Генерал Руссиянов тут же направил по обочине мотоциклистов просить беженцев уступить дорогу на Молодечно. Затем на дюжине разгруженных от различного имущества автомашин дивизии разместили наиболее боеспособный батальон и выдвинули его в голову колонны. Подразделениям, оставшимся в пешем строю, было приказано совершить марш-бросок.

Вся колонна быстро двинулась вперед. До цели оставалось каких-нибудь два километра, когда на полуторке со стороны Острошицкого Городка подъехал начальник разведки дивизии майор С. Н. Бартош с группой командиров и бойцов. Он сообщил, что там высадился парашютный десант гитлеровцев, а совсем недавно в местечко вошли немецкие танки.

Состоялся импровизированный военный совет. Решили, что попытка выбить врага из Острошицкого Городка обойдется слишком дорого, поскольку дивизия почти не имела артиллерии. Оставалось развернуть соединение для обороны. Надо отдать должное распорядительности и собранности комдива. Он сразу же выбрал удобный рубеж между деревнями Караси и Усборье. Фронт обороны достигал 25 километров. В первом эшелоне справа развернулся 85-й стрелковый полк подполковника М. В. Якимовича, а слева - 355-й во главе с полковником Н. А. Шваревым; во втором эшелоне, в нескольких километрах от передовых, остался 331-й полк полковника И. В. Бушуева.

Дивизия приняла боевой порядок, не побоюсь этого высокого слова, классически. На редкость быстро и сноровисто действовали командиры всех степеней и их подчиненные. Оказалось, что именно на этой местности части соединения раньше неоднократно проводили учения. Бойцы знали здесь буквально каждый бугорок. Иван Никитич Руссиянов предусмотрел все. Вскоре подошли несколько автомашин с пустыми бутылками, которые тут же наполняли бензином, и все воины, начиная с комдива, занялись тренировкой в их метании.

Через час была установлена связь с КП корпуса, и генерал И. Н. Руссиянов доложил комкору об обстановке и принятом решении. А. Н. Ермаков запротестовал, требуя выбить немцев из Острошицкого Городка. Тогда Иван Никитич сделал дипломатический ход, сказав, что решение поддержано исполняющим обязанности начальника штаба 13-й армии, и передал трубку мне. Я твердо заверил, что всю ответственность за это решение принимаю на себя, и просил уведомить об этом члена Военного совета армии П. С. Фурта, находящегося в Волковичах, или командарма, если он уже прибыл туда.

В удачном для нас исходе последовавших затем боев на рубеже Караси, Усборье в этот день положительную роль сыграло то, что 7-я танковая дивизия противника вместе с пехотой и парашютистами начала атаку лишь в 15 часов. Получилось так, очевидно, потому, что обойденный с двух сторон 288-й стрелковый полк подполковника Г. П. Кучмистого из 64-й дивизии, заняв круговую оборону, оказал этой вражеской группировке упорное сопротивление. Командир немецкой 7-й танковой дивизии фон Функ, наверное, не пожелал оставлять у себя в тылу боеспособную часть, имеющую артиллерию, и попытался с ней расправиться. Это ему не удалось, а время было потеряно. Полк Кучмистого, не без потерь конечно, 28 июня вырвался из окружения.

Убедившись, что 100-я стрелковая дивизия в состоянии прочно удерживать свой рубеж, я отправился на ее левый фланг, куда, по словам генерала А. Н. Ермакова, должен был выйти 603-й стрелковый полк 161-й дивизии. Здесь мне удалось встретиться с командиром этого полка майором И. Е. Буслаевым. Он заверил, что 603-й полк будет надежно прикрывать правый фланг дивизии Руссиянова, ибо он вполне боеспособен и ему придана артиллерия. На подходе, сказал Буслаев, был еще один стрелковый полк. После этого я счел свою миссию выполненной и без особых приключений вернулся в Волковичи. Здесь узнал, что незадолго до моего приезда в расположенный неподалеку хутор Ждановичи прибыли, наконец, П. М. Филатов и А. В. Петрушевский с довольно большой группой командиров и бойцов наших армейских служб и присоединившихся к ним других воинов. Оказалось, что им пришлось пробиваться из окружения.

