И старый рассказчик почувствовал ни с чем не сравнимое живительное счастье, возможность поделиться своими знаниями с этими внимающими ему людьми, чтобы они передали их дальше, чтобы они переходили из уст в уста, от соседа к соседу, от отца к сыну, и расцветали в разных местах и в разном времени этого мира так, чтобы люди могли хотя бы через них разделить с богами бессмертие, которое те ревниво оставили только для себя.
Гуарди Гуеджи уронил на пол свою палку, которую тут же благоговейно поднял кузнец, и начал. Его голос был словно шепот, словно дуновение ветра, но он разносился далеко, как звук колокольчика из горного хрусталя.
- Это началось при Чингиз хане.
И тут же толпа зашепталась, повторяя как эхо :
- Чингиз...
- Чингиз...
Во всем Афганистане, даже в самых дальних, недоступных кишлаках, не было ни одного человека, который не слышал бы этого страшного имени, и хотя прошли столетия, но люди все еще испытывали суеверный ужас, если кто-нибудь произносил его.
А Гуарди Гуеджи подумал:
"Как удивительно устроен мир. Великие города, от которых не осталось камня на камне, плодородные долины превратившиеся в бесплодные пустыни, и народы, что были уничтожены, - принесли больше славы властителям, чем все их благородные поступки, лучшие деяния и прекрасные монументы которые они воздвигали. Ибо слава сама по себе быстротечна, если только страх не дает ей свои цепкие лапы"
Гуарди Гуеджи посмотрел в сторону группы рабочих, что стояли у края веранды. Они были одеты в рваные рубахи бледно-голубого цвета и теснились сейчас поближе к нему, чтобы не пропустить ни слова. Они опирались на черенки больших лопат, которыми махали на дороге с утра до вечера засыпая выбоины мелким гравием, который тут же уносил горный ветер. Это были хазары, чьи племена жили в долинах и узких ущельях на восточной стороне Гиндукуша.
"Вот и пример, - подумал глядя на них старик, - Знают ли эти бедняги, что имя их народа происходит от монгольского и означает "сто", потому что именно так завоеватель мира формировал свои непобедимые орды?"
Оборванные потомки великого завоевателя, которых тот оставил в этих долинах, чтобы они правили ими вечно, не отрываясь смотрели в сторону Гуарди Гуеджи. На их смуглых лицах с узкими, раскосыми глазами, лежало бесконечное ожидание.
Гуарди Гуеджи продолжал:
- Монголы жили в седле и умирали в седле. А если они играли, то на коне. Но из всех конных состязаний, будь то стрельба на полном скаку из лука, скачки, или соколиная охота, - одна им нравилась больше всего. Они называли ее бузкаши, и воины Чингиз хана принесли ее во все страны, которые дрожали под копытами их коней. И сейчас, в степях на севере в бузкаши играют точно так же, как играли монголы семьсот лет тому назад.
Кузнец у ног Гуарди Гуеджи, не смог удержаться, - а разве не давало ему знакомство со стариком особое право? - и воскликнул:
- Предшественник мира, не расскажешь ли ты нам, что за правила есть в этой игре и в чем там дело?
И люди сидевшие за ним его поддержали:
- О, да, пожалуйста, расскажи!
- Сначала закройте все глаза, - сказал им старик.
Кузнец колебался из-за необычности задания. Старик поднял с земли чью-то сандалию и закрыл ею его глаза.
- Вы тоже, друзья мои! - повторил он толпе снова.
И после того, как глаза закрыли все он заговорил опять:
- А теперь приготовьтесь к дальнему путешествию, потому что я хочу, что бы вы все, те которые никогда не видели ничего кроме скал, провалов и теней гор - оставили их и увидели перед собой дух великих степей севера.
Лица людей с закрытыми глазами отражали серьезность и полную сосредоточенность. Они приготовились следовать за словами Гуарди Гуеджи.
- Хорошо, - сказал тот, - А теперь представьте себе ровную долину. Долину, в которой вы никогда раньше не бывали. Еще более широкую и длинную, чем самые большие долины через которые вы когда-либо ходили.
Голоса людей стали словно шелест:
- Шире чем в Газни?
- Длиннее чем в Джелалабаде?
- Или в Кох Дамане?
И Гуарди Гуеджи ответил:
- Намного больше. А теперь друзья, сделайте вот что: все те горы, что вы видите по сторонам, прочь их! Те которые справа и слева, впереди и сзади, двигайте их все дальше... и еще дальше,... они становятся все меньше, правда? Вот они сжались, упали, рассыпались и исчезли совсем...
- Правда...- забормотали люди, - Они пропали.
- Не открывайте пока ваши глаза, - приказал Гуарди Гуеджи, - А посмотрите на эту бесконечную равнину, которая лежит перед вами и чьи границы только синее небо и горизонт.
- Мы видим ее, видим... - воскликнули люди, отсутствующими голосами.
- А теперь, раскиньте на ней вплоть до самого горизонта, ковер из зеленой, густой и высокой травы. И пусть над ней полетит ветер, и погонит эти зеленые волны, и принесет горький запах полыни. Самая горячая лошадь может мчаться по этой равнине пока не упадет от изнеможения, и самая быстрая птица может лететь, пока ее несут крылья, но никто из них не достигнет ее границ, и не будет вокруг ничего, кроме ковра трав и душистого аромата растений.
Гуарди Гуеджи тяжело задышал, его голос стал тише:
- Это и есть степь.
- Степь, - восхищенно повторили люди.
Мужчины в чапанах, выкрикнули это слово громче, чем другие. Не из-за гордости за свою родину, а из-за того, что кто-то другой показал им ее красоту, которую они сами, живя там день за днем, уже совсем не замечали. Когда они открыли глаза и увидели вокруг себя горный пейзаж и скалы, которые окружали их словно стены клетки, то не могли прийти в себя от потрясения. И странным образом даже те, кто всю жизнь провел в тени этих каменных исполинов, испытали похожие чувства.
Но Гуарди Гуеджи не дал им времени, чтобы окончательно забыть то видение, что посетило их:
- Вы видели степь, мать бузкаши.
- Расскажи им про наших коней! - попросил его молодой конюх.
- Ну, могу сказать, что не у всех из них есть крылья, - чуть улыбнулся старик, - Но богатые беи и ханы северных провинций разводят для бузкаши особых коней. Скаковых, которые быстры как стрела, отважны как самый жестокий волк, послушны как самая верная собака и невероятно красивы. Ледяной холод, палящую жару переносят они одинаково равнодушно, и они могут скакать без остановки целый день и не уставать при этом.