- Точно, - надевая фуражку, говорит Замков, - две батареи, а позапрошлой ночью еще подтянули. Готовятся, сволочи, точно вам говорю, готовятся к наступлению.

- Ну конечно! - иронизирует Шапкин. - Так-таки и готовятся! Чепуха!

Шатров берет учебник химии. Полистав книгу, спрашивает:

- Кто это у вас читает?

- Я, - отвечает Замков.

- Вот как! - подполковник кладет учебник на место и продолжает: Интересно! С виду вы, Замков, такой служака - и вдруг химия. Глядя на вас, не подумаешь этого. Так что ж, Захар, какой мы вывод сделаем?

Это уже касается данных наблюдения, и Шапкин сразу соображает, о чем идет речь.

- Разрешите мне выдвинуться вперед. Враг - не полотно художника, его надо рассматривать вблизи.

- Вот это мне нравится. Давай, Захар, действуй.

Возвращается Шапкин под вечер. Весь облепленный грязью, он долго приводит себя в порядок. Шатров не торопит его с докладом. И только когда лейтенант выпивает кружку чаю, подполковник спрашивает:

- Удачно или нет?

- Замков прав, артиллерия есть - два орудия в лощине.

- Два? - переспрашивает Шатров;

- Два, - повторяет Шапкин.

- И все? - поднимается Шатров и, подойдя к амбразуре, о чем-то задумывается.

- Нет, не все, - отзывается Шапкип.

- А-а-а, значит, не все... А я-то подумал, что ты только орудия увидел. Ну, ну, рассказывай.

- Стык у них здесь. По-моему, это подходящее место для перехода линии фронта.

- Хорошо, Захар, потом мы с тобой потолкуем подробно.

Утром Шатрову сообщают, что в штаб полка прибыл представитель командования Мельхесов. Я его еще ни разу не видел, но из разговоров знаю, что это крутой человек и что его многие побаиваются, особенно командиры полков и дивизий. Но Шатров обрадовался этому сообщению, с желанием отправился в штаб полка.

В полдень он вновь приходит в траншею. Набив трубку табаком и словно не замечая ни меня, ни Шапкина, вслух рассуждает:

- Ничего не понимаю! Полчаса Мельхесов распекал Хижнякова и командира полка за то, что они укрепляют траншеи, назвал их оборонцами и тут же потребовал активнее готовиться к наступлению. Только он уехал - прибыл командующий. Совершенно другое потребовал: зарываться в землю и ни о чем больше не думать, пока не прояснится обстановка. Как замахнулись, какой высадили десант! И вдруг такая разноголосица. А если опоздают договориться?..

- Вы думаете, немцы скоро начнут наступление? - отзывается Шапкин, глядя на высоту, которую неделю назад захватили гитлеровцы неожиданной контратакой.

- Я, Захар, ни о чем не думаю, - будто пробуждаясь, отвечает Шатров. Наша с тобой задача - побольше разведать у противника огневых точек, хорошенько изучить его боевые порядки, определить слабые места и быть всегда начеку. Да вот еще: найти прореху, сквозь которую ты со своими ребятами мог бы успешно проникнуть. Хотя такое место мы с тобой уже нашли.

Он вытаскивает из сумки карту и, развернув ее на коленях, что-то быстро чертит карандашом.

- Что же вы сидите, отправляйтесь к месту тренировки, - вдруг говорит Шатров. - Я остаюсь здесь.

На обратном пути встречаем Замкова. Он советует не идти прежним путем.

- Видите, как пристрелялся, - показывает на разрывы вражеских мин, дробящих землю на всем маршруте, по которому мы шли, а вернее, ползли сюда.

Шапкин с обидой в голосе бросает Замкову:

- Ладно учить, и так пройдем.

И, пригнувшись, скачками бежит, огибая опасное место. Замков успокаивает меня:

- Иди тихонько, снаряд в одно и то же место не падает. Понял?

Я догоняю Захара, когда он уже выходит из зоны огня.

- Садись, Самбуров, передохнем, - предлагает Шапкин, тяжело дыша и обмахиваясь платком.

Темнеет. Уже не видно курганов. У горизонта дрожит одинокая звезда, и ничего похожего нет на то, что вот на этой промокшей земле идет война.

Мы поднимаемся.

Всю дорогу молчим. Когда подходим к землянке, Шапкин вспоминает Шатрова:

- Ползает он теперь по переднему, вглядывается в темноту и все рассчитывает, прикидывает, Шатров-то! Вроде бы не доверяет своим подчиненным, а?

