Когда командир и комиссар ушли, я еще раз проверил предварительную прокладку перехода, сверил курсы относительно кромок минных полей, отметил приметные глубины, дабы в подводном положении ориентироваться по ним и вовремя подвсплыть, чтобы не удариться о подводные рифы или камни.

Часам к трем ночи я закончил работу с картами. Не завершил дела, пожалуй, только командир электромеханической боевой части старший техник-лейтенант Михаил Сергеевич Кувшинов. Он проверял плотность аккумуляторных батарей, подсчитывал, насколько снизится их емкость до прихода в район зарядки, прикидывал, как провести форсированную зарядку.

Особая забота у механика - система воздуха высокого давления. Как показывали барометры, происходила некоторая утечка воздуха, вследствие чего в отсеках несколько повышалось давление. Кувшинов вместе со старшиной группы В. Говоровым без устали отыскивал неплотности, потом давал указание подчиненным по их устранению. Еще и еще раз проверял аварийный инструмент: клинья, пробки, струбцины, опоры. Ведь ко всему надо было быть готовым, даже к пробоинам в корпусе лодки.

Я только вздремнул, облокотившись на штурманский стол, как раздалась громкая команда: "По местам стоять, сниматься с грунта".

Через считанные минуты все находились на своих местах. Хочу еще раз отметить, как четко несли моряки службу, какой безупречной была организация, исключительная сплоченность и высокая дисциплина. Ведь от действий каждого человека зависела общая судьба.

В экипаже царил большой подъем. Успехи наших боевых друзей подводников воодушевляли моряков, а ужасы, пережитые в блокаду, вызывали страстное желание отомстить врагу. Надо заметить, что победы советских подводников на Балтике вызвали определенную реакцию как у фашистов, так и у наших союзников. Гитлеровцы стали предпринимать лихорадочные меры по усилению противолодочной обороны. Англичане же, не ожидавшие наших активных действий в Балтийском море, были и удивлены, и восхищены. Подтверждением тому может служить тот факт, что первым из советских моряков был награжден английским орденом командир "Щ-304" капитан 3 ранга Я. П. Афанасьев.

Паше плавание, с учетом рельефа дна, проходило на глубине 40-50 метров. Вскоре приблизились к месту поворота на курс 270 градусов. Этим курсом мы должны были с севера обогнуть остров Гогланд.

Повернули примерно в 16 часов. Но не прошло и десяти минут, как раздался скрежет и грохот. Всем показалось, будто в железной бочке мы катимся по булыжной мостовой.

- Боевая тревога! Осмотреться в отсеках. Самый малый. Подвсплыть на десять метров, - тотчас скомандовал Ярошевич.

Боцман подводной лодки мичман Г. Н. Силаков, стоявший на горизонтальных рулях, слегка переложил их, а механик распорядился откачать балласт из уравнительной цистерны. Грохот прекратился.

Однако через некоторое время лодку вновь затрясло, как на ухабах. Подвсплыли еще на несколько метров. И опять все стихло.

Ярошевич подошел к столу, за которым я вел прокладку, взглянул на карту и тихо сказал:

- Несомненно - это рифы. В чем дело, штурман?

Я еще раз промерил циркулем расстояние, пройденное до поворота. С помощью логарифмической линейки произвел необходимые вычисления.

- Причина может быть одна, - доложил командиру. - Мы проскочили точку поворота и оказались к северу от заданного курса, где имеются рифы. Это моя вина. Я неверно учитывал скорость. Вероятно, она выше расчетной.

Ярошевич промолчал. Другой бы на его месте разнес меня в пух и прах. Но не таким был этот человек. Он знал, что крик и ругань делу не подмога.

- Что же вы предлагаете?

Я нагнулся к карте и провел новую линию:

- Надо менять курс.

На новом курсе нас еще несколько раз тряхнуло о рифы, а затем все прекратилось. Товарищи почувствовали облегчение. А у меня на душе было прескверно: ведь из-за моей ошибки едва не произошла авария.

