Забыв назвать себя, член Военного совета П. С. Фурт сразу же, что называется с порога, спросил комкора:

- Что вы можете предпринять для предотвращения прорыва немцев к Минску с севера?

В ответ прозвучал встречный вопрос, произнесенный невозмутимым тоном:

- С кем имею честь?

Обычного представления В. А. Юшкевичу показалось недостаточно, и он попросил нас предъявить документы. Потом ответил на вопрос П. С. Фурта тоже без каких-либо эмоций:

- Ничего не могу предпринять сверх того, что уже сделал, разрешив Иовлеву выдвинуть усиленный артиллерией полк в полосу правого соседа - 2-го стрелкового корпуса генерала Ермакова. Кстати, он также подчинен 13-й армии.

Мы переглянулись с Порфирием Сергеевичем, и я спросил у комкора, имеется ли у него связь с генералом А. Н. Ермаковым. - Связь есть,- отозвался Юшкевич,- но что толку: Аркадий Николаевич со своим штабом находится в 50 километрах от Минска и, как видно, не может оказать никакого влияния на свою 100-ю дивизию, которая давно уже должна быть в районе Острошицкого Городка.

Мы тут же связались с генералом Ермаковым. От него узнали, что накануне поздним вечером нарочный вручил начальнику штаба 100-й стрелковой дивизии полковнику П. И, Груздеву приказ о немедленном выдвижении соединения на рубеж Острошицкий Городок, Ошмянцы. Однако комдива генерала И. Н. Руссиянова при этом на месте не было, он находился в центральной части города, выполняя одновременно обязанности начальника гарнизона Минска. Положение осложнялось также тем, что ранее 100-я стрелковая дивизия по приказу генерала Д. Г. Павлова была в основном выведена из Уручья, своего довоенного места дислокации, и рассредоточена вдоль западных предместий города.

Предупреждая, видимо, наш вопрос, почему сам комкор находится так далеко от Минска, Аркадий Николаевич объяснил, что он со своим малочисленным штабом по приказу генерала Климовских занят срочным выдвижением 161-й стрелковой дивизии, которой предстоит прикрыть правый фланг минского участка обороны,

- Один пополненный людьми полк дивизии в настоящее время перебрасывается на правый фланг Руссиянова. Вскоре будет пополнен еще один,- заключил он.

- Семен Павлович,- сказал мне член Военного совета,- вы сейчас отправитесь в Минск и обеспечите немедленный вывод дивизии Руссиянова на назначенный ей рубеж.

- Но прежде я хотел бы взглянуть на фотокопию карты, захваченной разведчиками капитана Чумакова,- попросил я.

Юшкевич тут же подвел нас к столу, на котором лежала развернутая трофейная карта - не фотокопия, а подлинник. На ней было показано оперативное построение всей немецкой группы армий "Центр". Особенно четко выделялись направления ударов 2-й и 3-й танковых групп{18}, рубежи выхода их передовых частей по срокам. Впервые я видел вражеский оперативный документ такого значения и оценил его как профессионал: выполнен он был со скрупулезной четкостью и логичностью, хотя в наглядности уступал нашим подобным документам. Но, конечно, отнюдь не это стало главным впечатлением. Перед нами лежал графический план первой наступательной операции группы армий фельдмаршала фон Бока. Мы с Порфирием Сергеевичем буквально впились в него глазами. Ведь он позволял оценить громадные силы врага, наступавшие в полосе нашего фронта, давал возможность в полном объеме понять не только сущность, но и драматизм оперативно-стратегической ситуации на Западном стратегическом направлении, осмыслить коварные и небезосновательные расчеты Гитлера.

Признаюсь, взгляд на эту карту вызвал у меня душевное волнение больше, чем отчаянная схватка с врагом под Городком. Роковую опасность сулили танковые клинья, устремленные к Минску. Мощные одновременные удары 2-й и 3-й танковых групп по сходящимся направлениям к столице Белоруссии ставили под угрозу окружения, и очень скорого, почти все наличные войска Западного фронта. Нанесенные на карте рубежи продвижения танковых соединений неопровержимо свидетельствовали, что этот план, хотя и не без трудностей, настойчиво проводится фашистами в жизнь.

