Кроме этих двух строчек больше ничего не вспоминалось, но это не огорчало короля, и он снова и снова повторял их тихим голосом.
"- Не будет ли невежливо с моей стороны узнать у Вас, сир, что за тарабарщину Вы всё время бормочете?"
"- Это песня такая…"
"- Так это Вы поёте! А почему только две строчки?"
"- Не помню больше".
"- Хотите, я Вам подскажу?"
"- Не хочу, отстань. Интересно, сколько же я тебя смогу терпеть? И есть ли средство заставить тебя быть не такой язвой?"
"- Кто знает, сир, кто знает…"
Шедший впереди Эрин предостерегающе поднял руку и прислушался, прислонившись к стволу дерева. Василий и Бальсар замерли.
В ночной тишине зимнего леса где-то далеко звенели бубенцы, и казалось, что звон идёт из глубины снега, такой он был тонкий и хрустальный.
- Ждите, - Эрин скрылся между деревьями.
Василий осторожно двинулся за ним. Рядом еле слышно сопел Бальсар. Дорога, действительно, оказалась близко: шагов через двадцать деревья кончились, открыв взгляду широкое, безлесное пространство с накатанной лентой дороги.
Эрин уже топал ногами по утрамбованному санями тракту, стараясь обтрусить сапоги от налипшего снега. Потопал, потопал, выпрямился и, спрятав за спину топор и поправив ранец, поднял правую руку в знакомом жесте.
"Сани ловит, - сообразил Василий и тихо рассмеялся нелепости своей мысли, - Подумал, словно о такси".
Тем не менее, Эрин решительными взмахами руки пытался остановить скользящие издалека сани, звон бубенцов которых становился всё ближе и ближе. Самих саней не было пока видно: король с магом старались не высовываться из-за деревьев, чтобы не испугать путника.
- Гном едет, - на ухо Василию прошептал Бальсар, - Такие звонкие бубенчики только гномы цепляют. Люди предпочитают более низкие тона. Либо вовсе ездят без бубенцов - опасаются разбойников.
- А гномам разбойники не угрожают? - так же тихо прошептал Василий, - У гномов с разбойниками договор?
- Зачем договор? Никакого договора нет. Ограбить гнома так же опасно, как обидеть метиса или его родителей. Помните, мы говорили об этом, сир? Последствия будут такие же печальные для грабителя…
- А низкие тона бубенцов спасают от разбойников?
- Их не так далеко слышно, сир. Смотрите, я был прав. Гном.
Около Эрина, тяжело сопя, оседая на задние ноги, остановилась невысокая лошадка. Пустые сани повело по скользкому тракту вбок, оглоблями разворачивая лошадку на Эрина, но она не поддалась, устояла.
Из саней вылез гном:
- Тпр-ру, тпр-ру.
- Рад видеть тебя, мастер Тром.
- Рад видеть тебя, мастер. Мы знакомы? Эрин?! Ты откуда здесь? Железная Гора, ведь, не с этой стороны!
Гномы пожали руки и зашептались. Говорил больше Эрин, Тром только изредка коротко отвечал, а то и вовсе просто кивал головой. Переговоры закончились взаимными улыбками, и Эрин позвал:
- Идите сюда, садитесь.
Василий выбрался на дорогу первым и уже тут сообразил, что Бальсар отстал намеренно - начались всякие тонкости по соблюдению этикета: когда нужно пропускать вперёд короля, когда идти вперёд самому и прочая подобная ерунда.
"- Назвался королём - полезай в кузов", - тут же отозвалась на соображения Василия Капа.
"- Правильнее будет - в сани", - грустно огрызнулся король, поняв, что теперь он отделён невидимой стеной ото всех в Соргоне, и что неделя в Чернигове, проведенная с магом и гномом, была последней для него неделей в обществе друзей. Здесь, в Соргоне, друзей у короля нет, есть только враги и подданные.
Потопав по дороге туфлями, в которых от холода уже ныли пальцы ног ("Градусов пятнадцать, наверное"), Василий подошёл к саням:
- Рад видеть вас, мастер Тром, - счёл он нужным повторить приветствие Эрина, - Нам повезло, что вы оказались на дороге в это время.
- Рад видеть Вас, сир, - ответил гном и вежливо поклонился, - Садитесь.
Василий снял рюкзак с книгами и, придерживая ножны с мечом, неловко перекинулся в сани, где и улёгся, вытянув ноги.
