- Ну, сынок, мы выиграли. Можешь наложить повязку снова.

То ли из-за усталости, а может быть от радости, но обвязывая ногу больного, Кадир царапнул ее ногтем. Мужчина дернулся и открыл глаза.

- Все в порядке. Ты можешь быть спокоен. - сказал Месрор склоняясь над ним, - Теперь лишь стервятники беспокоятся о твоей ноге.

- Какие стервятники? Почему? - прошелестел Урос в ответ не понимая, и в ту же секунду вспомнил все.

Рука сама потянулась к месту перелома и наткнулась на землю. Еще ниже вновь земля. Рука дрогнула, и затем медленно и боязливо двинулась наверх и нашла тупой обрубок. Урос схватился за колено, измерил расстояние...

- Смогу ли я...смогу ли...- зашептал он.

- Клянусь честью, что да, - заверил его Месрор почти торжественно, Очень скоро ты сможешь подчинить своими коленями любую упрямую лошадь.

- Пусть услышит тебя Аллах, - сказал Урос.

Его голос окреп, краска вернулась к щекам. Легким, столь характерным для него, движением он выпрямился и облокотился о седло.

- Да, вот это я называю "настоящий мужчина". - крякнул Месрор с одобрением.

Урос раскрыл ладонь правой руки, которой сжимал смятый тюрбан-кляп и потный шнур, бросил их на пол и затем произнес насмешливо:

- Да, можно сказать даже "храбрец из храбрецов"!

Кадир подскочил к нему, подобрал эту скомканную тряпку, сложил ее, а потом сказал:

- Его нельзя больше надевать.

- Тогда в огонь его! - решил Урос, и размотав материю служившую ему поясом он скрутил себе новый тюрбан, а чапан подвязал веревкой. Пока он это делал, то скатился с седла вниз, - руки больше не удерживали его, - но он не захотел снова сесть прямо. Он был еще слаб, и его начала бить неприятная дрожь.

Кадир протянул ему пиалу горячего чая.

- Ему нужно много тепла, - обратился Месрор к сыну, - принеси сюда наши одеяла!

- Сейчас, сейчас! - воскликнул Кадир и бросился из палатки прочь.

Когда мальчик, одетый лишь в тонкую рубашку, выбежал в ледяную темноту ночи, Уроса посетило странное, никогда раньше не известное ему чувство зависти.

"А почему у меня самого нет сына? - внезапно спросил он себя и удивился подобной мысли, - Ведь он мог бы быть таким же."

До сегодняшнего дня дети вызывали в нем только презрение и гадливость. Но вот этот ребенок... С каким спокойствием он помогал отцу во время этой кровавой, жуткой операции. Как потом он остался, в совершенном одиночестве, у постели больного, и ни страху, ни панике не удалось коснуться его сердца.

- Настоящий мужчина здесь, - сказал Урос после секундного молчания, это твой сын, Кадир.

А Месрор ответил:

- Придет день и он будет гордится, что сам ухаживал за Уросом, самым лучшим чавандозом в степях.

От неожиданности Урос вздрогнул, прикрыл глаза, но потом спросил Месрора тихо и глухо:

- Как ты меня узнал?

- Я узнал тебя с первого взгляда - ответил седой пастух, - Но тебе не нужно бояться. Остальные, что были у костра, слишком молоды. Я единственный, кто не раз видел тебя побеждающим в больших бузкаши. И потом, есть пословица: "Если у седого старика все еще черные брови, то его глазам можно верить"

Вошел Кадир неся в руках одеяла. Но в эту ночь Урос не нашел сна. Боль по-прежнему не давала ему заснуть, но странно, он чувствовал ее там, где больше не было ничего. Несколько раз Урос дергался и рука сама тянулась к месту, где была его старая рана с осколками гноившихся костей, но не находила ничего, кроме твердого земляного пола и пустоты. И каждый раз, когда он вздрагивал, маленький Кадир поднимал свое уставшее личико и с тревогой смотрел в его сторону. В итоге Урос решил притвориться спящим, чтобы дать ребенку хоть немного отдохнуть. Но только на рассвете он сам смог заснуть по-настоящему.

Лай собак, крики пастухов, конское ржание и топот табуна лошадей, разбудили их обоих одновременно.

- Как ты себя чувствуешь? - обратился к Уросу мальчик.

- Хочу есть, - не раздумывая ответил тот, тут же не поверил своим собственным словам и повторил, - Правда, страшно хочу есть!

Угли очага подернулись серым пеплом.

- Я сбегаю, принесу парочку веток и разогрею для тебя плов, - вскочил на ноги Кадир.

- Нет, - остановил его Урос, - Не надо. Лучше холодный, но прямо сейчас.

Он облизывал пальцы над уже пустой чашкой, когда в палатку вошел Месрор в высоких сапогах и с плеткой за поясом.

- Это лучшее лекарство для тебя, - сказал он Уросу, - Ну, теперь я могу спокойно заниматься своими делами.

- Никто не должен знать об этом, - ответил ему Урос и бросил многозначительный взгляд на свою укороченную, обмотанную лоскутами ногу.

- Даже твой саис? - спросил Месрор.

- Никто.

- Хорошо. Я возьму его с собой на пастбище. Нам всегда нужны лишние руки. - рассудил Месрор и вышел из палатки.

Кадир встал у входа и стал смотреть вслед удаляющимся табунам.

- Их пасут у подножья вон тех больших гор. Там всегда вырастает самая высокая трава. - начал рассказывать он гостю, - Возле водопада. А еще там есть бьющие из-под земли ключи. Ой, подожди, я схожу к пастухам и возьму у них самовар, тогда у тебя будет горячий чай до самой ночи!

Не успела голова Кадира исчезнуть за куском материи закрывающим вход, как он снова просунул ее в стыки ветоши и зашептал:

- Там твоя служанка пришла.

Урос резко набросил чапан на ноги :

- Пусть войдет, но если она тебя о чем-нибудь спросит, то скажешь ей...

- Я вообще не собираюсь с ней разговаривать, - горделиво вздернув голову, ответил мальчик, - Я сын здешнего господина, а она низкая кочевница.

- Это слова мужчины, - одобрительно кивнул Урос, и добавил, - Иди.

Только Кадир исчез, как Урос преобразился. Он распластался на полу, набросил на себя одеяла, взбил их над своими ногами, а краем чалмы закрыл лицо так, что Серех смогла увидеть только запавшие глаза и часть небритой щеки. Не успела кочевница что-либо сказать, как Урос хрипло зашептал:

- Ах, дайте же мне спокойно умереть. Что ты тревожишь меня? Если тебя еще хоть раз увидят шатающейся возле палатки, то я скажу Месрору, и он исполосует твою спину плетью... - при последних словах в его голосе зазвучали металлические нотки и Урос, испугавшись, что вышел из роли, подумал мгновение и закончил свою речь протяжным и печальным стоном.