Энтони уставился прямо перед собой невидящим взором. Полнейшее молчание Из
холла входит Фрост. Все выжидающе смотрят на него.
Фрост (своему хозяину). Рабочие пришли, сэр. Провести их сюда, сэр?
Энтони (с отстраняющим жестом). Пусть подождут!
Фрост уходит. Энтони поворачивается к Эдгару.
Перехожу к нападкам, которым я тут подвергся.
Эдгар, который стоит неподвижно, потупясь, протестующе вытягивает руку.
Умерла женщина. Говорят, что я виноват в ее смерти. Говорят, что я виноват в том, что мучаются и голодают другие женщины и их дети.
Эдгар. Я сказал: "мы виноваты", сэр.
Энтони. Это одно и то же. (Голос его становится все громче и громче, волнение все более и более очевидно.) Разве я виноват в том, что в равной схватке, которую начал отнюдь не я, мой противник пострадал? Если меня сшибут с ног - а это может случиться, - я не стану жаловаться и звать на помощь. Я сам постараюсь встать. Так и он пусть не жалуется. Это честный бой. В другой раз подумают, прежде чем затевать ссору!
Эдгар (тихо). Разве это честный бой, отец? Посмотри на них и на нас. У них это - единственное оружие!
Энтони (угрюмо). А вы слишком малодушны, чтобы учить их, как пользоваться этим оружием! Нынче, кажется, пошла мода брать сторону противника. Я этому искусству не обучен. А в разногласиях между ними и профсоюзом я тоже виноват?
Эдгар. Существует такое понятие, как милосердие.
Энтони. Но превыше всего - справедливость.
Эдгар. Что справедливо по отношению к одному, сэр, несправедливо по отношению к другому.
Энтони (еле сдерживаясь). Вы обвиняете меня в несправедливости... это все равно, что обвинить в бесчеловечности... в жестокости...
Эдгар испуганно поднимает руку, остальные тоже задвигались.
Уэнклин. Успокойтесь, председатель!
Энтони (печально). И это говорит мой собственный сын! Это голос поколения, которое я не понимаю, - поколения мягкотелых.
Общий ропот. С громадным усилием Энтони берет себя в руки.
Эдгар (негромко). Отец, все, что я говорил, относится и ко мне.
Они обмениваются долгим взглядом, потом Энтони отмахивается, словно бы говоря, что дело не в личностях, и, покачиваясь, как от головокружения, прикладывает руку ко лбу. Присутствующие бросились было к нему, ко он жестом
останавливает их.
Энтони. Прежде чем ставить эту поправку на голосование, мне хочется сказать еще кое-что. (Он обводит всех глазами.) Если поправка будет принята, это будет означать, что мы не добьемся того, к чему стремились. Не выполним свой долг перед капиталом. Не выполним свой долг перед самими собой. Это будет означать, что мы окажемся безоружными, на нас будут постоянно наседать, и нам придется постоянно отступать. Не питайте никаких иллюзий на этот счет. Если мы сейчас покинем поле боя, нам никогда не вернуть прежних позиций! Нам придется бежать от собственных рабочих, как собачонкам под ударами хлыста. Если вы не хотите такой участи, то вы не примете эту поправку, джентльмены.
Он снова медленно обводит всех глазами, задерживая взгляд на Эдгаре. Члены правления уставились в пол. Энтони делает знак, и Тенч подает ему книгу.
Энтони (читает). Предложено мистером Уайлдером и поддержано мистером Уэнклином: разрешение конфликта незамедлительно поручить мистеру Саймону Харнессу в согласии с условиями, предложенными им нынешним утром. (Неожиданно громким голосом.) Кто "за", прошу поднять руку!
Некоторое время никто не шевельнется. Но едва только Энтони хочет заговорить, как поспешно поднимают руки Уайлдер и Уэнклин, затем Скэнтлбери
и, наконец, не глядя, Эдгар.
Кто "против"?
Поднимает руку.
(Отчетливо.) Принято. Я подаю в отставку.
Энид охнула, остальные молчат. Энтони сидит неподвижно, медленно опуская
голову, потом внезапно, словно собрав все силы, выпрямляется.
Пятьдесят лет! Вы опозорили меня, джентльмены. Пригласите рабочих.
Он неподвижно смотрит перед собой. Члены правления торопливо жмутся друг к другу. Тенч с испуганным видом открывает дверь в холл. Андервуд почти
силой уводит Энид из комнаты.
Уайлдер (растерянно). Им ведь надо что-то сказать? Где же этот Харнесс? Может быть, нам не следует до его прихода даже разговаривать с рабочими? Я, право, и не знаю...
Тенч. Проходите, прошу вас.
Входят Томас, Грин, Балджин и Раус и становятся в ряд по одну сторону маленького столика. Тенч садится и что-то пишет. Все смотрят на Энтони, но
тот молчит.
Уэнклин (подходит к столику, нервничая). Ну как будем решать, Томас? Чем кончился ваш митинг?
Раус. Сейчас придет Сим Харнесс и изложит наше решение. Мы вот ждем его. Он все скажет.
Уэнклин. Так вы договорились, Томас?
Томас. Робертc не придет. У него умерла жена.
Скэнтлбери. Да-да, мы слышали. Бедная женщина!
Форст (входит из холла). Мистер Харнесс, сэр!
Пропустив Харнесса, он уходит. У Харнесса в руках лист бумаги. Он кланяется членам правления, небрежно кивает рабочим и останавливается у столика как
раз посередине комнаты.
Харнесс. Добрый вечер, джентльмены!
Тенч берет листок бумаги, на котором писал, и подходит к Харнессу. Они
переговариваются вполголоса.
Уайлдер. Мы ждали вас, Харнесс. Надеюсь, мы придем к какому-нибудь...
Из холла входит Фрост.
Фрост. Пришел Робертc.
Уходит. Быстро входит Робертc и останавливается, пристально глядя на Энтони.
Лицо его осунулось и как-то постарело.
Робертc. Мистер Энтони, я немного опоздал. Я пришел бы вовремя, но вынужден был по некоторым причинам задержаться. (Рабочим.) Тут что-нибудь говорили?
Томас. Нет. Но ты-то зачем пришел?
Робертc. Джентльмены, утром вы предложили нам уйти и подумать. Мы подумали. И вот мы здесь, чтобы передать вам ответ рабочих. (Энтони.) Уезжайте обратно в Лондон. Вы ничего от нас не дождетесь. Мы ни на йоту не отступились от своих требований и не отступимся, пока они не будут полностью удовлетворены.
Энтони молча смотрит на него. Движение среди рабочих.
Xарнесс. Робертc!
Робертc (кинув на него яростный взгляд, снова обращается к Энтони). Вот так: коротко и ясно! Вы напрасно надеялись, что рабочие сдадутся. Вы можете причинить нам физические муки, но дух наш сломить не удастся. Уезжайте в Лондон, ничего от нас не добьетесь, понятно?