Обменявшись приветствиями с Бальсаром, Тром уложил в сани и его, накрыв обоих меховой полстью - наружу торчали только головы.
Лыжную шапочку с Василия сняли, надев на него Эринову железную, с беличьей опушкой. Бальсара уложили набок, чтобы он мог согнуть свои длинные ноги незаметно для окружающих, и посоветовали притвориться спящим.
Оба гнома решили идти пешком: лошадка устала, да и было недалеко идти. Взяв лошадку с двух сторон под уздцы, они пошли быстрым шагом.
"- Какой торжественный въезд, - снова отозвалась Капа, - Ну, прямо настоящий король!"
"- Молчи, змея, уволю!"
"- Вы не джентльмен, сир, Такие слова - и даме. Фи".
"- Какая ты дама? Вредная стекляшка - не больше".
"- Не будем ссориться, сир. Я теперь - Ваш единственный друг на весь Соргон, и самый надёжный собеседник".
"- Не будем ссориться, Капа".
Городские стены Василий увидел неожиданно: плавный изгиб дороги уже давно открыл для обзора крепостную стену Скироны и, выпрямившись, показал и подъёмный мост, и ворота в обрамлении массивных квадратных башен, но король пялился на небо, тщетно пытаясь отыскать хоть какое-нибудь знакомое сочетание звёзд.
Яркая луна его мало интересовала: немного крупней земной, и цветом, как раз, под стать Бальсаровым штанам - ничего необычного. А вот звёзды… Их было так много, что всё небо казалось Млечным путём: нигде ни тёмного пятнышка, ни просвета, то бишь, протемнения, между звёздами не удавалось найти, сколько Василий ни крутил головой.
Потому, только опустив глаза по ходу движения, он неожиданно увидел Скирону. Конечно, в памяти Фирсоффа он не раз сталкивался с изображениями городов, но то было как-то не по настоящему, несерьёзно. Словно киношные макеты крепостей, те картинки не волновали и не впечатляли утончённое восприятие Василия. Теперь же ощущения были совершенно иными: король на расстоянии чувствовал мощную силу камня, уложенного ровными рядами в крепостную стену, и голос этой силы вызывал не то, чтобы преклонение, но уважение - это бесспорно - у юного короля.
Василии нетерпеливо ёрзал, пока сани подползали к городу, и всё вытягивал шею, чтобы не пропустить, не просмотреть что-нибудь интересное. Эрин с тревогой оглядывался на беспокойного короля, опасаясь ненужного внимания со стороны городской стражи, но молчал: он тоже подчинился власти этикета и не осмелился сделать замечание своему монарху.
Против ожидания, в город въехали без приключений: открытые настежь городские ворота никто не охранял. Стражи столпились у крыльца караульного помещения, на котором разбросаны были монеты, и неотрывно смотрели на них в боязни пропустить изменения. От кучки солдат слышно было только сопение и, изредка, со стоном: "Раттанар", "Раттанар".
В городе, похоже, никто не спал. Повсюду видны были группки людей с монетами в руках. Все ждали перемен, и ожидание это невозможно было выносить в одиночестве среди домашних стен. Жители неосознанно сбивались вместе, и от группки к группке ползло то же тревожное: "Раттанар, Раттанар". Других слов было не разобрать.
Василий не мог понять, какое чувство преобладало в этом, со всех сторон слышном названии его королевства. Надежда? Страх? Ненависть? Каждый раз слово "Раттанар" звучало по-разному, и он вдруг понял, что существует реальная опасность быть обвинённым в убийстве всех, именно ВСЕХ, королей.
Если Маски не дураки, то они повернут на него народы Двенадцати королевств, и доказать что-либо будет невозможно. Решение начинать борьбу с Масками из Скиронара стало казаться Василию ошибкой, несмотря на все явные тактические преимущества.
Тут, как уже было, к нему пришло знание, что Переход открылся бы для него в любое место Соргона, какое он посчитал бы удобным для появления в этом мире. Неужели он просчитался и начал свою кампанию с неверного шага? Почему, ну почему он не подумал об этой опасности раньше? И почему знание о возможности выбора места Перехода не посетило его в Чернигове, перед выходом в Соргон? Робкая радость от собственной везучести - решил начинать со Скироны, к ней и попал - сменилась унылой тоской.