Самый младший из бача, мальчик тринадцати лет, подбежал к нему и спросил:

- Может быть мне принести им новую посуду и самовар?

- Да подожди ты! - отмахнулся от него хозяин.

Но через секунду он уже схватил его и посадил на свои широкие плечи.

- Ты будешь сейчас кричать во всю глотку то, что я буду тебе говорить! - приказал он мальчику.

Бача приложил ладони ко рту наподобие громкоговорителя и закричал изо всех сил, повторяя слова, что подсказывал ему хозяин.

- Прекратите! Немедленно прекратите! Хватит!

Голова ребенка, что возвышалось над всеми, его ясный и чистый голос, ошарашил людей на мгновение. Крики стихли и даже самый гневные лица повернулись в сторону этого юного лица. Бача сделал крошечную паузу и продолжил:

- Зачем же вы лупите друг друга? К нам идет тот, кто может разрешить все ваши споры! Гуарди Гуеджи!

Мальчик набрал полную грудь воздуха и выкрикнул так громко, как мог:

- Предшественник мира!

Тишина, после этих слов, наступила такая, что было слышно как свистит ветер на пиках гор. И она не имела ничего общего с простым любопытством.

Хотя, среди людей собравшихся тут было мало тех, кто встречался с ним лично, но не было ни одного человека, который не знал бы его имени. В каждой части страны, в каждой провинции деды рассказывали о нем своим внукам.

Потому что не было ни одного кишлака, ни одного кусочка земли, где бы этот старик не побывал хоть однажды. А те, кто видели его один единственный раз - не забывали его потом никогда.

Хозяин чайханы подбежал к старику и низко поклонившись взял его за руку и повел сквозь толпу, которая тут же раздвинулась перед ним.

Все глаза с восхищением были устремлены на Гуарди Гуеджи. Он был одет в длинную, бесформенную хламиду ниспадающую складками, которая была такого же цвета как и сучковатая длинная палка на которую он опирался. Его возраст? Никто не мог назвать определенную цифру. Его племя? Его происхождение?

Единственное, что знали о нем точно: в нем не было ни капли монгольской крови. Он мог быть родом из пустынь Систана или из персидских краев, с границы Индии или Белуджистана.. Он мог быть пуштуном, таджиком или нуристанцем*. Он говорил на всех диалектах и языках всех провинций. Но он не был ни дервишем, ни гуру, ни шаманом. И все же он путешествовал, словно посвященный, по всем дорогам, тропам, перевалам и ущельям бесконечных стран. Он прошел по долинам, в которых несли свои воды бурные реки, беря начало у горных ледников, он знал берега Амударьи и вечный снег на крыше мира Памире. И горячий песок пустынь обжег его босые ноги. Как долго странствует он? Какая сила принуждает его к этому, какая мечта? Мудрость или безумие? Вечное беспокойство или неутоленная жажда знаний? Он приходил, уходил и появлялся многие годы спустя, словно из ниоткуда. Но где бы он ни останавливался на отдых, он всегда рассказывал новую, чудесную историю. Откуда черпал он свои знания? Никто и никогда не видел чтобы он что-то читал. Но казалось, что он знал все события произошедшие в степях, горах и долинах Афганистана в этом веке и веке прошлом, и многие столетия тому назад. Он рассказывал о Заратустре, словно он сам склонялся к его плечу, о Искандере*, словно он сам следовал за ним от победы к победе, о Балхе*, матери всех городов, словно он там родился и вырос, и о Чингиз хане, словно он сам омылся в крови покоренных народов, словно он сам погиб с защитниками крепостей, разрушенных и превращенных Чингизом в пепел.

Но не менее захватывающе он рассказывал и о современных временах. И в его повестях пастухи, погонщики верблюдов, оружейники или ткачи ковров, музыканты играющие на дамбуре* или горшечники из Исталифа были такими же живыми и яркими личностями, как герои и легендарные завоеватели древности.

- Прости, но у меня нет для тебя ни подушки, ни покрывала. На перевале Хайбер бедность, увы, велика. - сказал седовласому старику хозяин чайханы, подведя его к деревянной скамейке у стены веранды.

Гуарди Гуеджи сел на ее твердый край, зажал палку между коленями и положил на нее подбородок.

- Не беспокойся, - ответил он хозяину, - только моей голове нужна опора.

В этот момент раздался резкий и добродушный голос кузнеца:

- Да, да, я знаю! Воробей весит больше чем ты!

Не успел он это сказать, как покраснел от стыда и втянул голову в плечи, потому что все окружающие с возмущением зашикали, а некоторые решились наградить его и подзатыльником.

- Только что они дрались друг с другом, - обратился хозяин чайханы к Гуарди Гуеджи, - но сейчас терпеливо ждут, ибо верят, что ты можешь разрешить их спор.

При этих словах страсти вновь завладели толпой.

- Разве не правда, скажи нам о Всезнающий, что бузкаши в которую играют эти неотесанные дехкане из степей, и про которую здесь не слышал ни один достойный человек, по сравнению с нашими играми не стоит и плевка?-закричали одни.

А другие в ответ на это:

- О, Всезнающий, скажи, ведь все эти грубые игры, о которых говорят неуклюжие болваны из горных долин, не могут сравниться с красотой, силой, отвагой и ловкостью которая нужна в несравненной игре бузкаши?

Обе враждующие партии уставились на старика наивно ожидая, что он немедленно скажет кто из них прав, а кто нет.

Но вместо ответа он задал им вопрос:

- Почему же, друзья мои, я должен решать такие важные споры вместо вас самих?

Мужчины не нашлись, что на это сказать, а Гуарди Гуеджи продолжил:

- Каждый должен и может сам вынести решение по такому вопросу. Но это возможно только тогда, когда человек понимает о чем идет речь. Так же и с бузкаши. Хотите я расскажу вам об этой игре?

Что за волшебное слово! Толпа дружно вздохнула полная благодарности и ожиданий. История. От него! От самого Предшественника мира!

Кузнецу удалось первому подобраться поближе и он уселся на корточки у ног старика. Остальные последовали его примеру, и один за другим мужчины стали рассаживаться на полу. Когда там не осталось свободного места люди собрались на улице и встали возле веранды. Гуарди Гуеджи осмотрелся. На него, ряд за рядом, смотрели тюрбаны, колпаки, шапки, кулы и тюбетейки всех цветов образуя разноцветный ковер. Лица людей ждущих от него рассказа были столь же различны и точно указывали на их происхождение и историю: пустыни, горы, долины, ущелья... Переселения народов и завоевания. Но все эти лица, какими бы разными они не были, смотрели на него с таким выражением напряжения и любопытства, что напомнили ему детей.