- Что вы, товарищ лейтенант!

- 11

Шатров велит мне разыскать Правдина. Политрук только что возвратился с наблюдательного пункта и, едва успев позавтракать, сразу же, утомленный бессонной ночью, уснул у всех на глазах прямо за столом. Мы втроем - Егор, Чупрахин и я - снесли его в повозку, укрыли шинелью: он даже не открыл глаза. Теперь надо его поднимать, а не прошло и часа, как он уснул. В нерешительности стою перед Шатровым.

- Он только лег отдохнуть... Всю ночь там был, - показываю в сторону переднего края.

Шатров смотрит на часы:

- Ладно, пусть поспит... Не найдется ли у вас кружки чаю? - спрашивает офицер, присаживаясь за стол. Сегодня я помогаю повару: должен помыть посуду, наколоть дров и бежать туда, где Шапкин занимается с разведгруппой... Быстро наполняю кружку крутым чаем, доволен тем, что политрук теперь может поспать лишних несколько минут, а может быть, мне удастся уговорить Шатрова выпить еще кружечку - тогда совсем будет хорошо: подполковник обычно пьет вприкуску, стараясь подольше растянуть удовольствие.

Но на этот раз он пьет большими глотками. "Надо подогреть, чтобы не спешил", - решаю я и ставлю чайник па угли.

- Еще одну, Иван Маркелович? - предлагаю, стараясь сильнее раздуть жар.

- Да, чаек у вас ароматистый, только больно уж горяч, а ты, смотрю, еще больше раздуваешь угли.

- А как же! Теплый чай - это не чай. Надо, чтобы губы обжигал. - Ой, Микола, молодой ты, да ранний! Вижу по глазам: что-то ты хитришь. Старого разведчика не проведешь. Думаешь, я не знаю, что ты замыслил? Знаю: политрука жалеешь. Ладно, наливай, продрог я что-то сегодня.

Он попросил и третью. Потом решительно поднялся и стоя начал набивать трубку. Я подношу ему на жестянке уголек. Прикурив, он говорит:

- Против Замкова действительно четыре немецкие батареи. Правдин сегодня уточнил. Выходит, Захар ошибся. Вот этого я не ожидал от него. Человек он, видно, храбрый, а опыта маловато. Матери-то пишешь? - вдруг интересуется он, присаживаясь на скамейку. - Еще не писал? Это нехорошо, сегодня напиши и отправь. Ну, давай, поднимай политрука. - Он разворачивает карту, молча склоняется над ней, постукивая пальцами по столу.

- Садись, Правдин, отдыхать будем, когда севастопольцев выручим, говорит Шатров подошедшему политруку. - Надо подготовиться к докладу, приезжает Мельхесов. Хижняков просил подготовить данные разведки. А ты сам знаешь, Мельхесов ошибок не прощает. Так что присаживайся, еще раз посмотрим, что у нас перед дивизией.

Они по карте уточняют места расположения огневых точек противника, стыки между подразделениями немцев... Многое из того, о чем они говорят, мне знакомо, я знаю, какими трудами, каким потом добывались эти сведения. В душу закрадывается жалость к этим людям: дни и ночи без отдыха, под огнем им приходится переносить и шипение вражеских осколков, и душераздирающий свист авиационных бомб, и лихорадочные судороги земли, когда враг опрокидывает на наши позиции тонны металла, начиненного взрывчаткой. Такие огневые налеты повторяются почти каждый день, а иногда по нескольку раз в сутки. Но для Шатрова и Правдина этого словно не существует: они всегда - под дождем, в темень, в слякоть - на переднем крае. У многих из нас нет-нет да и подвернутся минуты, а то и часы, когда можно расслабить тело, прикорнуть в траншее или в землянке, зная, что тебя подменили, что кто-то из товарищей зорко всматривается в сторону противника.

А они почти не имеют такой возможности. Замков сообщает: ночью слышал гул танков. Командир стрелковой роты докладывает: в таком-то месте наблюдал группу противника; мы, рядовые разведчики, находясь на наблюдательном пункте, обнаружили появление у врага нового вида оружия - не то многоствольного миномета, не то орудия. Все это надо уточнить, все это надо проверить, взять на учет, сообщить в штаб. И они работают, утюжат землю животами, сутками не смыкают глаз.