Энтони. Если не возражаете, позвольте нам самим судить о своем положении. Уходите и подумайте лучше о своем.
Робертc (делая шаг вперед). Мистер Энтони, вы уже не молодой человек. С тех пор, как я себя помню, вы всегда были злейшим врагом всех рабочих на заводе. Я не хочу сказать, что вы злой и жестокий человек. Но вы затыкали им рот всякий раз, когда они хотели сказать хоть слово в свою защиту. Вы четыре раза подавляли забастовки. Я слышал, что вы любите драться. Так вот, попомните мои слова: это последняя ваша схватка!
Тенч дергает Робертса за рукав.
Андервуд. Робертc, перестаньте!
Робертc. Не перестану. Почему председателю можно говорить все, что он думает, а мне нет?
Уайлдер. Вот до чего дошло!
Энтони (посмотрев на Уайлдера и мрачно усмехнувшись). Продолжайте, Робертc, можете говорить все, что захотите!
Робертc (подумав). Мне нечего больше сказать.
Энтони. Объявляю перерыв до пяти часов вечера.
Уэнклин (тихо Скэнтлбери). Так мы никогда не договоримся.
Робертc (саркастически). Мы благодарим председателя и членов правления за то, что они соблаговолили выслушать нас.
Он идет к двери. Рабочие в недоумении сбились в кучу: потом Раус, подняв
голову, обходит Робертса и выходит первым. Остальные следуют за ним.
Робертc (взявшись за ручку двери, угрожающе). Всего доброго, джентльмены!
Харнесс (иронически). Поздравляю! Вы проявили удивительный дух согласия. Джентльмены, с вашего позволения я покину вас до половины шестого. Всего наилучшего!
Он кланяется, на мгновение останавливает взгляд на Энтони - тот встречает его взгляд совершенно спокойно - и выходит в сопровождении Андервуда. Минута
неловкого молчания, затем в дверях снова появляется управляющий.
Уайлдер (с видимым раздражением). Ну? Растворяются двери, ведущие в гостиную.
Энид (остановившись в дверях). Завтрак готов.
Эдгар резко встает с места и проходит в дверь мимо сестры.
Уайлдер. Пойдемте завтракать, Скэнтлбери?
Скэнтлбери (с трудом поднимается с кресла). Конечно. Единственное, что нам остается.
Они выходят в гостиную.
Уэнклин (тихо). Вы в самом деле хотите стоять на своем до конца, сэр?
Энтони кивает.
Уэнклин. Берегитесь! Суть в том, чтобы знать, где остановиться.
Энтони молчит.
Уэнклин (серьезным тоном). На этом пути нас ожидает гибель. Миссис Андервуд, ваш отец забыл, наверное, чем кончили древние троянцы.
Он выходит через двойные двери.
Энид. Я хочу поговорить с папой, Фрэнк.
Андервуд следует за Уэнклином. Тенч обходит стол, приводя в порядок
разбросанные бумаги и ручки.
Энид. Ты разве не идешь, отец?
Энтони отрицательно качает головой. Энид многозначительно смотрит на
секретаря.
Энид. Вы, конечно, позавтракаете с нами, мистер Тенч?
Тенч (с бумагами в руках). Благодарю вас, мадам, благодарю!
Он медленно выходит, оглядываясь назад.
Энид (затворив за ним дверь). Я полагаю, все улажено, папа?
Энтони. Нет!
Энид (разочарованно). Как? И ты ничего не сделал?
Энтони качает головой.
Фрэнк говорит, что все они, кроме Робертса, согласны на компромиссное решение.
Энтони. Но я не согласен!
Энид. Мы в таком ужасном положении! Быть женой управляющего и жить здесь, когда на твоих глазах... Папа, ты даже представить себе не можешь!
Энтони. Не могу?
Энид. Мы же видим, как они бедствуют. Помнишь мою горничную Анну - она вышла замуж за Робертса?
Энтони кивает.
Так все это нехорошо. У нее больное сердце, а с тех пор, как началась забастовка, она плохо питается. Я это знаю точно, отец.
Энтони. Бедная женщина! Помоги ей, дай ей все, что нужно.
Энид. Робертc не позволяет ей ничего принимать от нас.
Энтони (задумчиво смотрит перед собой). Я не могу отвечать за чужое упрямство.
Энид. Они так все страдают! Папа, прекрати забастовку, ну, пожалуйста, хотя бы ради меня.
Энтони (пристально поглядев на дочь). Ты ничего не понимаешь, дорогая.
Энид. Если бы я была в правлении, я сумела бы что-нибудь сделать.
Энтони. Интересно, что бы ты сделала?
Энид. Это потому, что ты не любишь уступать. В этом нет никакой...
Энтони. Договаривай.
Энид. Нет никакой необходимости.
Энтони. Что ты знаешь о необходимости? Ты лучше читай свои романы, музицируй, веди умные разговоры, но не пытайся просвещать меня насчет того, что лежит в основе такой схватки, как эта.
Энид. Я здесь живу и сама все вижу.
Энтони. Как ты думаешь: что стоит между тобой, твоим классом, и этими людьми, которых ты так жалеешь?
Энид (холодно). Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, папа.
Энтони. Есть люди, которые трезво смотрят на вещи и обладают достаточной выдержкой, чтобы постоять за себя. Если б не они, через несколько лет ты со своими детьми жила бы в таких же условиях, как и рабочие.
Энид. Ты не знаешь, в каком они ужасном состоянии!
Энтони. Я все знаю.
Энид. Нет, не знаешь! Если бы ты знал, ты бы не...
Энтони. Это ты не знаешь элементарных истин. Кто-то все время ограждает тебя от непрекращающихся требований рабочих. А иначе, ты думаешь, тебя бы пощадили? Нет, пощады не жди. Сначала, дорогая, ты лишишься сентиментов, потом культуры и всех жизненных удобств.
Энид. Я не верю в барьеры между классами.
Энтони (раздельно). Ты не веришь в барьеры между классами?
Энид (холодно). И я не понимаю, какое это имеет отношение к нашим делам?
Энтони. Такие, как ты, поймут это поколения через два.
Энид. Но ведь все упирается в тебя и Робертса, папа! Ты сам знаешь.
Энтони выпятил нижнюю губу.
Это погубит Компанию.
Энтони. Позволь мне судить об этом.
Энид (обидчиво). Я не могу стоять в стороне, когда бедная Анни Робертc страдает! И подумай о детях, папа! Я предупреждаю тебя.
Энтони (с грустной улыбкой). Что же ты собираешься предпринять?
Энид. Это мое дело.
Энтони молча смотрит на нее. У Энид дрогнул голос, она гладит отца по
рукаву.
Папа, ты знаешь, что тебе вредны все эти заботы и волнения. Помнишь, что велел доктор Фишер?
Энтони. Не нам, старикам, слушать, что болтают старые бабы.
Энид. Ты же добился уже многого, если это в самом деле для тебя вопрос принципа.