Вот и теперь, не успел ведущий покачать крыльями, призывая ведомых сомкнуть строй, как летчики поняли - командир принял решение атаковать.

Гитлеровцы шли напролом единой группой, не меняя строя. Наши летчики решили первую атаку произвести в лоб, а затем, выполнив боевой разворот, ударить сзади.

Атака! И вот уже один фашистский самолет, неуклюже разворачиваясь, покачиваясь с крыла на крыло, пошел к земле. Начало сделано. Но радоваться еще рано. Противник разделился на две группы и попытался атаковать наши самолеты с двух сторон. Небо расцветилось пулеметно-пушечными трассами.

В неравной схватке наши сразили еще одного фашиста. Однако бой, трудный и упорный, продолжался. Очереди стали более экономными, летчики берегли оставшиеся патроны.

В пылу неравного боя немцам все же удалось расчленить нашу группу на пары и изолировать их друг от друга.

Онуфриенко упорно вел бой, а сам все поглядывал назад: как там оставшийся его напарник? Молодец, Гудок, держится, не отстал от ведущего! А кругом, куда ни посмотри, "мессеры". Вот один пошел в лоб, чуть выше. Григорий молниеносно упредил противника и дал очередь.

- Ага, запылал!

Но силы были слишком неравные. Немцы подбили машину ведомого. Оставшись без напарника, Онуфриенко атакует еще яростнее, но и сам едва успевает уходить из-под прицельных вражеских атак. Может, еще продолжалась бы эта карусель, только, прикинув по времени, летчик понял: горючего осталось мало, пора на аэродром. Дал ручку управления от себя и перевел самолет в пикирование, а когда стал выходить в горизонтальный полет и взглянул на приборную доску - компас показывал курс на запад.

Хотел развернуться, но "мессеры" тут как тут. Взяли в клещи - пара справа, пара слева и сверху. Только он снова попытался уйти, рядом с плоскостью его самолета засверкали дымные шнуры трасс снарядов противника. И некуда от них деться.

Онуфриенко понял, что его хотят заставить сесть в расположении врага. Ну нет, не выйдет, не на того нарвались.

Мгновенно созрела мысль: нужно сделать какой-то неожиданный маневр и, пользуясь замешательством фашистов, развернуться на восток, оторваться от преследования, Такой маневр был единственным средством его обороны, вернее сказать, спасения. Для этого Григорий избрал фигуру "бочка", но не полную. Улучив момент, ввел самолет в переворот и, остановив вращение на трех четвертях, резко развернул на сто восемьдесят градусов. Вражеские летчики от неожиданности шарахнулись в стороны. Используя замешательство, Онуфриенко круто повел "миг" к земле, рассчитывая, что зеленая окраска машины на пестром фоне полей скроет его от глаз противника.

Впереди показалась линия фронта. Однако немцы снова настигали. Отказавшись от своего замысла, они теперь били прямо по самолету. Григорий маневрировал небольшими отворотами. Вражеский снаряд пробил стекло заднего обзора, разорвался в кабине.

Осколки впились в голову, лицо, шею, руки, колени. Летчик почувствовал, как кровь горячей струей потекла по спине. Один за другим разорвались еще два снаряда. Рассечена бровь, кровь залила глаза.

Впереди Григорий заметил пригодную для посадки поляну. Превозмогая боль, выпустил посадочные щитки. Самолет резко уменьшил скорость, и немцы проскочили. Пока они снова заходили для атаки, Григорий успел приземлиться. Быстро отстегнул ремни, сбросил парашют, спрыгнул на землю и, напрягая последние силы, пригибаясь, побежал к лесу. Последнее, что ему запомнилось, - над головой, завывая моторами, ошалело носились "мессершмитты". Фашисты, взбешенные тем, что им так и не удалось доканать советского летчика в воздухе, пикировали на него, пытаясь расстрелять на земле. Потом, сделав два захода по одинокому краснозвездному "ястребку", скрылись за лесом. Онуфриенко потерял сознание. Его подобрали наши бойцы. Очнулся в палатке перевязочного пункта медсанбата, когда вынимали осколки.

- Где я? Что со мной?

- В полевом медсанбате, - прозвучал женский голос. - Лежите спокойно. Вам сделают все, что надо.