Прежде чем В. А. Юшкевич успел что-либо пояснить, я, не сумев сдержать нетерпение, возможно излишне резко, спросил его:

- Почему вы отправили в штаб фронта копию, а не подлинник? Заметно побледнев, Василий Александрович, немного растерявшись, сказал, что все его попытки связаться со штабами нашей армии и Западного фронта не увенчались успехом, поэтому он просто не знал, куда послать подлинник.

- Есть фотограф? - спросил я.- Надо немедленно переснять карту.

- Это уже сделано,- глухо ответил генерал Юшкевич.

- Документ имеет стратегическое значение,- выражая наше общее мнение, взволнованно произнес П. С. Фурт.

И действительно, это было так. Когда утром 27 июня карту представили Маршалу Советского Союза Б. М. Шапошникову, находившемуся на КП Западного фронта, искушенный генштабист, предварительно ознакомившийся с разведывательными донесениями Северо-Западного, Юго-Западного и Южного фронтов, сразу же сделал принципиальный вывод о том, что главный удар враг наносит не на юге, а в центре. Так этот документ послужил важным аргументом в ряду доводов, приводимых генштабистами с целью убедить И. В. Сталина в том, что он ошибался, считая южное крыло советско-германского фронта главным в планах Гитлера.

Как мы позднее узнали, наша Ставка начала срочную переброску на Западное направление не только резервных войск, но и нескольких армий, уже выдвинутых или выдвигавшихся на Юго-Западное направление. Только после войны мне стало известно, что маршал Шапошников настоятельно рекомендовал И. В. Сталину разрешить форсированный отвод наших войск на восток, на рубеж Днепра.

...Не узнать было столицу Белоруссии: над городом поднимались столбы огня и дыма, вокруг раздавались оглушительные взрывы. Вражеская авиация волна за волной нависала над Минском, превращая в руины индустриальные комплексы и жилые кварталы. По шоссе, ведущем из Минска в Борисов, непрерывной лентой вился поток беженцев. Группы мужчин призывного возраста не раз останавливали нас с настойчивым вопросом: куда им надлежит явиться, чтобы вступить в ряды действующей армии? Мы направляли их в Борисовский военкомат.

Местом первоначального расположения штаба 100-й стрелковой дивизии, как я уже говорил, было Уручье, но там я нашел лишь помощника начальника штаба по тылу капитана А. К. Ростовцева. Он сообщил, что КП соединения переместился в лес, в район урочища Белое Болото. Приехав туда, я застал начальника штаба дивизии полковника Груздева, сказавшего, что перед рассветом соединение выступило во главе с вернувшимся из Минска Руссияновым в направлении Острошицкого Городка. Я решил нагнать походную колонну дивизии и попытаться максимально ускорить продвижение хотя бы ее авангардных подразделений, чтобы упредить выход немцев в район Острошицкого Городка.

Колонну я догнал сравнительно скоро, на вездеходе мы ехали в основном по обочине шоссе, по которому все более и более нарастал поток беженцев. К моему недоумению, колонна стояла на развилке дорог, ведущих на Молодечно и Логойск.

Представившись генералу Руссиянову и предъявив документы, я осведомился:

- Разрешите узнать: почему стоите?

- Думаем пропустить вот эту особенно многолюдную волну беженцев и дать личному составу хотя бы краткий отдых, а затем совершим бросок,- ответил комдив.

- Но ведь за это время враг как раз и сможет не только занять Острошицкий Городок, но и закрепиться в нем!

- Что же, прикажете силой согнать этих несчастных с шоссе?- довольно возбужденно включился в разговор находившийся рядом заместитель Руссиянова по политчасти батальонный комиссар К. И. Филяшкин.- Ведь им придется бросить весь свой подручный транспорт, и они останутся с пустыми руками!

- Думаю, что применение силы не потребуется,- сказал я, - а вот если фашистские танки вырвутся на шоссе - все эти люди погибнут. Так что наиболее верный способ спасти их, да и не только их, это преградить путь немецким танкам на Минск на указанном дивизии рубеже.