С помещениями было не густо, и командарм расположился в комнате В. А. Юшкевича. Когда я вошел к ним, они вели оживленную беседу. Я доложил о результатах своей поездки. В ответ П. М. Филатов сказал:

- Твои правильные действия при выводе колонны одобряю. А вот командира корпуса Руссиянов напрасно не послушался и проявил самоуправство. Из Острошицкого Городка немцев нужно было выбить.

- Дивизия не имела артиллерии, люди устали после форсированного марша, в воздухе господствовала немецкая авиация,- ответил я.

- Артиллерию, находящуюся в 44-м корпусе, я возвращаю Руссиянову. Организуем подвоз боеприпасов и Острошицкий Городок завтра с утра будем брать. На его рубеже можно организовать прочную оборону.

- Но и на рубеже Караси, Усборье оборона прочна, а с прибытием артиллерии еще более укрепится,- попытался возразить я. Но командарм был непреклонен. Он сказал, что приказ об атаке на Острошицкий Городок уже отдан.

Затем командарм сообщил, что А. В. Петрушевский вскоре выедет на КП фронта, чтобы просить подкреплений.

- Я думаю, что для такого святого дела, как оборона Минска, они найдутся,заключил генерал Филатов.

У себя в оперативном отделе я застал подчиненных за спешной работой: по указанию Петрушевского они анализировали поступившие в штаб донесения о действиях войск армии за подходивший к концу напряженный день 26 июня. Им активно помогали в этом и несколько человек из штаба 44-го корпуса. Предстояло составить проект доклада командарма генералу Д. Г. Павлову.

Я тут же включился в общую работу. Просмотр оперативных сводок начал не по установившейся традиции - по фронту справа налево, а с действий 64-й стрелковой дивизии, поскольку опасался, что обстановка здесь могла резко ухудшиться. К тому же оттуда, от Иовлева, только что вернулся П. И. Крайнев, который взялся дополнить имевшуюся у нас информацию своими наблюдениями очевидца. Из его слов следовало, что после того как мы с П. С. Фуртом уехали из Марковичей, бои на участке 30-го полка приняли ожесточенный характер. В его боевые порядки прорвалось до батальона танков и двух батальонов пехоты. Кризисная ситуация создалась у деревни Рогово, оборонявшейся 1-й стрелковой ротой 30-го полка. Ею командовал лейтенант Афанасьев, недавно вступивший в должность. Подразделение, оказавшееся в зоне исключительно плотного минометного огня, дрогнуло, и в деревню ворвались рота гитлеровцев и до десятка танков. Командир поначалу не смог навести порядок среди подчиненных, и они устремились к Пухлякам. Дело принимало опасный оборот. Вражеские танки, преследуя отходящих, вошли на мост, что на шоссе южнее Пухляков. И тут произошло неожиданное: один за другим загорелись три бронированные машины противника. Оказалось, что под мостом занял позицию рядовой Пшеничный, который сноровисто пускал в ход бутылки с бензином, а затем открыл огонь из автомата по выбравшимся из танков и пустившимся наутек экипажам. Остальные машины развернулись, чтобы двинуться назад, и тут их накрыла расположенная неподалеку наша артиллерийская батарея.

Видя это, заметались в Рогове и немецкие пехотинцы. Капитан Новиков, командир 1-го батальона, в состав которого входила рота лейтенанта Афанасьева, подбросил сюда хотя и небольшое, но все же подкрепление - отделение автоматчиков с двумя станковыми пулеметами - и сам возглавил контратаку на Рогово. Одновременно пулеметы с окраины Пухляков открыли эффективный огонь по гитлеровцам в Рогово, которые не выдержали этого согласованного удара и поспешно оставили деревню. Отошли и немецкие танки.

Под Роговом враг потерял 5 танков, несколько десятков солдат и офицеров убитыми и пленными. Наша 1-я рота, конечно, тоже понесла большие потери. С горечью узнали товарищи, что на мосту у Пухляков пал герой этого боя рядовой Пшеничный.

С меньшими потерями отбила наскоки фашистов 5-я рота лейтенанта Омельченко, оборонявшаяся у деревни Криницы, левее роты Афанасьева. Омельченко, заметив, что танки противника ушли в сторону от пехоты, наступавшей цепью, решил атаковать ее во фланг. Он расположил на своем левом фланге ручной пулемет отличного пулеметчика Верхоглядова и с ним еще пять метких стрелков. Всех остальных вывел на опушку рощи, где фашисты не наступали.