Вскоре его перевезли на площадку и самолетом доставили в Вязьму. Там сказали, что направят в тыловой госпиталь.

"Только в полк!" - запротестовал летчик. А врачи ни в какую: "Подлечиться надо". Лежал он на койке и размышлял, как удрать. Помог случай.

Встретился Григорию боец, лицо знакомое. Неужели Сашка Карев, тоже луганский? Оказалось, действительно он. Вместе на одном заводе работали. Обрадовались встрече. Разговорились.

- Что здесь делаешь, браток? - спросил Григорий.

- Диспетчер по эвакуации раненых.

- Вот здорово! Выручи, отправь в полк! - Видя, что земляк на минуту заколебался, взмолился: - Мне в полк нужно, понимаешь? Там меня ждут...

Короткой была та фронтовая встреча друзей. В тот же день санитарный самолет доставил летчика на родной аэродром.

Некоторое время Григорий Онуфриенко не летал. Полковой врач старательно делал ему перевязки: уж очень не хотелось летчику уезжать из полка в госпиталь.

* * *

Хмурые осенние дни 1941 года. Враг, невзирая на огромные потери, рвался вперед. Наступление его в полосе Западного фронта началось 2 октября после мощной артиллерийской и авиационной подготовки. Прорвав оборону наших войск, немцы при активной поддержке своей авиации начали развивать успех в глубину. Противник усилил воздушные налеты на столицу. Одна воздушная тревога сменяла другую. Москва стала прифронтовым городом. Окраины обросли баррикадами. На многих улицах оборудовались огневые точки с широким сектором обзора и обстрела. В угловых домах окна магазинов и квартир заложили мешками с песком и кирпичами. На западных подступах к городу заканчивалась напряженная работа десятков тысяч москвичей по строительству оборонительных противотанковых рвов, траншей, артиллерийских позиций. Входы в город ощетинились "ежами", надолбами и дзотами.

Наши летчики без устали вылетали на оставшихся исправных машинах штурмовать вражеские войска с аэродромов Сабурово, Чертаново, Можайска. Они поддерживали наземные войска фронта.

Авиаторы наносили беспрерывные удары по танковым и моторизованным соединениям противника, которые наступали вдоль автострады Гжатск - Можайск. Напряжение было огромным. Оставлены и эти аэродромы. Спешно перебазируемся ближе к столице - на аэродром Кубинка.

Завязались бои на историческом Бородинском поле. Немцы овладели Можайском и Малоярославцем. Все "безлошадные" техники и летчики брошены на подготовку матчасти. Дозаправка самолетов горючим, маслом, воздухом, снарядами и патронами для пушек и пулеметов, подвеска бомб и эрэсов проходит в считанные минуты. Несмотря на холод, моторы буквально не успевают остывать.

А враг остервенело рвется к Москве.

- Нам поручили защищать столицу. Отстоим Москву, - говорил перед каждым вылетом заместитель командира полка капитан Василий Зайцев. Все понимали эти слова как клятву.

Погода не баловала. Темные свинцовые тучи низко опускались к земле. С раннего рассвета дотемна бомбами, эрэсами, пулеметно-пушечным огнем штурмовали истребители бронированные колонны врага.

Энергичный Зайцев поторапливал техников:

- Быстрее заправляйте и подвешивайте бомбы. Фашисты под Можайском, может, сумеем еще раз слетать.

Через десять минут пятерки истребителей снова устремились на запад, Возвратятся они уже в сумерках.

III. Калининский фронт

Декабрь сурового сорок первого года. Он вступил на землю Подмосковья с лютыми морозами и... добрыми, радостными вестями.

По приказу Верховного Главнокомандующего советские войска перешли от обороны Москвы в решительное контрнаступление. Сжавшись до предела, пружина обороны советской столицы стремительно развернулась и мгновенно застопорила напор ударного кулака фашистских войск - двух армий Клюге и Штрауса и двух танковых групп Гудериана и Гота. Остатки этих армий и танковых групп, усыпая снега Подмосковья вооружением, техникой и трупами, покатились на запад. Браг был отброшен от Москвы на сто - двести пятьдесят километров. До той поры военная история и практика не знали такого стратегического размаха, такого оперативного темпа контрнаступления.