не хочу! Э-э, да что говорить, разве ты поймешь, - отворачивается он от меня.

Кувалдин за последнее время все больше напоминает Шатрова.. Может, тем, что строг, и тем, что никогда не жалуется на усталость, одним словом железо: молчалив и неподатлив. Но металл этот живой, в нем есть сердце, как бы Егор его ни прятал, оно стучит, стучит, и стук этот чувствует каждый из нас.

Егор, Мухин ушли в горы, чтобы наметить путь дальнейшего движения. Аннушка печет на углях картофель. Вжились в обстановку, и теперь она кажется нам не такой уж опасной, словно так и должно быть.

- Коля, посмотри, поспела? - обращается она ко мне,

- Вот пойду сейчас на дорогу, разминирую первого попавшегося скорпиона, и будет у меня оружие, - продолжает свое Чупрахин.

- Погубишь себя и нас, - предупреждает его Сергеенко.

- Не погублю, я аккуратненько.

- Иван, - становлюсь на пути у Чупрахина.

- Испугались? Эх вы!.. Я так, прогуляюсь маленько. Вот на бугорочек, подышу свежим воздухом...

- Переживает парень! - замечает Аннушка.

- Наверное, обижается на Егора.

- И все же он хороший.

- Кто?

- Чупрахин. Егор ценит его... Посмотри, как картошка, - повторяет она.

Подсаживаюсь к костру. Огоньки дышат, как живые. Пульсируют. Падают мелкие капли дождя. И от этого угли таинственно подмигивают.

- Испеклась?

- Кто?

- Картошка.

- А-а... Пожалуй, готова.

Аннушка щекой касается моего плеча. А угли подмигивают.

- Аня. - мне хочется вспомнить тот, случай когда мы вдвоем остались в лесу, рассказать ей, как я потом много раз видел ее во сне.

- Ну что, говори! - кротким взглядом смотрит в лицо.

- Сказал бы, да боюсь,

- Кого?

- Себя, кого же еще.

- Вот как!

- Ты смеешься.

Она берет меня под руку, и мы начинаем ходить вокруг костра. Ходим молча. Ну что же я такой? Даже в глаза не могу посмотреть.

- Не себя ты боишься, а Егора, - говорит Аннушка, поворачивая меня к себе лицом. - Так? Ну скажи?

Берет мои руки и прикладывает к своим щекам. Они горячие, а глаза мигают, как угли. Рот чуть-чуть приоткрыт, губы такие милые: еще одно мгновение - и я поцелую Аннушку. Но вдруг вспоминаю Егора, бегу к костру и, как сумасшедший, роюсь в углях, обжигая пальцы. Зачем она так со мной?

- Испугался?

Она становится рядом. Вижу в углях отражение ее лица. Но это, конечно, кажется мне.

- Ты же любишь Егора? - робко спрашиваю. Она ладонью зажимает мне рот.