Когда все улеглось, мы с командиром тщательнейшим образом проверили прокладку, сличили все скорости, все обсервации, все счислимые точки с момента выхода из Ленинграда. И что же выяснилось? Точку поворота мы проскочили, потому что скорость лодки после ремонта возросла на 0,1-0,2 узла. А так как лодка не выходила на мерную милю, то я, естественно, не мог знать этого в первые дни плавания. Казалось бы, мелочь, но при плавании по счислению появилась невязка. Зато впоследствии, когда во время расчетов учитывал поправку на скорость лодки, ошибок в счислимом месте не было.

Удивительны, а порой даже необъяснимы зигзаги судьбы. И не зря, видимо, существует пословица "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Позднее выяснилось, что впереди нас с интервалом десять часов шла подводная лодка "С-12". Ей тоже предстояло повернуть на курс 270 градусов. Она сделала это вовремя. И тотчас запуталась в противолодочной сети. В течение многих часов экипаж под ударами катеров выпутывался из ловушки. Командир корабля и его подчиненные, проявив большое мужество, с трудом вырвались из заграждения и вышли на чистую воду...

За Гогландом нам предстояло первое всплытие и зарядка аккумуляторов. Накануне командир, подойдя к прокладочному столу, спросил у меня:

- Как будем заряжаться - на стопе или на ходу?

- На ходу, - ответил я.

Ярошевич взглянул на меня вопросительно.

Я пояснил, что, заряжаясь на ходу, мы всегда довольно точно будем знать свое место. На стопе же место наверняка потеряем. А ветром и течением нас может снести на минное поле.

- Но и на ходу можно напороться на мины, - резонно заметил командир.

Я склонился к карте, отчеркнул на белом поле небольшой треугольник западнее Гогланда:

- Вот это пространство, товарищ командир, по данным разведки, свободно от мин. И если мы будем ходить по этому треугольнику, как по кругу, то, во-первых, в каждый конкретный момент будем знать свое место, а во-вторых, пройдясь по одному и тому же району несколько раз, обезопасим себя от встречи с минами.

Ярошевич одобрительно кивнул:

- Ну что ж, штурман, неплохо. Совсем неплохо...

Наш командир был сдержан на похвалу. И если он говорил "неплохо", то можно было гордиться...

Мы всплывали, когда ночь уже стояла над морем. Продули балластную цистерну. Лодка медленно поднялась на поверхность. Командир стал взбираться по трапу в боевую рубку. Помощник командира Краснопольский, держась за поручни, стоял под рубочным люком. Я находился у штурманского стола.

Сейчас нелегко вспомнить в деталях, как все произошло. Я вдруг почувствовал острую боль в ушах. В посту засвистел сильный поток воздуха, Краснопольский впоследствии говорил, что он успел только заметить, как командир корабля, показавшийся в горле люка, неожиданно исчез.

Наступила тишина, только шипел воздух, прорывавшийся через переборки из соседних отсеков. Мы понимали - произошло что-то непредвиденное. Вахтенный офицер и сигнальщик тоже бросились наверх. И вскоре с мостика поступило приказание:

- Старпому наверх!

А затем в пост спустился командир. Его лицо было залито кровью. Мы стояли потрясенные. Кто-то вызвал нашего медика - фельдшера И. Г. Котова, и тот, обработав рану, сказал с облегчением:

- Ничего страшного. Все будет хорошо...

Что же произошло? Позже механик разобрался в причине, которая чуть не стоила жизни командиру. На каждой подводной лодке имеются баллоны со сжатым воздухом. С его помощью продувают цистерны главного балласта при всплытии лодки, запускают дизеля, выстреливают торпеды. Используется он и как эффективное средство против поступления воды внутрь прочного корпуса.

Вероятно, после ремонта, который велся в сложнейших условиях блокады, были устранены не все протечки в магистралях высокого давления. Мы же находились под водой около 14 часов. Воздух, просачиваясь через уплотнения, создал излишнее давление внутри прочного корпуса. Поэтому, когда командир открыл рубочный люк, его, словно торпеду, выстрелило этим воздухом наружу. Он сильно ударился о кремальеру рубочного люка - большой металлический диск, который своими выступами, как замком, закрывает вход в боевую рубку. И если бы не пушистая меховая шайка, могло случиться непоправимое.